ужно. Вместо этого ее сердце сжалось от мысли: "Ну почему я все время доставляю ему столько беспокойства?", и тут же почувствовала прилив нежности, захлестнувший душу. Девушка закрыла глаза и поняла, что сдается. Через миг она ощутила его горячие губы… как это было хорошо! Даже лучше вселенских тайн, так и оставшихся неразгаданными где-то там, в ментале. Они стояли и целовались в темноте коридора, потеряв счет времени и не замечая ничего вокруг.
Микаэль все же пощадил ее губы и, перейдя на ласковые поцелуи ее глаз и щек, тихо спросил:
— Ты все еще хочешь на танцы?
Жасмин вдруг впервые поняла, что если он сейчас возьмет ее за руку и поведет к кровати, она не сможет сопротивляться. Даже скорее наоборот: побежит первой. Но она не могла сама его позвать, а Микаэль, видимо, помня ее обычную неуступчивость, не рискнул этого предложить. Она, вздохнула и ответила:
— Какие уже танцы? Давай, просто погуляем немного перед сном. Не идти же завтра на экзамен с больной головой?
Микаэль подождал ее на улице, пока она переодевалась, а потом они вышли в ночь, дышащую ароматами цветов и весенней листвы. Жасмин «плыла» под впечатлением внезапной близости. Она прислонилась к юноше, а он обнял ее за плечо, и они брели среди висящих в сумраке ветвей деревьев и цветущих островков клумб, выхваченных из темноты редкими фонарями.
— Как красиво в парке ночью! — поделилась восхищением со своим, теперь уже точно любимым юношей девушка (нужно же, в конце концов, признаться в этом хотя бы самой себе).
— Да, он очень красив — почти, как ты! — в тон ей прошептал Микаэль.
— Брось! Что во мне красивого: маленькая, дохлая, с пегими волосами, нос-курнос…
— Смешная, у тебя явно заниженная самооценка-, - Микаэль остановился, повернул ее лицом к себе и, всматриваясь, сказал. — Не знаю, что там другие про тебя говорят, но для меня, ты самая красивая. И нос у тебя совсем не курносый, и глаза — за такие можно что угодно отдать.
— Ладно, пошли дальше, а то опять целоваться начнем, — мягко пошутила Жасмин и, подхватив парня за руку, повела его по аллее.
— Что с тобой сегодня произошло? Ты ведь целых полгода бегала от меня? — Микаэль, видимо, решил выяснить взаимоотношения перед расставанием — ее вылет был завтра вечером и надежды улучить другой момент, чтобы поговорить, уже не оставалось.
— Не знаю. Вдруг представила, что вот так расстанемся, как в море корабли, и все… — девушка задумалась на минутку и призналась. — Все-таки, допек ты меня! А если бы не насмехался над моими увлечениями, так давно бы уже твоей была.
— Я не насмехаюсь, просто считаю, что это не то, к чему человек должен стремиться.
— А чего, еще лучшего и более прекрасного можно желать? — Жасмин почувствовала, что они опять начинают спорить.
— Пойми меня правильно: я не против того, чтобы человек устремлялся к чему-то высшему и искал свое место в мире, но подумай: неужели мы созданы для того, чтобы побыстрее вернуться туда, откуда пришли? Мне кажется, что то, чего ты добиваешься с таким трудом, мы еще успеем постичь после смерти (если, конечно там что-нибудь есть), а здесь, раз уж мы тут оказались, мы должны достичь чего-то прекрасного и высокого на Земле. Все представления о божественности мира даются нам только для того, чтобы мы смогли наилучшим образом реализовать себя.
— Неужели, по-твоему, тысячи лет тысячи людей ошибались? И все наработки буддизма и индуизма только заблуждения? Ты же никогда не медитировал. Ты не знаешь, что это такое! Ты напоминаешь мне католического священника, который хулит другие вероисповедания только потому, что они неистинные.
— Ну вот, мы опять поссоримся, так и не поняв друг друга. Ты ведь прекрасно знаешь, что из меня никудышный верующий. Я не искушен в философии — на это у меня не хватило бы опыта и знаний, но я чувствую одну вещь. Заметь, что все религии были созданы, когда основная масса людей была на очень низком интеллектуальном уровне развития. Понимаешь, все религии направляют нас к лучшему и возвышенному, но в какой-то момент они становятся оковами нашего сознания. Это как костыли — они очень помогают хромому или больному, но мешают человеку, способному самостоятельно ходить. Я не знаю наверняка, но чувствую, что человек создан, чтобы постигать этот мир во всем его разнообразии, а не только под углом зрения какого-либо одного вероисповедания.
— Может ты и прав, — впервые ей не захотелось спорить. Может потому, что не хотелось портить расставания?..
— Я, в принципе, не против этих медитативных практик, — продолжил свое странное объяснение Микаэль. — Но я боюсь за тебя. Эти увлечения отнюдь не безопасны. Сколько угодно людей теряет рассудок или становится инвалидами. Я уж не знаю из-за чего — то ли из-за неправильных методов, то ли из-за того, что это запредельные для человеческой природы практики. Это не важно. Я не хочу, чтобы с тобой произошло что-нибудь плохое. Пойми, я люблю тебя и не хочу тебя терять!
Они уже не гуляли, а стояли напротив друг друга. Микаэль держал ее руки в своих и просяще смотрел ей в глаза. Она не могла не пообещать:
— Я буду осторожна! Сегодня я действительно сглупила и сделала опасный трюк, но я так больше не буду. Вот, только… — Жасмин уже жалела, что проговорилась. Она не хотела давать ему лишний повод для беспокойства. Но Микаэль заметил и переспросил:
— Что "вот, только"?
— Да я на днях домедитировалась… а может, эти занятия по истории Америки повлияли. Просто, когда я вышла в астрал, то встретилась там с такими жуткими индейскими персонажами, что вспоминать не хочется… а прошлой ночью они мне еще и приснились.
— Вот, я же говорил — наше сознание не приспособлено для таких экспериментов!
— Нет, медитация сама по себе дает отдых телу и хорошее настроение. Надо только не лезть туда, куда не следует! Не беспокойся, я уже достаточно опытная, — попыталась успокоить парня Жасмин.
Они еще немного поговорили и им, кажется, впервые удалось найти какой-то компромисс в своих мировоззрениях. Микаэль проводил ее домой, и они расстались на пороге. Она бы наверно не отпустила сегодня его, если бы не эти дебаты, вечно портящие их отношения…
Самолет шел на посадку в аэропорт Дели. Жасмин было страшно. Еще никогда в ее небольшом «летательном» опыте машину так не бросало из стороны в сторону. Раджа только улыбался своей философской улыбочкой и между делом заметил:
— Здесь всегда так штормит: Гималаи рядом — чего вы хотите! Но вспомните: когда здесь было крушение авиалайнера? То-то! Это только первых пару раз страшно, потом привыкаешь!
И действительно, несколько раз опасно накренившись, огромная и явно старая машина коснулась земли все-таки не крылом, а колесами, и вот они уже мчали по взлетной полосе, ревя тормозившими турбинами.
Да, Индия, это далеко не Таиланд и даже не Египет. Привыкшая к простой походной обстановке, Жасмин, тем не менее, содрогалась, видя из окна такси, запредельную бедность и грязь. Она удивлялась: "Ну почему нельзя просто прибраться вокруг? Неужели трудно взять метлу или лопату и навести порядок? Как не противно валяться среди этих мух и вонищи?" Хорошо, Раджа знал где, что и как, и они без проблем устроились в более менее человеческом гэстхаузе.
На следующий день они ехали на поезде — надо сказать, тоже весьма странном: с отсутствующими окнами и битком набитым местными, впрочем, весьма доброжелательными и веселыми людьми. Их путь лежал на юг, через Джайпур и дальше на запад, в ашрам учителя. Раджа с гордостью называл себя одним из лучших его учеников.
Основной проблемой Жасмин в Индии оказалось питание. У нее была аллергия на перец чили, а найти еду без чили или того же карри в котором почти всегда присутствовал чили было почти невозможно. К тому же она не была уверена на счет своей устойчивости к другим специям. Поэтому ей приходилось обходиться вареным рисом, фруктами и белыми хлебными лепешками. Ее внутренности почти сразу забастовали, и она сумела привести их в порядок только таблетками от аллергии.
В ашраме ей очень понравилось — все были приветливые, вокруг росли красивые деревья. Сам ашрам, состоял из нескольких зданий: одного для самого гуру, одного для учеников и одного для гостей. Был еще крытый павильон для встреч с учителем, столовая и другие подсобные помещения — все чистые и опрятные. Порядок здесь поддерживался совместными усилиями служащих и самих учеников и гостей. За небольшие деньги они купили простую белую одежду, которую носили все находящиеся в ашраме. Дни проходили в медитациях, работе и беседах.
Все здесь были в приподнятом и доброжелательном настроении, ожидая ежедневных вечерних встреч с учителем. Для этого гости собирались в павильоне, садясь прямо на расстеленные половики, и ждали своего гуру. Он выходил к ним и проводил беседы, отвечая на вопросы и спрашивая учеников сам. Во всем этом была какая-то торжественность и значительность. После бесед гуру приглашал одного — двух учеников для частной беседы. Раджа говорил, что это очень важно попасть к нему — иначе им не подняться на более высокий уровень понимания в медитациях.
Все должно было быть прекрасно, но Жасмин все больше ощущала какой-то дискомфорт, как будто она была тут не к месту. Сара буквально светилась от счастья, обнимаясь и беседуя со всеми и мечтая попасть на собеседование к учителю. Жасмин изо всех сил пыталась проникнуться общей братской атмосферой любви, царившей в ашраме, но по ночам ее одолевали кошмары со страшными индейскими божествами, совершенно неуместными здесь, а днем она постоянно ловила себя на том, что грустит по Микаэлю. Его слова о духовных костылях, как назойливые насекомые, все время вылезали в самые неподходящие моменты. "Вот ведь, негодник — сумел-таки испортить мне поездку!" — почему-то не со злостью, а с нежностью думала Жасмин о юноше.
На четвертый день Саре страшно повезло — учитель выбрал ее для беседы, пригласив к себе в дом. Жасмин прождала ее до полуночи, а потом уснула. Утром ее разбудила подруга, вся сияющая от счастья: