Он открыл дверь. Внутри пахло дохлятиной. Окна опутывала паутина. На постели лежало скомканное белье, рваное и грязное. Стол был заляпан томатным соусом, вокруг пятен роились муравьи.
– Уютное гнездышко! – защебетал Хэнлон. – Умеренная плата! А дерево можно смазать, если тебе скрип будет мешать.
– Очень мило, – сказал я.
– Но все-таки недостаточно мило, да?
– Я этого не говорил.
– Зато подумал! Здесь можно все обеззаразить. И тебя заодно!
Он с шумом захлопнул дверь и поплелся обратно в дом.
Я некоторое время послонялся по двору, а когда вернулся, бифштекс уже был готов. Хэнлон в придачу пожарил шесть яиц и уже собирался подавать все это на стол.
– Обслужи сначала его светлость! – сказал он Аркадию.
Хэнлон отрезал три ломтя хлеба и поставил на стол бутылку с соусом. Я ждал, когда сядет Хэнлон. Стояла невыносимая жара. Я поглядел на кусок мяса и на яичные желтки.
Хэнлон, казалось, целую минуту буравил меня взглядом, а потом сказал:
– А ну давай, жри мясо!
Мы ели молча.
Хэнлон придерживал свой бифштекс сухой рукой, а здоровой нарезал на кубики ножом с зазубренным лезвием и парой загнутых зубцов на кончике.
– Что он о себе воображает? – обратился он к Аркадию. – Кто просил его совать сюда свой сопливый аристократский нос?
– Ты сам и просил, – сказал Аркадий.
– Я? Ну, тогда я ошибся.
– Никакой я не аристократ, – сказал я.
– И все же слишком аристократичен для моего маленького званого обеда! Званый обед! Так это называют у вас в Померанглии! Званый обед у королевы! А?
– Джим, прекрати, – сказал Аркадий. Ему было явно не по себе.
– Ну, я не хотел его обидеть, – сказал Хэнлон.
– Это уже что-то, – заметил я.
– Да уж, – согласился он.
– Расскажи ему про Маралингу, – попросил Аркадий, чтобы сменить тему разговора. – Расскажи ему об Облаке.
Хэнлон поднял здоровую руку и щелкнул пальцами, как кастаньетами:
– Облако! Да-да, сэр! Облако! Облако ее величества. Облако сэра Энтони-вознесшегося-в-рай![27] Бедный сэр Энтони! Он так мечтал о своем Облаке! Чтобы потом говорить русскому в Женеве: «Гляди, старина, у нас тоже есть Облако!» Забыв, разумеется, о том, что существуют такие вещи, как климатические перемены!.. Даже в Австралии! Забыв о том, что ветер может подуть не в том направлении! И вот он вызывает Боба Мензиса[28] и говорит ему: «Боб, мне нужно мое Облако прямо сейчас! Сегодня!» – «Но ветер…» – возражает ему сэр Боб. «Да что ты мне про ветер, – упирается сэр Энтони. – Я же сказал – сейчас!» И вот они запускают это устройство – как мне нравится слово «устройство»! – и Облако, вместо того чтобы улететь в море и отравить рыб, прилетело вглубь суши и отравило нас! А там они его потеряли! Потеряли эту хрень над Квинслендом! И все-таки сэр Энтони потолковал-таки потом с товарищем Никитой, мило так поболтал с ним об Облаке: «Да, товарищ, это правда. И у нас тоже есть, есть-таки Облако. Правда, мои люди ненадолго потеряли его из виду! Распылили при этом горсточку аборигешек…»
– Хватит, – твердо сказал Аркадий.
Хэнлон понурил голову.
– А, черт! – сказал он, потом воткнул вилку в очередной кусочек мяса и отправил его в рот.
Все молчали до тех пор, пока Хэнлон не рыгнул и не сказал:
– Прошу прощения!
Он отпихнул от себя тарелку:
– Не могу доесть эту хрень.
Его лицо приобрело гипсовый оттенок. Рука затряслась.
– Тебе нехорошо? – спросил Аркадий.
– У меня загиб кишки, Арк.
– Тебе нужно к врачу.
– Да был я у врача. Меня хотят резать, Арк.
– Сочувствую, – сказал я.
– Я не дам себя резать. Верно, а?
– Нет, – сказал Аркадий. – Пожалуй, тебе лучше согласиться.
– Ну, может, и соглашусь, – жалобно всхлипнул Хэнлон.
Прошло еще пять минут. Аркадий поднялся и бережно обнял старика за плечи.
– Джим, – сказал он с нежностью, – прости, но, боюсь, нам уже пора. Тебя никуда не надо подвезти?
– Нет, – ответил тот. – Я остаюсь здесь.
Мы уже двинулись к выходу.
– Побудьте еще немного, – попросил Хэнлон.
– Нет, нам правда пора ехать.
– Жаль, ребята, лучше бы вы еще остались. Мы бы хорошо время провели.
– Мы еще приедем, – сказал я.
– Приедете? – Хэнлон оживился. – Когда?
– Через пару дней, – сказал Аркадий. – Когда с делами управимся. А потом поедем в Каллен.
– Извини, что я на тебя так налетел, – сказал мне Хэнлон. У него дрожала губа. – Вечно на помов налетаю!
– Ничего страшного, – сказал я.
Снаружи зной только усилился, но ветер почти стих. В загоне перед домом парил орел с клиновидным хвостом, слегка касаясь колышков ограды. Увидев нас, эта красивая, блестящая птица с бронзовыми перьями улетела прочь.
Я сделал попытку пожать Хэнлону руку. Он не отнял ее от живота. Мы сели в «лендкрузер».
– Могли бы сказать мне спасибо за бифштексы, – крикнул он нам вдогонку.
Пытался вернуться к своему прежнему, колкому тону, но видно было, что он напуган. По щекам у него текли слезы. Он отвернулся – не хотел видеть, как мы отъезжаем.
17
На воротах лагеря Скалл-Крик висела табличка, грозившая штрафом в 2000 долларов каждому, кто пронесет спиртное на территорию аборигенского поселения. Поверх этой надписи кто-то накорябал белым мелом: «Чушь собачья!» Мы заехали сюда, чтобы забрать старейшину-кайтиш по имени Тимми. Он приходился Алану Накумурре родственником по материнской линии и знал все Сновидения вокруг станции Миддл-Бор.
Я снял цепь с ворот, и мы подъехали к беспорядочному скоплению блестящих жестяных крыш, проглядывавших сквозь выбеленную траву. На окраине поселения ребятня скакала на батуте, а неподалеку стояла большая коричневая металлическая коробка без окон. Аркадий сказал, что это местная лечебница.
– Ее прозвали «машиной смерти», – сказал он. – Теперь к ней никто и близко не подходит.
Мы припарковались под двумя эвкалиптами-призраками, рядом с маленьким беленым домиком. В ветвях щебетали птицы. Две полногрудые женщины – одна в просторном зеленом платье – лежали на крыльце и спали.
– Мэвис, – позвал Аркадий.
Ни одно из толстых храпящих созданий не шевельнулось.
За деревьями, выстроившись вокруг рыжего земляного пустыря, стояло около двадцати хибар: полуцилиндры из волнистого листа, открытые с одной стороны, как загоны для свиней. Там, в тени, лежали или сидели на корточках люди.
Ветер швырял туда-сюда обрывки картона и пластмассы, вся территория сверкала осколками стекла. По ней скакали блестящие черные вороны, моргали желтыми глазами и клевали старые консервные банки из-под тушенки; потом их прогнали собаки.
Один малыш, узнав Аркадия, закричал: «Арк! Арк!» – и уже через несколько секунд нас со всех сторон обступила толпа голых ребятишек, оравших: «Арк! Арк! Арк!» Их светлые волосы смотрелись как стерня на черноземном поле. Уголки их глаз облепили мухи.
Аркадий взял двоих мальчишек на руки. Третий запрыгнул ему на спину, а остальные цеплялись за ноги. Он трепал им волосы, пожимал протянутые руки. Потом, распахнув багажник «лендкрузера», принялся раздавать детворе напитки и леденцы.
Одна из толстух приподнялась, села, отбросила с лица спутанные космы, зевнула, протерла глаза и сказала:
– Это ты, Арк?
– Привет, Мэвис! – ответил он. – Как дела сегодня?
– В порядке. – Она снова зевнула и встряхнулась.
– А где Тимми?
– Спит.
– Хочу взять его в буш.
– Сегодня?
– Сейчас, Мэвис. Сейчас!
Мэвис с усилием встала и, неуклюже переваливаясь, отправилась на поиски мужа. Но Тимми сам услышал галдеж на улице и уже стоял на пороге лачуги.
Это был бледный, костлявый, ехидный с виду старик с жидкой бородкой. Один глаз у него был затянут трахомой. Коричневая фетровая шляпа надета набекрень, вокруг шеи повязан красный платок. Из-за крайней худобы штаны с Тимми то и дело сползали, и ему приходилось их поддергивать. Он погрозил Аркадию пальцем и издал сдавленный смешок.
Аркадий поставил детей на землю и достал из машины фотоальбом со снимками, сделанными в прошлой экспедиции. Потом уселся на ступеньках рядом с Тимми, и тот принялся листать альбом с сосредоточенностью ребенка, погрузившегося в сказку.
Я сидел позади них и глядел по сторонам. Приставучая белая сука, больная маститом, настырно совала морду мне в пах.
Аркадий обнял старика и спросил:
– Едешь с нами сегодня?
– Гостинец есть? – спросил Тимми.
– Гостинец есть.
– Хорошо.
Мэвис плюхнулась рядом. Космы снова скрыли ее лицо, так что теперь виднелась только выпяченная растрескавшаяся нижняя губа.
Аркадий перегнулся к ней и спросил:
– А ты поедешь, Мэвис? С нами будут Топси и Глэдис из Кертис-Спрингс.
– Нет! – недовольно пробурчала она. – Я теперь никуда не езжу. Сижу тут все время.
– Без выходных и праздников?
Она фыркнула:
– Иногда мы ездим в Теннант-Крик. У меня там родня. Моя мать оттуда. Там еще большая скважина возле речки. Знаешь это место?
– Кажется, да, – неуверенно сказал Аркадий.
– Земля людей Билли-Боя, – сказала Мэвис, поднявшись с видом усталого достоинства, будто утверждая свое право на существование. – Рядом со станцией Мак-Клуэн.
– Так ты не поедешь с нами в Миддл-Бор?
– Не могу.
– А что тебе мешает?
– У меня нет шлепанцев. – Она выставила босую ногу, предлагая Аркадию осмотреть ее мозолистую, в трещинах, подошву. – Куда я поеду босиком? Нужно найти шлепанцы.
– Возьмите мои, – предложил я. – У меня есть запасная пара.
Я пошел к машине и достал свою единственную, и последнюю, пару зеленых резиновых шлепанцев. Мэвис выхватила у меня шлепанцы, словно я их у нее украл. Надела, тряхнула головой и потопала за котелком и одеялом для Тимми.
– Благодетель сэр Уолтер! – проговорил Аркадий и усмехнулся.