Наконец он мог сказать, что отдал все долги тем, кого по своей неосторожности успел породить в этом странном астрале. Он дал себе слово не возвращаться к своим созданиям, если они сами его не позовут. А позовут они его только в крайнем случае — так уж они договорились.
Он остался один, и перед ним был океан времени и бесконечность пустоты, из которой он должен найти выход. И чтобы понять, как это сделать, ему нужно пройти по мирам этого «ничто». То, что миры здесь обязаны быть, он не сомневался — должны же были куда-то попадать все эти тысячи душ, пропавших из реала Земли? Но все это могло подождать, а пока он спал. В этом странном сне его душа лечила свои раны и отдыхала вне времени и пространств…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВЫЖИТЬ СРЕДИ БРЕДА
ГЛАВА 12. КОГДА ДОЛГ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО
Джон стоял в подъезде своего дома и думал: "Если сейчас очень быстро выбежать, то оно не успеет. Не может оно так быстро среагировать и проехать эти пятьдесят метров!" И все равно он боялся: "А вдруг, оно уже будет ехать, и тогда этой гадине будет достаточно только чуть прибавить газу". С другой стороны, в прошлый раз он пытался сначала оглядеть улицу и чуть-чуть не угодил под колеса. Единственное, что его тогда спасло, это пешеход, которого он толкнул на желтый хищный капот. Ему было страшно стыдно за свой поступок — он никогда еще не опускался до преступления, но у него больше не было сил. Странно, но того нечастного пешехода эта тварь не сбила. Ее явно интересовал только один человек. Как такое могло происходить, Джон не понимал. Он спрашивал у коллеги, такого же задавленного работой среднего американца: что бы это могло значить, но тот только беспомощно пожимал плечами.
Все! Терпение иссякло, еще минута и он опоздает на работу, а в нынешние, тяжелые времена великой депрессии потерять работу — означало обречь себя на полуголодное существование. Джон собрался в кулак и, была-небыла, бегом рванул вдоль улицы. На сей раз, желтая морда такси появилась ему навстречу, когда он успел пройти только пять метров. У него еще мелькнула мысль: "А может, это обычное такси? Мало ли каких тут ездит!" Но, видя, как машина с разворота начинает ускоряться, он пустился в бег. До метро было двадцать метров, до такси — сто. Он бежал и смотрел в приближающееся лобовое стекло. Почему-то он никогда не мог разглядеть водителя. С другой стороны, разве тут разглядишь, когда самому надо бежать? До метро он не успевал. Он поддал еще, но дыхания не хватало — счет шел на доли секунды.
"Дерево!" — это лишних пять метров. Он юркнул за укрытие ствола, и желтая молния промелькнула мимо, возмущенно взвизгнув колесами.
Джон дрожащими руками достал дешевые Марлборо и судорожно затянулся. Здесь, у входа в подземку, он был в относительной безопасности. Унылые люди проходили чередой внутрь и обратно, не обращая на него никакого внимания.
Он не понимал, что творилось вокруг. Этот маньяк на машине доставал его чуть ли не каждый день, и обязательно утром. Джон с сожалением затушил недокуренную сигарету — не было времени на переживания, нужно было спешить на работу. Он привычно спустился по короткой лестнице (благо, ветка метро лежала под самой землей) и стал ожидать поезда. На перроне собралось прилично народу. Это было хорошо. Не то чтобы он любил толкаться, но последнее время двери вагонов почему-то старались его побольнее ударить, когда он заходил — как будто он не успевал в вагон. В потоке людей этого не происходило.
Он успел на работу, но буквально минута в минуту, и о утреннем черном кофе пришлось забыть. На вопросительный взгляд Джека — такого же, немного потертого, как и он, конторского служащего, Джон только жалостливо пожал плечами, мол: "Что поделаешь, даже парой слов не перекинуться до обеда!". Он с тоской взглянул на стол: там уже ждала его утренняя разнарядка. Он знал, что это опять будет текущий баланс "Трэйд Фалконс" — и почему у преуспевающих фирм такие идиотские названия? Торговые соколы — нет ничего более глупого. Но пока они платили их конторе деньги за бухучет, нужно было радоваться успешным соколам и восторгаться их именем.
Когда неприступный, как скала, и готовый лопнуть от важности шеф прошествовал к себе в конторку за стеклянную дверь, Джон уже с деловым видом восседал за своим столом. Ну и что, что он еще не мог отдышаться — на секунду дыхание можно было и задержать — даже наоборот, подобострастней выйдет.
Он хорошо знал, что нужно шефу. Как любой начальник средней руки, тот любил лизоблюдство, четко выполненную работу и, естественно, не любил вопросов, особенно про зарплату и отпуска. Единственное, что его можно было спросить, это было: "Как поживает Ваша супруга, и не болеют ли Ваши очаровательные детишки?" Видел как-то раз он эту супругу с детишками — почти точная копия отца семейства, такие же бегемотообразные, разве что детишки калибром чуть поменьше.
Джон не без гордости считал себя хорошим специалистом — в конторе даже разыгрывали пари на то, найдет ли кто в его бухгалтерских отчетностях ошибку, но приходы и расходы всегда сходились с невероятной точностью. Он где-то понимал, что это было еще и из-за того, что просто ни у кого не было времени проверять. Вот у Джека, семья в пять ртов, где уж тут до игр с коллегами.
Джон жил один. Он не хотел признаваться себе, но все же понимал, что с возрастом ему все трудней устанавливать контакт с противоположным полом. Он и в молодости не очень знал, как обращаться с девушками, а теперь его все сильнее одолевала то ли робость, то ли неуклюжесть. Ему все больше казалось, что женщины — это какие-то совсем чужеродные создания, почти инопланетяне. Последний раз он разговаривал с дамой вне работы, когда он был в гостях у Джека. Его усталая жена всю дорогу причитала, как тяжело сейчас выживать и что сколько стоит, и как ни на что не хватает денег. Почему-то ему стало худо, когда он представил, что такое создание будет крутиться у него дома и целыми вечерами жужжать про свои проблемы.
Его мысли прервал начальственный окрик:
— Джон! Зайди на минутку! — шеф вызывал на ковер. В преддверии пятницы это не означало ничего хорошего. — Заходи! Как дела? — произнес он, когда Джон прикрыл дверь за собой.
На вопрос можно было не отвечать — и даже не потому, что он был просто приветствием. Джон знал, что его проблемы здесь никого не интересуют, и надо отвечать самым бодрым тоном, что дела помаленьку продвигаются. Опять-таки, куда они двигаются, никто не желал знать, но и отвечать, что все прекрасно, означало нагрузить себя напрасной работой. Поэтому Джон сдержано поблагодарил (неизвестно за что) начальство и подобострастно спросил:
— Чем мог бы быть полезен, сэр?
— Ты знаешь, как трудно всем сейчас, — начал патетически шеф.
Джон уже приготовился к знакомой теме, что какой-нибудь важный клиент ждет срочного подведения баланса для привлечения инвестиций, и кому-то надо пожертвовать выходными, а такой специалист, как он, у них чуть ли не в единственном числе. Но действительность повергла его в шок. Никакой клиент ничего не просил, и даже наоборот — отказывался от их услуг, и даже не один, а сразу несколько.
— В общем, я посмотрел по списку наших работников и с огорчением должен сказать тебе плохую новость, — впервые за свою службу Джон видел, как шеф прятал глаза и мялся, не зная, как преподнести ему это известие. Клерк почувствовал, как у него, против воли, подгибаются колени. Но шеф не был бы шефом, если бы, собравшись с духом, не сказал, как припечатал. — С понедельника ты больше не работаешь у нас. Вот документы на увольнение.
Джон, плохо соображая, что происходит, молча, взял какие-то бумажки и, не глядя на них, вышел за дверь. Он был потрясен: "Как же так?" — повторял он про себя: "Я же, наверно, лучший специалист. Почему я?" Несмотря на кажущееся несправедливым решение, он понимал, что у него единственного не было семьи и, наверно, шеф не был уж такой свиньей и старался ограничить страдания только одним человеком. Но шеф не учел одного: в течение этого, непостижимо долгого времени депрессии у Джона ничего, кроме работы и не оставалось.
Сейчас он с ужасом понимал, что не знает, что делать. Идти завтра в очередь за бесплатной похлебкой он не мог. Джон вышел на улицу, не замечая, ни вопросов бывших коллег, ни пешеходов, ни даже того, что забыл одеть плащ. Он шел непонятно куда. Даже не замечая, что все его обычные страшилки в виде карманников и хулиганов не пристают к нему, а только молча, как будто озадаченно, смотрят ему вслед.
Ноги почему-то привели его к Бруклинскому мосту — вдали красовался профиль ощетинившегося небоскребами Манхеттена. Он шел по пешеходной дорожке пока не заметил, что автомобильного движения почему-то нет. Он вспомнил, что когда-то давно мечтал посмотреть на реку с этого моста. Не озаботившись даже взглянуть, не едет ли какая машина, он перелез через ограду, перешел полосу движения и взобрался на бордюр.
У него захватило дух от потрясающей высоты. Под ним разверзлась целая пропасть пустоты. И эта пустота так гармонировала с той пустотой, которая воцарилась в его душе с этого дня. "Зачем так жить? Я не жил до этого, а теперь у меня не осталось вообще ничего". Джон понял, что не хочет больше бороться ни с пустотой в душе, ни с тоской на сердце. Он расставил руки и закрыл глаза, представив себя птицей. Как ему захотелось взлететь! "А почему бы и нет? Хотя бы раз в жизни!" — чувствуя, что он не в силах выносить эту пресмыкающуюся жизнь, без выходных, без развлечений, без друзей, он сделал шаг вперед…
Джон проснулся от противно-привычного звона будильника: "Надо спешить на работу!" Вскочив на кровати, он спустил худые голые ноги на холодный пол и вспомнил… "Нет, это, был сон. Его не могли уволить! Конечно, ведь тогда он должен был спрыгнуть с Бруклинского моста, а оттуда живым еще никто не возвращался!" — и все же ощущения событий были столь сильны: этот ветер, сменившийся, ужасом перед падением, стремительно приближающиеся волны и последовавшая темнота…