Тимми тем временем посасывал из картонной пачки яблочный сок. Он отставил пачку, поправил на себе шляпу, потом снова присосался к соку и наконец задумчиво спросил:
– А как насчет Большого Тома?
– Он здесь?
– Конечно здесь.
– Захочет поехать?
– Конечно захочет.
Мы подошли к хибаре с навесом и подпорками, где росли дыни-падди. Под ним спал Большой Том. Рубашки на нем не было. Мерно дышавшее пузо покрывали завитушки волос. Собака залаяла, и он проснулся.
– Том, – обратился к нему Аркадий, – мы сейчас едем в Миддл-Бор. Хочешь поехать с нами?
– Конечно, – улыбнулся тот.
Он выполз из своего убежища, нацепил коричневую рубашку, шляпу и объявил, что готов. Его жена Руби, высокая худая женщина со смущенной улыбкой, покрыла голову зеленым крапчатым платком и тоже сказала, что готова отправиться в путь.
Я никогда не видел, чтобы двое женатых людей так быстро собрались в дорогу.
Теперь нас стало шестеро, и внутри «лендкрузера» воцарился сложный и странный запах.
По пути к воротам мы проехали мимо долговязого юноши со светлыми волосами, заплетенными в крысиные косички, и с рыжеватой бородой. Он лежал, растянувшись во весь рост, на красно-бурой земле. На нем была оранжевая футболка, линялые красные джинсы, на шее – раджнишевские четки. Вокруг него на корточках сидели четыре или пять чернокожих женщин. Похоже, они массировали ему ноги.
Аркадий нажал на гудок и помахал ему рукой. Тот еле кивнул в ответ.
– Это еще кто? – спросил я.
– Это Крейг, – ответил Аркадий. – Он женат на одной из этих женщин.
18
Возле отеля «Бёрнт-Флэт», где мы остановились, чтобы залить бак бензина, патрульный полицейский принимал показания о человеке, найденном мертвым на дороге.
Жертва, сообщил он нам, – белый мужчина лет двадцати с лишним, отщепенец. Многие автомобилисты видели его последние три дня – он то слонялся вдоль шоссе, то куда-то пропадал.
– А теперь от него кровавое месиво осталось. Пришлось лопатой от асфальта отскребать. Дальнобойщик принял его за дохлого кенгуру.
Несчастный случай произошел в пять утра, но тело – вернее, то, что оставил от него автомобильный поезд, – к тому времени уже часов шесть как было холодным.
– Похоже, кто-то подбросил его на шоссе, – заключил полицейский.
Он был подчеркнуто вежлив и любезен. В вырезе рубашки цвета хаки вверх-вниз ходило адамово яблоко. Он просил нас войти в его положение: позволить задать нам пару вопросов. Задави кто-нибудь черномазого в Алис-Спрингс – невелика потеря. Но белого человека!..
– Так где вы были вчера в одиннадцать вечера, ребята?
– В Алис, – ответил Аркадий ровным голосом.
– Большое спасибо. – Чиновник коснулся краешка своей шляпы. – Нет необходимости вас дольше задерживать.
Все это он говорил, глядя внутрь машины и не сводя глаз с наших пассажиров. Пассажиры в свою очередь делали вид, что его не существует, и неотрывно смотрели в окно на равнину.
Полицейский направился к своей машине с кондиционером. Аркадий нажал на звонок, чтобы его вышли обслужить. Позвонил второй раз. Потом третий. Никто так и не вышел.
– Похоже, нам придется немного подождать, – заметил Аркадий.
– Похоже на то, – согласился я.
Было три часа дня, и все постройки плавились от зноя. Отель был выкрашен в ирисочный цвет, а на волнистой крыше жирными, но уже осыпающимися буквами было написано: «БЁРНТ-ФЛЭТ». Под верандой размещался вольер с волнистыми попугайчиками и розеллами. Окна номеров были заложены досками, а вывешенная табличка гласила: «Заведение продается».
Хозяина звали Брюс.
– Доход резко упал, – пояснил Аркадий, – после того как хозяин лишился права торговать спиртным.
Раньше Брюс греб деньги лопатой, но потом законы о торговле спиртным изменились: теперь торговцам запрещалось продавать аборигенам крепкие напитки.
Мы стали ждать.
Подъехала пожилая пара на трейлере, и, когда муж нажал на звонок обслуживания, дверь бара вдруг распахнулась и вышел мужчина в шортах с тяжело дышащим бультерьером на поводке.
У Брюса были ноги великанского размера, рыжие волосы, отвислые ягодицы и овальный подбородок. На предплечьях красовались татуированные русалки. Он привязал собаку, которая облаяла наших пассажиров. Смерил взглядом Аркадия и пошел обслуживать пожилую пару.
После того как мужчина из трейлера расплатился, Аркадий обратился к Брюсу очень вежливым тоном:
– Будьте любезны, канистру бензина.
Брюс отвязал собаку и вразвалку зашагал туда, откуда пришел.
– Свинья, – сказал Аркадий.
Мы снова стали ждать.
Полицейский наблюдал за происходящим из своей машины.
– Рано или поздно нас должны обслужить, – сказал Аркадий. – Этого требует закон.
Десять минут спустя дверь снова отворилась, и по ступенькам спустилась женщина в синей юбке. У нее была короткая стрижка и ранняя седина. Она только что готовила пирог: к ногтям пристало тесто.
– Не обращайте внимания на Брюса, – вздохнула она. – Он сегодня как бешеный.
– Только сегодня? – улыбнулся Аркадий.
Женщина сгорбила плечи и глубоко вздохнула.
– Зайди внутрь, – сказал мне Аркадий, – если хочешь ознакомиться с местным колоритом.
– А у нас есть время?
– Можем подождать, – сказал он. – Ради расширения твоего кругозора.
Женщина закусила губу и издала неловкий смешок.
– Может, купить нашим чего-нибудь выпить? – вызвался я.
– Купи, – сказал Аркадий. – А мне пива.
Я просунул голову через окно и спросил наших спутников, что они будут пить. Мэвис заказала апельсиновый сок, но потом передумала и попросила апельсин с манго. Руби выбрала яблочный, Большой Том – грейпфрутовый сок, а Тимми – кока-колу.
– И «Фиолетовую Крошку», – прибавил он.
«Фиолетовая Крошка» – это большая конфета в шоколадной глазури.
Аркадий расплатился с женщиной за бензин, и я последовал за ней в бар.
– Когда будешь выходить, – крикнул он мне вдогонку, – погляди направо от выключателя.
Внутри компания дорожных рабочих играла в дартс, служащий станции, выряженный в ковбойскую одежду, скармливал монетки музыкальному автомату. На стенах красовалось множество поляроидных снимков: голые толстяки и множество длинных воздушных шаров. Надпись гласила: «Кредит – как секс. Одним он достается. Другим – нет». На «средневековом» свитке изображался карикатурный силач и были выведены шрифтом под древнеанглийский следующие стишки:
Да, хоть я прохожу
Долиной Смертной Тени,
Я Зла не убоюсь,
Ибо я есмь Брюс,
Подлейший сукин сын в Долине.
Рядом с бутылками «Сазерн-Камфорт» стояла старинная бутыль, доверху наполненная желтой жидкостью и снабженная ярлыком: «Настоящая С.-Т. Джиновая Бормотуха».
Я стал ждать.
Услышал, как Брюс сообщает кому-то из посетителей, что он купил себе местечко в Квинсленде, где «еще можно называть черномазого черномазым».
В бар вошел механик-телеграфист, с которого ручьями лился пот, и заказал два пива.
– Я слышал, у вас тут авария на дороге произошла и виновник скрылся?
– Ага! – Брюс оскалил зубы. – Свежее мясо!
– Что-что?
– Я говорю, свежее съедобное мясо!
– Съедобное?
– Белый человек. – Брюс высунул язык и грубо расхохотался.
Я с удовольствием отметил, что механик нахмурился и ничего не ответил.
Потом дверь снова открылась, зашел товарищ механика и сел на барный табурет. Это был худощавый молодой абориген-полукровка с веселой, самоуничижительной усмешкой.
– Черным сюда нельзя! – Брюс повысил голос, чтобы перекричать игроков в дартс. – Ты меня слышал? Я сказал: «Черным сюда нельзя!»
– Я не черный, – ответил полукровка. – У меня проблемы с кожей.
Брюс рассмеялся. Дорожные рабочие тоже рассмеялись, а полукровка стиснул зубы и продолжал улыбаться. Я наблюдал за тем, как крепко сжимают его пальцы банку с пивом.
Потом Брюс обратился ко мне тоном принужденной вежливости:
– Далеко от дома забрались. Что прикажете?
Я перечислил напитки.
– И «Фиолетовую Крошку», – вспомнил я.
– И «Фиолетовую Крошку» для английского джентльмена!
Я молча расплатился.
Идя к выходу, я поглядел направо от выключателя и увидел в обоях дырку, пробитую пулей. Вокруг отверстия красовалась позолоченная рамка с небольшой латунной бляшкой – такие бляшки обычно прибивают под трофеями вроде оленьих рогов или засушенных рыб – с надписью: «Майк – 1982».
Я раздал аборигенам напитки, и они приняли их, даже не кивнув.
– Ну и кто был этот Майк? – спросил я, когда мы снова тронулись в путь.
– Он и сейчас есть, – сказал Аркадий. – Работал раньше барменом у Брюса.
Тогда стоял такой же знойный летний день, как сегодня, и четверо парней-пинтупи, возвращавшиеся из миссии Балго, зашли купить бензина и выпивки. Они очень устали, были взбудоражены, и старший из компании, увидев бутылку с «Джиновой Бормотухой», сказал что-то оскорбительное. Майк отказался их обслуживать. Тогда задира схватил пивной стакан, прицелился в бутылку, но промазал. А Майк взял 22-калиберную винтовку Брюса – она всегда лежала наготове под прилавком – и принялся стрелять поверх голов пинтупи.
– Так, во всяком случае, – сказал Аркадий, – он утверждал на суде.
Первая пуля вышла из основания черепа задиры. Вторая пробила стену справа от выключателя. Третья, для полноты картины, угодила в потолок.
– Естественно, – продолжал Аркадий тем же бесстрастным тоном, – соседи пожелали внести вклад в судебные расходы бедняжки-бармена. Они устроили гала-концерт и пригласили топлес-шоу из Аделаиды.
– Майк вышел сухим из воды?
– Самозащита.
– А как же свидетели?
– Со свидетелями-аборигенами не всегда легко найти общий язык, – сказал Аркадий. – Например, они отказываются слышать, как покойника называют по имени.
– Они что – совсем не хотят давать показаний?