Когда они прибыли в парк, на город начинали спускаться сумерки, а над деревьями плыла очаровательная мелодия аргентинского танго. Оркестр был на месте, и на танцплощадке уже кружилось несколько пар. Надя оказалась хорошей партнершей, и Костя старался не отставать. Танго сменялось вальсом, вальс фокстротом — они летели сквозь очарование этого вечера на одном дыхании, почти не прерываясь на отдых. Он с восторгом ощущал ее гибкое тело в своих руках. Оркестр был изумительный, и, самое важное, музыканты не боялись играть не очень рекомендованные к исполнению зарубежные мелодии.
Где-то уже довольно поздно, после очередной мелодии, на сцену выскочил странно одетый, лохматый и неухоженный парень, держа в руках странную гитару. Он ударил по струнам и из нее донесся рычащий звук. Все танцующие громкими возгласами и свистом приветствовали нового исполнителя. Парень, не мешкая, принялся играть какую-то сумасшедшую зажигательную мелодию. Все бросились в пляс, который больше напоминал прыгание дикарей. Костя стоял в стороне, ошеломленный и не понимающий: неужели он так отстал от современной музыки, если это, конечно, можно было назвать музыкой? Надя тоже было пустилась в пляс, но, заметив, Костино смущение, махнула рукой и потянула своего кавалера с танцевальной площадки в парк, сказав:
— Пошли, отдохнем — я немного устала.
— Что это было? — наконец спросил Костя, когда они отошли от громыхающей музыкой танцплощадки.
— Это? А, рок-н-ролл, конечно. А ты что, не слышал раньше?
— Нет!
— Ну, считай, тебе повезло, что они еще тяжелый рок не стали играть! — усмехнулась Надя, ведя очумевшего от новой музыки Костю. Растерявшись, он даже не спросил, что такое этот страшный тяжелый рок… или он знал? У него было впечатление, что он где-то слышал это слово.
А Надя уводила его от шума на тихую алею, подсвечиваемую уютными фонарями. Наконец, они нырнули в проход между кустами на какую-то тропинку и остались совсем одни в темноте. Костя, все еще никак не мог собраться мыслями. Он окончательно поплыл в сладкой истоме, ощутив Надины руки у себя на плечах и вглядываясь в призывно отблескивающие светом далеких фонарей глаза. Они потеряли счет времени пока целовались. Костя все стеснялся пойти на более смелые ласки, но Надя сама запустила руку к нему за ворот рубахи и, когда он осмелился опустить руки ниже талии, одобрительно шепнула:
— Смелей, мой милый!
И все-таки, несмотря на весь восторг, в нем опять появилось, чувство неестественности, как будто Надя слишком торопила развитие их отношений. Нет, не в первый вечер он рассчитывал добраться до ее, сводящих его с ума, прелестей. Но отказываться было бы глупо, и он продолжил ласкать восхитительную грудь и даже до того догладил ее бедро, что почувствовал нежную горячую кожу под рукой из-под задравшегося платья.
Очарование вдруг стало стремительно рушиться, когда он почувствовал ее руку у себя в брюках. Он бы еще мог это представить после нескольких таких встреч, но чтобы вот так, сразу? Он почувствовал себя обманутым: "Нет, он знал, что она не такая девушка!" Он слишком хорошо это чувствовал. Просто, каким-то странным обманом, она обращалась с ним, будто знала его уже давно и очень близко. Он взял ее за плечи, отодвинул на вытянутые руки и с отчаянием посмотрел ей в глаза.
— Что с тобой, милый? — в ее голосе слышалось столько заботы и беспокойства, будто она была его женой.
Костя чувствовал, что сходит с ума. Но долго рассуждать на эту тему ему не удалось, как и ответить Наде. Над парком раздался леденящий страхом звук. Он слишком хорошо помнил его, когда ему было двенадцать, и Москва была фактически на осадном положении: воздушная тревога надрывной сиреной плыла над мирным парком. Помня въевшиеся в подсознание правила, он крикнул Наде:
— Уходим дальше от освещенных мест. Если это бомбежка, то на свету будет опасно!
Они побежали прямо от танцплощадки, на ощупь продираясь сквозь кусты. Он не выпускал Надиной руки, пытаясь хоть как-то обезопасить путь девушке. Вскоре они остановились перед кустами, с другой стороны которых пролегала широкая аллея. Костю остановил резкий звук выстрелов из автоматов. Они замерли под прикрытием кустов, не зная, куда дальше идти. Костя обнял присевшую рядом с ним на корточки девушку и шептал что-то успокоительное ей на ухо.
Вдруг на аллее послышалось шуршание гравия под марширующими ногами и окрики на немецком языке. Сквозь ветви Костя рассмотрел прошедший отряд, по всей вероятности, фашистского десанта. В слабом отсвете дальнего фонаря он сумел разглядеть необычную форму военных: они были одеты в какие-то несуразно пятнистые костюмы, высокие ботинки, вместо сапог, и береты. Если бы не их речь, он бы не понял, что за солдаты перед ним. Небольшой отряд очень быстрым шагом маршировал дальше. Спустя некоторое время оттуда донеслись звуки выстрелов, и крики людей, а так же громкие команды на немецком.
"Что за дикость?!" — у Кости не укладывалось в голове, что Германия снова атаковала Советский Союз. Ведь ни фашистов, ни Гитлера давно уже не было на политической сцене! Но страшная действительность не давала надолго задуматься. Он снова со страхом оглядел Надино платье — им повезло: что его рубашка, что ее платье в темноте неплохо сливались с листвой кустов. Он с ужасом представил, что было бы, если бы они сейчас щеголяли, как многие другие, в белых нарядах. Быть живой мишенью ему никак не улыбалось.
Что же делать в такой ситуации? Если это десант, то вряд ли он велик — иначе его не пропустила бы противовоздушная оборона. Значит, надо пытаться уходить из эпицентра военных действий, пока сюда не нагрянули наши войска. Он шепнул Наде:
— Двигаемся к боковому выходу из парка вдоль кустов и, не выходя на дорожки!
Девушка только послушно кивнула, и они кинулись бежать, пригибаясь и держась за руки, чтобы не потеряться. То там, то тут был слышен сухой треск автоматического оружия и вскрики людей. По звукам складывалось впечатление, что местами завязывалась перестрелка. Костя в темноте начал замечать, что иногда по пути стали попадаться совсем уж несуразно гигантские стволы, уходящие куда-то в черноту ночного неба. Местами с них свисали какие-то плети растений.
Они были уже почти на выходе из парка, когда их путь к свободе преградила большая широченная аллея, подсвеченная редкими фонарями. Где-то впереди был слышен шум шоссе, полного машин, будто никаких военных действий и не было, но за спиной опять раздалась стрекочущая очередь. Костя встал на самом краю, спрятавшись в густых кустах и внимательно вслушиваясь — было похоже, что сейчас здесь никого не было. Он обернулся к Наде, взглянув в ее испуганные, несчастные глаза, и понял, что она полностью ему доверилась:
— Держись крепче за руку, и бежим через дорогу! Другого пути нет! — схватив ее ладошку, он побежал…
Они уже были на середине пути, когда совсем рядом раздались оглушительные выстрелы. Костя в панике крикнул:
— Ложись! — и дернул Надю вниз на обочину, пытаясь закрыть ее телом от выстрелов. К своему ужасу он ощущал, что она не ложится, а падает, как подстреленная птица…
Он, ничего не понимая, подхватил ее тело на руки и, сев, склонился над ее грудью, где двумя темными пятнами растекалась кровь. Он забыл, что является легкой мишенью, как и не слышал выстрелов с противоположной стороны.
— Надя! — он пытался дозваться до девушки. Она услышала и, открыв глаза, ласково и немного удивленно, взглянула на него. Ее губы что-то прошептали, и она снова смежила веки, теперь уже навсегда. Он в отчаянии воскликнул. — Нет! Надя, не уходи опять!
Он не знал, почему она уходит опять, и не хотел знать. Какое-то время он ничего не замечал вокруг и не ответил человеку в гимнастерке, который, подбежав, спросил:
— Ты как? — не дождавшись ответа, боец крикнул. — Нужно уходить, если хочешь жить! Это была засада. Ей уже не поможешь! А-а! Торчи тут, на обстреле, если хочешь!
Солдат побежал дальше, а Костя сидел, смотрел невидящим взглядом на прекрасное девичье тело, слегка дернувшееся последний раз в судороге и окончательно обвисшее на его руках. Он представлял, минуту за минутой сегодняшний день: "Какой же он был идиот, что не пошел тогда на сближение с девушкой! Сейчас бы осталось хоть это воспоминание!" — ужаснувшись дикости своих мыслей, он разрыдался, покрывая поцелуями прекрасное лицо…
Рядом раздался шорох шин по гравию и урчание сильного двигателя. Костю окликнул знакомый голос:
— Konstantin, what are you doing here?
Костя облегченно почувствовал рядом присутствие настоящего друга, и, будучи больше не в состоянии удивляться, ответил:
— What the hell are you doing here, Sebastian? Where are you come from? — он не удивлялся тому, что свободно понимал, что этот улыбчивый американский латинос спросил, как и тому, откуда он взялся здесь, да и тому, что смог ответить приятелю тем же манером. Он просто продолжил на английском. — Разве не видишь?!
— Кто эта девушка?
— Надя! — с отчаянием ответил Костя. Себастьян подошел и осторожно пощупал пульс у нее на шее. По его помрачневшему лицу Костя понял, что не ошибается в своем страшном диагнозе.
— Берем ее в машину! — приказал чернявый американец, и подхватил тело под ноги. Вдвоем они осторожно уложили девушку на заднее сиденье. Себастьян указал жестом Косте на переднее сиденье, а сам прыгнул за руль своего Виллиса. — Надо быстрее отсюда сматываться!
Он развернул почти на месте джип и понесся по дороге. Костя с тупым ужасом смотрел, как Московский парк постепенно превращался в тропические джунгли. Но это не мешало военным действиям разворачиваться вокруг с устрашающей скоростью. По небу проносились лучи прожекторов ПВО, была слышна канонада артиллерийских выстрелов…
В конце концов, в небе появились те, кого так боялись и искали лучи ПВО: сопровождаемые тяжелым ровным гулом в темноте летели самолеты, иногда проглядывающие в лучах прожекторов. Вокруг раздались выстрелы зениток и появились трассирующие следы их выстрелов.