И ничего не произошло.
Арфеналме был совершенно уверен, что чужак что‑то сделал, но не мог сообразить, что именно. Новое крыло у мошки под действием заклинания не отросло, и рога не прорезались.
Хэйнар, тоже почувствовавший движение магии (уж на это‑то у балбеса умения хватило) заинтересованно подобрался поближе к гигантскому насекомому. Пожалуй, даже слишком близко. Тварь была всё ещё жива и всё ещё опасна. Клыкастая пасть распахнулась — но кусать, вопреки ожиданиям, не стала. Наоборот, раздалась ещё шире, словно бы в зевке, и наружу показалось нечто, напоминающее язык. При тщательном рассмотрении «язык» оказался серой трубочкой, широкой и гибкой.
Чужак торопливо выкрикнул ещё одно слово. В этот раз оно было не заклинанием, а обычной командой, коротким приказом. Мошка напыжилась, содрогнулась всем телом. Один из солдат, уже замахнувшися на неё мечом, в испуге отскочил.
Хэйнар, напротив, с любопытством разглядывал происходящие с насекомым метаморфозы и даже не думал отойти подальше.
Мошка пыжилась.
— Назад, балбес! — рявкнул Арфеналме, на мгновение забыв о субординации и правилах приличия.
Сын нехотя обернулся к нему:
— И не подумаю. Я же не трус. Может, хоть так ты поверишь, что я не трус.
«Ты не трус, ты — идиот!» — хотел буркнуть Арфеналме, но не успел. Мошка закончила пыжиться, злобно выпятила трубку в сторону Хэйнара и плюнула из неё огненной струёй.
Хэйнар на атакующее насекомое даже не смотрел, он был очень занят — буравил отца суровым взглядом.
Отец же успел за доли секунды подскочить к нему, резко сдёрнуть с места, уронить в лужу, упасть сверху, заслоняя и оберегая от огня…
И ещё успел обречённо подумать, что заботиться надо в первую очередь о себе, а не о всяких неблагодарных балбесах. И что сам он, наверное, тот ещё балбес.
После чего мир вокруг окрасился всполохами пламени и взорвался шипящим паром. Из лёгких разом вышибло весь воздух. По спине пронёсся огненный смерч. Волосы на затылке скукожились от жара. Запахло палёным. И мир погрузился в блаженную темноту.
Из забытья Арфеналме выдернул истеричный визг. Полковник приподнялся на руках. От малейшего движения спина отозвалась вспышкой дикой боли, как будто с неё только что содрали кожу, а теперь сыпанули сверху пару горстей соли. И заботливо растёрли.
Эльф ругнулся сквозь зубы, но поборол желание ничком рухнуть обратно, приподнялся ещё немного и осмотрелся.
Визжала, захлёбываясь слезами, лейтенант Арно. Не забывая при этом выкручивать в воздухе палатку, внутри которой слабо трепыхалась очередная пойманная мошка. Адъютант с маниакальным упорством кромсал мечом огнедышащую тварь, не замечая, что солдаты уже успели нанизать её на копьё.
Хэйнар смотрел на отца испуганными глазами и, кажется, всерьёз собирался в очередной раз упасть в обморок. Ситуация осложнялась тем, что падать было некуда — он всё ещё лежал в луже, придавленный Арфеналме.
В общем, судя по всему, времени прошло совсем немного.
Кто‑то осторожно тронул полковника за плечо.
То есть пытался, наверное, тронуть осторожно. Но то, что осталось от спины после встречи с огнём, даже от лёгкого прикосновения взорвалось новой порцией боли.
— Пшли прочь, — прорычал Арфеналме.
Выдавить из себя что‑то более многословное было невозможно. Подняться тоже казалось сродни невыполнимому подвигу, но эльф стиснул зубы и каким‑то чудом вздёрнул себя на ноги.
В глазах потемнело, но ухватиться вокруг было не за что, а рухнуть обратно не позволяла гордость. Пришлось просто застыть, пережидая боль, и молча надеяться, что в крайнем случае кто‑нибудь догадается его подхватить.
— Прошу прощения, господин полковник, — затарахтели над ухом. Арфеналме опознал по голосу того мага, что был в ночном колпаке и тапочках. — Я лекарь. Если позволите, нужно осмотреть рану… Такое чудо, что сейчас дождь. В сухую погоду вы бы вспыхнули, как спичка.
Арфеналме и сейчас чувствовал себя спичкой, которая уже прогорела и теперь может рассыпаться от любого неосторожного движения. Но он был всё ещё жив. Хотя палёным пахло нестерпимо. Кажется, причёске пришёл конец. А ведь так старательно отращивал!
— Господин полковник меня слышит? Осмотреть бы…
— Смотри, — великодушно разрешил Арфеналме. Как будто у него был выбор. — Только обезболь сначала.
— Конечно — конечно! Непременно!
По спине разлилась магическая прохлада. Легче стало почти мгновенно. Даже в глазах слегка прояснилось. И сразу стало видно, что вокруг полукругом столпились солдаты. На грязных лицах отражались сострадание, испуг и злорадство в различных пропорциях.
— Чего уставились, других дел нет? — буркнул Арфеналме, разгоняя зевак.
Но самых злорадных запомнил. Надо будет поговорить с ними с глазу на глаз, когда закончится вся эта свистопляска. Если закончится.
— Ожоги в основном от пара и кипящей воды, — бормотал маг, срезая с пострадавшей спины остатки рубашки. Новой, между прочим! — Очень повезло нам всем с погодой, очень! При должном уходе через неделю даже следов не останется, даю слово. Я сейчас же наложу мазь и повязки…
Арфеналме нашёл глазами адьютанта. Тот уже отстал от мошки и теперь стоял неподалёку, озираясь вокруг, чтоб не пропустить новую атаку.
— Принеси свежую рубашку, — велел мальчишке полковник. И, убедившись, что врач не слышит ничего вокруг, занятый своим делом, обратился к сыну:
— Так и будешь там лежать?
Хэйнар торопливо вылез из лужи и посмотрел на отца так, будто тот его не спас, а наоборот, сам под струю пламени подставил.
— Зачем ты меня заслонил? Ты же меня ненавидишь! — насупилось дитятко.
— С чего ты взял?
— Да потому что ты… Ты же всегда меня ненавидел! Всегда унижал! Высмеивал перед всеми! И в лес сослал, чтоб я оттуда не вернулся. Наш отряд… мы не должны были оттуда вернуться. Нас бы схватили люди. Не отпирайся, я всё знаю.
— Балбес! — рявкнул Арфеналме, чувствуя, что начинает злиться. От запаха палёных волос болела голова, и это неимоверно раздражало. Кажется, даже сильнее, чем нытьё Хэйнара. — Я сослал тебя, недоумка, в лес, чтоб уберечь от войны. Чтоб ты не участвовал в битве. Посредник обещал, что проследит, чтоб тебя захватили живым и содержали в комфорте. А потом мы бы заняли Тангар, и ты вышел бы на свободу, цел и невредим.
Мальчишка удивлённо распахнул глаза. Кажется, до него наконец‑то начали доходить простые истины.
— То есть ты… Ты хотел, чтоб я был в безопасности?
Арфеналме кивнул, отмечая мимоходом, как натянулась при этом кожа на затылке. Боли не было, заклинание работало хорошо. Но, кажется, лучше было лишний раз не шевелиться.
Хэйнар всё ещё переваривал новость. Неужели действительно думал, что его отец не предусмотрел все нюансы?
Был у него в запасе и ещё один вариант, даже более вероятный (и, что уж скрывать, более удобный): обменять пленного мальчишку на пару людских узников, томящихся в подземельях Ородрива. Один из которых был уже давно и успешно перевербован лично полковником.
Но не объяснять же недорослю все политические тонкости…
— Пап… — смущённо пробормотал Хэйнар. — А ты знаешь, что у тебя волосы обгорели?
— Заткнись.
— Ну… на самом деле я хотел сказать спасибо. За то, что заботился, и сейчас, и вообще
— Заткнись, и без тебя тошно — повторил Арфеналме, хотя в глубине души он чувствовал себя на удивление хорошо.
На тело, правда, хорошее самочувствие не распространялось. Несмотря на ворох лечебных заклинаний, полковника мутило, перед глазами всё плыло, а голова была неимоверно тяжёлой.
Однако необходимость немедленных действий это не отменяло.
К сожалению.
Глава 19. Как в кино
Всё было гораздо хуже, чем накануне.
Да, тогда эльфы пёрли с двух сторон, кровь текла рекой, пот застилал глаза, стена дрожала под ударами тарана… В общем, сражение шло своим чередом. И именно в этом было главное отличие.
Эльфы с нами сражались.
А блохи нас убивали.
Небо казалось чёрным от проклятых насекомых, которых почти не брало ни оружие, ни магия. И то, и другое хорошо работало на наездниках, но те старались лишний раз под удар не подставляться, держались повыше, управляя остальными издалека.
Олег пытался добраться до них прорвавшись сквозь рой — не получилось. Однако отступать парень не привык и продолжил метаться посреди стаи, обрубая насекомым крылья и выкалывая глаза. То, что сам он при этом оставался цел и невредим, можно было списать разве что на чудо. И, возможно, на бдительность Варвары.
Она на своей лопате носилась там же, только орудовала в основном заклинаниями, после которых на перевал падали обгоревшие или разорванные на части тушки. Воняли они ужасно. Но живых блох меньше не становилось.
Ярослава и Катриона летали чуть ниже, перехватывая насекомых, рискнувших пойти в атаку. Таких было немало, но девчонки каким‑то образом ухитрялись остановить или хотя бы замедлить почти всех.
Оставшихся добивали с земли те, кто летать не умел.
В том числе и я. Бесхозным ржавым полуторником, подобранным тут же. Кажется, меч был эльфийского производства, но громкое происхождение никак не сказалось на его фиговом балансе, отвратительной заточке и шатающейся рукояти.
Но проблема была не только в чужом мече.
Отдав свой Катрионе, я лишилась крыльев. Осознавать это было странно и немножко обидно. Как же так, я такая великая и всемогущая, а в небе парят другие!
Как назло, искусство полёта давалось рыжей ведьме очень легко, будто она всю жизнь только этим и занималась, и к моей обиде добавилась толика зависти. Я так и не научилась нормально обращаться с крыльями. А они, предатели, сменив владельца, сразу же поменяли цвет и теперь переливались всеми оттенками перламутра.
А вот с фехтованием у Катрионы явно были проблемы. Била она слабовато и не очень метко, меч скользил по броне насекомых, оставляя лишь тонкие царапины. Гораздо лучше получалось, когда моя стражница не пыталась управлять клинком, а позволяла ему действовать самостоятельно. Кажется, она даже глаза во время удара закрывала, чтоб не отвлекаться. А потом открывала снова, чтоб посмотреть на последствия. Выглядело это забавно, будто девушка подмигивает всем окружающим.