Он разинул рот и уставился на меня:
– Да вы шутите! Так я вам и сказал! Может, вы его украдете? Название же денег стоит.
– Тогда никому не говорите.
– Название, – сказал он прочувствованно, – это уже залог успеха – или провала. Вспомним Эда Макбейна! «Расплата убийцы»! Вспомним «Город акул»! Или «Сожжение Эдема»! Или «Собачий день»! Отличные названия.
Полицейский оценивал придуманное им название в 50 тысяч американских долларов. С названием вроде этого можно снять отличное кино. Даже без книги!
– Даже без сюжета? – вставил я.
– Может, и так, – кивнул он.
В Америке, сказал он, названия продают за миллионы. Нет, он-то не собирается перепродавать свое название киношникам. Название и сюжет – одно целое.
– Нет. – Он задумчиво покачал головой. – Пусть уж останутся вместе.
– Конечно.
– А может, нам поработать вдвоем? – вдруг предложил он.
И изложил суть этого творчески-делового союза. С него – название и сюжет. А я пишу саму книгу, потому что у него, как у полицейского, нет времени на писанину.
– Да, времени на это уходит немало, – согласился я.
– Ну так что – по рукам?
– Нет.
Полицейский явно расстроился. Он еще морально не созрел, чтобы сообщить мне название, но с целью раздразнить мой аппетит решил ознакомить с сюжетом. Начиналась эта невероятная история с того, что автомобильный поезд насмерть раздавил аборигена.
– Ну и?
– Ладно, сейчас скажу.
Он облизал губы. Решение далось ему с большим трудом.
– «Мешок для тела», – сказал он.
– «Мешок для тела»?
Он прикрыл глаза и улыбнулся.
– Я еще никому не говорил, – признался он.
– Но почему «Мешок для тела»?
– Ну, мешок, в который засовывают мертвеца. Я же сказал – история начинается с того, что на шоссе задавили чернокожего.
– Это я уже слышал.
– И что – нравится? – спросил он взволнованно.
– Нет.
– Я про название.
– Я понял.
Я повернулся к человеку с багровым родимым пятном, который сидел слева от меня, и заговорил с ним. Он воевал во Франции, потом женился на англичанке из Лестера (там квартировала часть, куда его распределили). Жена приехала вместе с ним в Австралию, но потом с ребенком вернулась в Лестер.
Мой собеседник уже слышал, чем мы занимаемся – осматриваем священные места.
– Знаешь, что надо с этими священными местами? – спросил он, растягивая слова.
– Что?
– Динамитом взорвать!
Он усмехнулся и отсалютовал стаканом аборигенам. Когда он пил, его родимое пятно ходило ходуном.
Один из аборигенов, очень худой, с виду типичный деревенщина с копной спутанных волос, оперся обоими локтями на стол и прислушивался.
– Священные места! – не унимался человек с пятном. – Да если сосчитать все, что они называют священными местами, то окажется, что в Австралии триста чертовых миллиардов священных мест!
– Примерно так и есть, дружище! – отозвался худой абориген.
Справа от меня Аркадий разговаривал с полицейским. Они оба раньше жили в Аделаиде, в пригороде Сент-Питерс. И даже ходили в одну школу, и математику у них вел один учитель. Только полицейский был на пять лет старше Аркадия.
– Мир тесен, – изрек он.
– Это точно, – подтвердил Аркадий.
– Зачем ты с ними возишься? – Полицейский уставил большой палец в сторону аборигенов.
– Потому что они мне нравятся.
– Да мне они тоже нравятся, – ответил тот. – Ей-богу! Нравится наводить у них порядок. Но они не такие, как мы.
– И в чем же это они не такие?
Полицейский снова облизал губы, звучно вдохнул.
– Устроены иначе, – изрек он наконец. – У них не такие мочевыводящие пути, как у белого человека. Другая мочевая система! Поэтому они и пить не умеют!
– Откуда вы знаете?
– Это доказано, – ответил полицейский. – Научно доказано.
– Кем?
– Не помню.
Должно существовать два разных закона о потреблении спиртного, продолжал он: один для белых, другой для черных.
– Вы так думаете? – спросил Аркадий.
– Штрафовать человека за то, что у него более крепкая мочевая система? – От негодования полицейский повысил голос. – Это же несправедливо. Неконституционно!
Его овчарка заскулила, и он ее погладил.
Ну а где другая мочевая система, там, конечно, и другое серое вещество. Мозг аборигенов, заявил полицейский, отличается от мозга белых. У них лобные доли более плоские.
Аркадий сузил глаза до татарских щелок. Теперь он уже по-настоящему разозлился.
– Да, они мне нравятся, – повторил полицейский. – Я ничего против них не имею. Но они же как дети! У них детский разум.
– С чего вы это взяли?
– Они не способны к прогрессу, – заявил тот. – Вот поэтому все борцы за их права ошибаются. Вы сами мешаете прогрессу! Помогаете им уничтожать белую Австралию.
– Купить вам еще выпить? – вмешался я.
– Нет, спасибо! – рявкнул тот.
Лицо его гневно подрагивало. Я заметил, что ногти у него обкусаны до мяса.
Аркадий помолчал секунду-другую, справляясь с приступом раздражения, а потом начал объяснять, медленно и доходчиво, что лучше всего судить об интеллектуальных способностях человека по его умению оперировать словами.
По нашим меркам, сказал он, многие аборигены – просто лингвистические гении. Разница лишь во взглядах на мир. Белые беспрестанно изменяют мир, чтобы он отвечал их сомнительным представлениям о будущем. Аборигены же вкладывают все силы в то, чтобы сохранить мир таким, какой он есть. Разве это хуже?
У полицейского отвисла челюсть.
– Ты – не австралиец, – заявил он Аркадию.
– Еще какой австралиец!
– Ничего подобного. Я чую, что ты не австралиец.
– Я родился в Австралии.
– Это еще не делает тебя австралийцем, – заносчиво возразил тот. – У меня пять поколений предков жили в Австралии. А твой отец где родился?
Аркадий немного помолчал, а потом со спокойным достоинством ответил:
– Мой отец родился в России.
– Ага! – Полицейский поджал губы и повернулся к человеку с родимым пятном. – Что я тебе говорил, Берт? Помми, да еще и комми!
25
Ночью небо заволокло, наутро было пасмурно и душно. Мы позавтракали в баре мотеля яичницей с беконом. Жена хозяина приготовила нам сэндвичей для пикника и дала лед для «эски». Аркадий снова позвонил в больницу.
– По-прежнему не хотят говорить, что с ним такое, – сказал он, положив трубку. – Боюсь, плохи дела.
Мы стали раздумывать, ехать ли нам обратно в Алис, но, поскольку сделать мы все равно ничего не могли, решили поторопиться в Каллен. Аркадий развернул на столе карту. Дорога туда, прикинул он, займет два дня. Мы поедем напрямик, переночуем в Попанджи, а потом двинемся дальше в Каллен.
Женщина, пившая кофе за соседним столиком, случайно услышала, о чем мы говорим, и извиняющимся тоном спросила, не будем ли мы, случайно, проезжать мимо Ломбарди-Даунз.
Аркадий взглянул на карту.
– Это нам по пути, – сказал он. – Подвезти вас?
– Да нет! – Женщина поморщилась. – Нет-нет. Мне туда не нужно. Я просто подумала, не возьметесь ли передать кое-что. Письмо от меня.
Это была нескладная, потрепанная молодая женщина с тусклыми волосами и неподвижными янтарными глазами. Она выговаривала слова, как воспитанная дама. На ней было желтоватое платье с длинными рукавами.
– Оно уже написано, – сказала она. – Вас не затруднит? Сейчас принесу, если вы не…
– Конечно захватим, – сказал Аркадий.
Женщина куда-то убежала, вернулась, тоже бегом, запыхавшись, с письмом. Она положила его на стол и порывисто отбросила от себя. Потом затеребила крошечное золотое распятие на шее.
– Оно для Билла Малдуна, – сказала она, не сводя глаз с имени на конверте. – Он управляющий станцией в Ломбарди. Это мой муж. Попросите кого-нибудь передать ему письмо. Но если вы увидите его самого… если он спросит, не видели ли вы меня… скажите ему, что у меня все хорошо.
Она выглядела хрупкой, жалкой и больной.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Обязательно передадим.
– Спасибо, – ответила она сдавленным голосом и пошла допивать свой кофе.
Три часа мы ехали по скучной равнине. Ночью прошли дожди и прибили пыль. Вдалеке мы увидели нескольких эму. Поднимался ветер. Мы заметили, что на одиноко стоящем дереве что-то болтается. Это оказался огромный вязаный игрушечный мишка в синих штанишках и в красной шапочке. Кто-то вспорол ему горло, и оттуда вылезала набивка из растительного пуха. Под деревом из натертых охрой сучков, связанных веревкой из волос, был выложен крестик.
Я поднял крест и протянул Аркадию.
– Это дело рук аборигенов, – сказал он. – На твоем месте я бы его не трогал.
Я бросил крест и вернулся в машину. Небо впереди темнело.
– Похоже, попадем в грозу, – сказал Аркадий.
Мы свернули возле знака, указывавшего поворот на Ломбарди-Даунз. Через полтора километра дорога уклонялась в сторону, огибая конец взлетной полосы. На свистящем ветру горизонтально колыхался оранжевый флюгер, на некотором расстоянии от нас в небо поднялся небольшой самолет.
Владелец этой станции владел и авиалинией.
Ферма находилась в развалившемся белом доме, видневшемся среди низкорослых деревьев, но ближе к взлетной полосе стоял еще один дом, поменьше, из кирпича, а рядом с ним – открытый ангар. В ангаре помещалась коллекция винтажных аэропланов и машин, принадлежавшая владельцу фермы. Рядом с «тайгер-мотом»[34] стоял «форд» модели «Т» и сельскохозяйственный грузовик от «роллс-ройса» с деревянными бортами, выкрашенными в коричневый цвет с черной каймой.
Я рассказал Аркадию любимую байку моего отца – про «роллс-ройс» и овцевода-миллионера.
– Выходит, не так уж это далеко от истины, – заключил я.
В дверях показалась неряшливо одетая женщина в домашнем халате в зеленую крапинку, с бигуди на светлых волосах.
– Кого-то ищете, ребята? – поинтересовалась она.