— Правильно! — поддержал Жемчужный. — Я такого же мнения — ты не бойся! А что ж, Еву Дым, по-твоему, и заменить нельзя?
— Трудно, — с твердой уверенностью сказал Геннадий. — Так рисовать, как она… И писать… Не знаю, кого б тут…
— Адам Адамович! — обратился Жемчужный к Запрягаеву. — По-моему, это и профсоюза касается: что ты думаешь на этот счет?
— Думаю, что найдется человек! — оторвавшись от бумажек, ответил председатель стройкома.
— Слышишь? — Вячеслав Юлианович снова посмотрел на Геннадия, но на этот раз в глазах его мелькнула улыбка. — Найдется, значит. Вот найдите, организуйте, и чтоб газета у нас была! А то пишете докладные о культмассовой работе… Как можно остановить такое издание?!
— Ясно! — тихо сказал Геннадий, забирая из руки Жемчужного бумаги и уважительно глядя своему руководителю в глаза.
Хоть и молодой еще комсомольский работник Щебетун, однако уже хорошо усвоил, что не всякое распоряжение надо обязательно выполнять. Это зависит от тона, каким оно отдается, от выражения лица, блеска глаз и многих других примет. Вот и старался парень отгадать: действительно ли нужна Жемчужному сатирическая газета или все это говорилось для красного словца?
Вспомнив о чьем-то совете — «время покажет», Геннадий собрался уходить, но Вячеслав Юлианович задержал его:
— А как там теперь эта девушка? Где она? Кто из вас знает?
Геннадий виновато улыбнулся, обнажив длинные передние зубы, и повернул голову к Запрягаеву. Жемчужный также остановил на нем чуть-чуть насмешливый взгляд.
— Мы недавно бюллетень послали, — сказал председатель стройкома.
— Куда?
Запрягаев молчал.
— Вот видите, товарищи!.. — начал Жемчужный, но в это время зазвонил телефон, и он взял трубку. Лицо его постепенна стало мрачнеть, смех в глазах потух. — Так-так… — говорил он изменившимся голосом. — Ясно… Когда?.. Ясно-ясно…
Положил трубку, вытер лоб, помолчал с минуту, и когда поднял голову, глаза его снова стали насмешливыми.
— К нам приезжает… — многозначительно заговорил он и стал смотреть почему-то только на одного Запрягаева, — очень ответственное лицо… Оно теперь в Минске.
Запрягаев мигом собрал свои бумаги, вскочил со стула.
— Скоро? — голосом человека, поднятого по тревоге, спросил он и направился к двери. Горячей волной ударила в голову мысль, что там наверняка и ему звонят. А если не звонят, то надо немедленно позвонить самому.
— На днях, — бросил ему вдогонку Жемчужный и снова взял телефонную трубку, чтоб ответить на звонок.
На другой день Высоцкий пошел не прямо в трест, а завернул по пути на некоторые ближайшие объекты.
Подходя к участку Виктора Брановца, еще издали увидел, что на высоких столбах арки сидят рабочие. Под аркой тоже суетилось несколько юношей.
«Комсомольцы, — подумал Леонид Александрович, — Генка организовал».
Но тут были ребята только из Викторовой бригады. Они пока что ничего серьезного не делали, а посмеивались, шутили, держа в руках кто портрет, кто лозунг на красном полотнище, кто транспарант, некоторые поглядывали вверх на верхолазов, которые снимали с поперечной перекладины старое, полинявшее от дождей и ветров полотнище, а на его место устанавливали новый, широченный плакат.
Виктор тоже подошел сюда.
— Зачем же столько людей? — спокойно спросил Высоцкий.
— Разве не знаете?
— Знаю. Так не это же нужно. Вы лучше там, на объекте!..
— Там может и не побывать… — возразил Виктор, но с такой выразительной усмешкой, что Высоцкий и сам рассмеялся. — Тут, знаете… — начал уточнять бригадир. — Приехал с самого утра Запрягаев… И Генка с ним… Начали просить, чтоб «провернуть» все это быстро и оперативно. Вот я и послал…
— Так не столько же… Тут двух человек достаточно. В крайнем случае — троих.
— Стройкой заедет, обидится.
— Скажешь, что я распорядился.
…Всюду, и на мощеных и на асфальтированных улицах и дорогах, появились ремонтные бригады. Они засыпали и заравнивали такие выбоины, до которых ничьи руки не дошли бы, может, и за все лето. Это Высоцкому понравилось: пускай поработают дорожники, иначе их сюда не загонишь.
Неподалеку, вокруг клуба строителей, суетилось несколько человек. Они украшали фасад. Среди них Высоцкий заметил и председателя стройкома. Он стоял поодаль и энергично подавал знаки парням, тащившим на балкон огромный портрет.
— Что, митинг? — спросил у Высоцкого прохожий в шахтерской спецовке.
Строительная площадка комбината с каждым днем разрасталась и теперь выглядела такой величаво-грандиозной, что непривычный человек мог почувствовать себя тут, вероятно, совсем маленьким и беспомощным.
Инженеры, строители, видимо, чувствуют себя иначе. Леонид Александрович еще не успел охватить глазом и общие контуры стройки, однако же сразу заметил, что с утра произошло тут что-то непонятное и неуместное, не предусмотренное никакими планами. Это сразу ему бросилось в глаза.
Высоцкий изменил ранее намеченный маршрут и направился к неизвестному объекту, уже заявившему о себе четырьмя железобетонными столбами.
— Что это такое? — спросил он у девушек-бетонщиц.
Те взглянули друг на друга и начали хихикать. Сначала несмело, сдержанно, а потом набрались смелости и вовсе разошлись. Вдоволь насмеявшись, одна из них сказала:
— Начальству лучше знать. Вон оно!
Высоцкий посмотрел в ту сторону, куда указали девушки, и увидел, что к объекту торопливо ковыляет, сверкая лысиной, Кожушко. Высоцкий, слегка озадаченный поведением девчат, пошел ему навстречу.
— В чем дело? — спросил он, не скрывая возмущения.
— Что? — переспросил Кожушко, будто не догадываясь, о чем идет речь.
— Да вот!.. — Высоцкий показал на объект. — Людей с работы сняли!
— Они работают… Почему ж?
— Где работают, я у вас спрашиваю? — повысил Высоцкий голос — Кто вам разрешил снимать людей с пускового объекта?
— Вы это серьезно? — Кожушко изменился в лице. Раскрасневшийся от чрезмерного усердия лоб побледнел, губы задрожали: — Вы что, с луны свалились, ничего не знаете?
— Ах, это в связи… А зачем это?
— Как — зачем? А если он, как бывший шахтер, скажем, захочет спуститься вниз. Что ж ему, вместе со всеми одеваться и раздеваться?
— Конечно, вместе! Что же тут такого?
— А вы были в ихней раздевалке, знаете, как она выглядит? Там щели — палец пролезет, грязь и сырость! Шахтеры же и теперь выходят все мокрые, так как в стволах имеется течь.
— Вот пускай «Шахтстрой» и подумает, как навести там порядок. А вы своих людей верните на объект. И сейчас же!
— Не могу!
— Я требую!
Высоцкий собрался идти дальше, но Кожушко преградил ему дорогу.
— Что вы делаете? — не то взмолился он, не то пригрозил со злостью и отчаянием. — Неужели не понимаете, что…
— Все понимаю! — твердо ответил Высоцкий. — И ответственность беру на себя! Это вы имели в виду?
Кожушко осекся, растерянно заморгал.
— И вообще, что это такое? — злился Леонид Александрович. — С инженером я разговариваю или просто со случайным человеком? О чем вы прежде всего думаете?
— Подумали без меня, — сдерживая обеду, признался Кожушко. — Вон Кривошип… А там и еще! — Он взмахнул руками и поднял толстые ладони выше своей лоснящейся головы. — Спорим в такой ситуации! Уж кому-кому, а вам должно быть известно, что это значит…
— На что вы намекаете? — строго посмотрев Кожушко в глаза, спросил Высоцкий. — На мое прошлое? Так знайте!..
— Я лишь о том, — перебил Кожушко, — что за такие дела не гладят по головке и ныне. Что скажет Евмен Захарович?.. И…
— А меня совершенно не интересует, что и кто об этом скажут! Я делаю свое дело и знаю, что оно нужно людям, а не кому-нибудь одному. Вот так! Думаю, что вы не будете вынуждать меня повторять приказ.
— Я пойду к Евмену Захаровичу!
— Можете идти! Только прорыв на основном объекте ляжет на вас. Тогда увидим, как выручит вас Евмен Захарович.
— Я думал… — нервно затряс головой, чуть не зашипел Кожушко, — что жизнь вас чему-то научила… Ваша жизнь! Однако же, как кажется…
— Научила! — твердо сказал Высоцкий и повернулся, чтоб идти на промышленные объекты. — Через три минуты все ваши люди должны быть там! Вот так!
Евмен Захарович приехал на работу минут за пятнадцать до начала. В тресте еще никого не было, только шумели краны, — видно, уборщицы наливали графины и разносили воду по кабинетам.
В приемной также никого не было, даже секретарша не пришла, хоть и знала, что руководитель треста по обыкновению начинает службу раньше времени. Человек он уже далеко не молодой, долго спать не любит, а встав в шесть утра — чем только не займешься дома? И все наскучит, пока приедет шофер. Пешком идти от города до треста — не близко, да и вряд ли дойдешь сразу, так как кто-нибудь по дороге обязательно остановит. А на машине, если даже и медленно ехать, все равно за десять — пятнадцать минут будешь на месте.
То, что не пришла еще секретарша, немного задело Кривошипа. И как-то неудобно было делать девушке замечание, тем более что она не только его секретарь, но и Высоцкого (когда урезывались штаты, то по его же предложению попали под сокращение прежде всего секретари и уборщицы). Но ведь если б это было несколькими годами раньше, то она поняла бы все и без замечания. Случалось в те годы, что он приходил на работу на целых полчаса раньше, и весь штат был уже на месте.
А во время ночного бдения и штурма?.. С болью в душе вспомнил он случай, когда нажал кнопку звонка во втором часу ночи. Изнуренная бессонницей секретарша быстро проскользнула через двойную дверь, настороженно остановилась перед столом.
— Синицкого! — безразлично приказал Евмен Захарович, не отрываясь от телефонной трубки.
— Он только что ушел, — испуганно заявила девушка. — У него…
— Что это значит? — спросил Евмен Захарович и так нахмурился, что та пулей выскочила из кабинета. — Это я не тебе, — объяснял он потом в трубку. — Тут сидишь, понимаешь, ни сна, ни отдыха, а некоторые помощнички… Ты завтра когда приезжаешь?.. Часов в двенадцать?.. Так, так… Ну и я к этому времени… Заезжай, партию закончим. Помнишь ходы?.. Ну давай!