— Вот болван! — беззвучно выругалась Уна, сгибая руку в локте и чуть приопуская копье. Фигура святого отчетливо виднелась впереди, а ходить амазонка умела практически бесшумно. Тем более при слежении за кем-то. Девушка двинулась за Искандером, отведя локоть немного назад. Из такого положения можно было одинаково быстро, как ткнуть копьем, так и метнуть его, впрочем — не слишком далеко.
Искандер подошел к самой кромке пруда и, подперев спиной каменную кладку сохранившейся стены, замер. Некоторое время он простоял молча, не глядя по сторонам. Потом медленно сполз по стене вниз, на колени и, сложив руки молитвенным знаком, опустил голову — все это беззвучно. Довольно долго он стоял так, а Уна наблюдала за ним из тени. Постепенно на древние развалины опустилась ночь, наполнив воздух каменного города звуками близкого леса.
— Вернись в хижину или подойди ближе, дева, — не поднимая головы, вдруг сказал Искандер, обращаясь явно к Уне. — Здесь может быть опасно… без огня.
Амазонка встала рядом, не задавая вопросов. Позвал — значит, слышал её, или почувствовал взгляд, сверлящий затылок.
— Нигде не может быть безопасно, — негромко произнесла Уна. — Даже с огнем. Ты не обязан оправдываться, куда держишь путь, — девушка оперлась на древко копья, воткнутого тупым концом в землю, — но едва ли мог полагать, что я оставлю тебя без сопровождения… Красивый был прежде пруд, — добавила воительница, явно стремясь заполнить паузу.
— Не знаю, но должно быть, сей пруд всегда больше напоминал сточную канаву, — паладин поднялся и, вновь подперев плечом стену, уставился вглубь темневших городских улиц. — Мне приходилось бывать тут адептом. В этой части города все пруды засорены. По-настоящему красивые пруды дальше, в Верхнем Курасте. Здесь еще чувствуется влияние болот. Но мне тут нравится. Спокойно. В отличие от других мест. Разве ты не чувствуешь?
Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. И хотя было уже довольно темно, Уна все равно вдруг ясно увидела их выражение…
Синие глаза воина Света горели неистовым и голодным огнем.
— Не люблю болота, — амазонка отвела взгляд, невольно поежившись пред взглядом воина, — но красоту еще могу оценить.
Уна нерешительно переступила с ноги на ногу. Что делать сейчас она отчего-то не понимала: битва, схватка — здесь все понятно, без прикрас и хитростей. Девушка подняла голову от рассматриваемых носков сапог, и вновь поймала взгляд паладина.
— Не смотри на меня так.
— Как? — тише обычного переспросил Искандер, но глаза отвел.
— Вот так, — Уна смутилась, ощущая волнение и тревогу. — Я чувствую себя… слабой…
Паладин улыбнулся, но не ответил, глядя на их отражения в пруду. Он был совсем немного выше амазонки. Взошедшая луна посылала блики в темную воду и отражалась в зеркальном блеске его доспехов, к которым не липла лесная грязь.
— Я устал, — неожиданно сказал он как будто не в тему. — Я очень устал от той ноши, которую… Которую из непомерной гордыни уговорил Свет взвалить на меня. Да, ты правильно поняла, — чувствуя пораженный взгляд девушки, признался паладин, не глядя в её сторону. — Я… столько молился Свету, что… У меня не было других занятий. Я уничтожал нежить во славу Света, не приближаясь к людям. Вы все зовёте меня святым. Мне это не нравится, Уна. Потому что это неправда. Легко быть праведником, когда нет искушений. Но… как только искушение появилось, я… Моё сердце и даже мой разум… И моя ноша… я чувствую впервые в жизни, я очень жалею о том, что я…
Девушка прикусила губу, слушая голос паладина.
— Думаю, я немного понимаю тебя, — тише прежнего проговорила она. — Нести бремя ответственности, постоянно знать, что от твоей жизни зависят множество других жизней. От такого можно… рано или поздно… утомиться… или пожалеть.
— Я не должен говорить, о чем жалею. Таких слов не произносят вслух, в таком даже не признаются себе, — Искандер положил обе руки на плечи Уны и уже не отводил глаз. — Но всё же скажу, и ты поймешь: если бы не выбор Света, я бы ушел из моего священного ордена. Ушел бы из-за тебя, Уна, — паладин говорил уверенно и ровно, как человек, давно принявший решение. — Я хочу быть вместе с тобой. Жить вместе с тобой. Я давно этого хотел… очень давно. Знаю, что законы Сестер не позволяют тебе… Это всегда останавливало меня и придавало сил в борьбе с собой. Ты должна знать, что и мне недопустимо… ведь я паладин. У паладинов… не бывает жен. Завтра мы войдем в Травинкал, и возможно, встретимся там с тем, за кем гнались через полмира. А также с его братьями. Мы можем умереть там — все мы. Но перед тем как мы уйдем к Свету, я должен это сказать. Я принадлежу тебе, дочь могучих духом женщин. Я твой.
Руки Искандера чуть сильнее стиснули девичьи плечи. Уна ощутила на себе все тот же горящий взгляд — настолько яркий, что сейчас казался затмевающим свет самых ярких звезд.
Амазонка задохнулась. Сердце прыгнуло, забилось часто-часто, девушка точно пребывала посреди жесточайшего боя, только в нем не существовало ни проигравших, ни побежденных. Во тьме, на берегу засоренного пруда, посреди города, чьи останки еще напоминали о былом могуществе, она ощущала себя подхваченной рекой времени. И чтобы бороться или бросать вызов не оставалось сил.
Можно сдерживать плоть, укрощая лишениями и трудностями. Можно смирить голос крови, поющий в жилах. Но никто и никогда не сможет смирить дух и сердце, говорящие иногда громче и вне желаний человека.
— Искандер, — только и смогла выдохнуть Уна, приникая к груди паладина.
Всем телом она прочувствовала дрожь рыцаря Церкви. На миг Искандер замер, точно колеблясь. Но только на миг, а затем…
Амазонка не могла себе представить, какими жадными способны оказаться его руки. Искандер стиснул ее крепко, почти до боли, впиваясь в полуоткрытые губы. От него пахло — дикими степями Амазонии, жарким воздухом Лут Голейна, душным ароматом джунглей… Всего себя, без остатка вкладывал Искандер в этот безрассудный порыв, уходя в него с головой, и забывая обо всем и всех, ждущих его впереди…
Уна с головой ушла в ослепляющий, ревущий вопль крови, поющей победную песнь. Упали запреты, исчезли преграды. Раздражительность и гнев, владевшие амазонкой последние сутки исчезли, вытесняемые могучим призывом, почти таким же древним, как и само Время. Уна задохнулась в его объятиях, ответно сжимая Искандера в руках, прижимаясь к нему гибким, сильным телом.
— Любимый мой, — прошептала девушка, приникая к его губам.
Верхний доспех паладина упал к их ногам с дребезжащим стуком, но ни Уна, ни Искандер не слышали его. Они словно обезумели, впиваясь друг в друга, и не находя в себе сил напиться до конца, и снова пробуя пить — жадно, взахлеб, и, обессиленные, отступали вновь и вновь… В какой-то миг Уна ощутила себя обнаженной крепко прижатой к вздрагивавшему телу Искандера, настолько крепко, что казалось — самой вечности не по силам их разъединить…
Поросший мягкой, тонкой травой берег поддался под ногами; не размыкая объятий, паладин и амазонка ощутили как их ступни, а затем и голени объяла вода пруда. Уна на миг оторвалась от губ Искандера, улыбнулась мягко и смущенно, и, сделав небольшой шажок, увлекла мужчину за собой.
И только ночь и звезды, проглянувшие на очистившемся небе, видели людей на берегу пруда. Ночь укрыла их крыльями бархатной тьмы, заглушила шепот, охладила разгоряченные тела. А звезды сияли в небе, отражаясь в темном зеркале воды, тревожимой ленивым движением ступни амазонки, растянувшейся на берегу.
Человеку надо так мало и так много. Получить и отдать, забывая порой о будущем, живя настоящим. Но в ту ночь ни Искандер, ни Уна не сожалели о тропе, приведшей их на берег пруда.
Ночь стлалась, убегая к исходу. Время текло…
Глава 16
Ковер мягко опустился на поросшую травой поляну, и оттуда первой спрыгнула коротко стриженная молодая женщина. Следом тяжело бухнулся варвар с девушкой на руках. Коротковолосая, не дожидаясь товарищей, быстрым шагом прошла к хижине, рывком распахнула дверь и обернулась. На красивом лице не отразилось ничего, лишь стальной взгляд стал более тяжелым.
Она кивнула застывшему в нескольких шагах варвару. Мрай взглянул на обессиленную волшебницу на своих руках и, вздохнув, зашел внутрь.
— Они, стал быть, тут должны были нас дожидаться? — уточнил он у Натальи, которая бесстрастно смотрела в ещё не погасшее кострище.
— Да.
— Тогда где…
— Клади её здесь, Мрай, — прервал друида появившийся в проходе Зандер, тяжело опираясь на дверной косяк. Некромант морщился, потирая колено.
Варвар повиновался, что-то невнятно буркнув под нос.
— Мы станем искать паладина и Уну? — вновь подал голос потиравший бока Таул, вглядываясь в ночную темноту. — Или будем ждать до завтра?
Наталья не ответила. Некромант прошел в хижину, усевшись на топчане.
— Не волнуйся, — бросил он тревожно топтавшемуся возле Саиды Мраю. — Она просто устала. К завтрашнему очнется.
— Может, все ж пойдем искать паладина? — еще раз предложил Таул. Он снова внимательно ощупал правый бок, чувствуя, что с ребрами там было не все в порядке. — Мало ли куда могло занести святошу? Без него в Травинкале нам делать нечего.
— Мы не пойдем, — прозвучал спокойный, отрезвляющий голос их проводницы. — До рассвета осталось совсем немного. Нужно ждать.
Наталья встретилась взглядом с некромантом и, дернув щекой, вышла из хижины. Оперевшись спиной о стену, загадочная девушка стала рассматривать темные заросли Нижнего Кураста. Это был самый порочный и нищий район прекрасного города, место городской свалки, воров и продажных женщин, место, которое редко посещали путешественники. Когда-то она считала это место домом. Когда-то нищие на местной свалке нашли младенца, девочку, и продали её в гильдию смерти. Когда-то из-за этого ребенка гильдия перестала существовать.
Жесткая складка у плотно сжатых губ наметилась ещё больше. Повернувшись, Наталия бросила последний взгляд в темноту и беззвучно ушла обратно в дом.