– Я бы заказал сразу сотню штук, – сказал я мадам. – Сотни мне хватит до конца жизни.
Она обещала позвонить в Тур после обеда.
В тот день меня ожидали сплошные разочарования. Метрдотель в «Брассери Липп» больше не узнавал меня: «Non, Monsieur, il n’y a pas de place»[54]. В пять часов, как мы уговорились, я снова зашел к мадам. Фабрикант давно умер. Его наследники продали фабрику. Мадам сняла очки и с почти траурным видом изрекла: «Le vrai moleskine n’est plus»[55].
У меня было предчувствие, что «дорожный» этап моей жизни подходит к концу. И я решил, что, прежде чем меня одолеет недуг оседлости, нужно заново пролистать свои старые записные книжки. Набросать на бумаге краткое изложение тех мыслей, цитат и встреч, которые развлекали и навязчиво преследовали меня на протяжении долгого времени. Я надеялся, что они прольют свет на то, что оставалось для меня вопросом из вопросов: на природу человеческой неугомонности.
Паскаль в одной из своих наиболее мрачных pensées[56] высказал мнение, что все наши невзгоды происходят по одной-единственной причине: из-за неспособности спокойно сидеть в комнате.
Отчего, спрашивал он, человеку, обеспеченному всем необходимым для безбедной жизни, неймется пускаться в какие-то долгие заморские странствия? Отчего он рвется в чужие города, на поиски перца или на войну – сокрушать черепа?
Далее, поразмыслив о причинах наших бед, Паскаль вознамерился докопаться до самой сути и нашел прекрасное объяснение: виной всему – врожденное сознание нашей смертности. И несчастье это столь велико, что стоит нам всерьез о нем задуматься, как мы делаемся безутешными.
Единственное, что может облегчить наше отчаяние, – это развлечение (divertissement); однако оно же является и худшей из преследующих нас напастей, ибо в стремлении развлечься мы перестаем задумываться о самих себе и постепенно навлекаем на себя гибель.
А может быть (продолжал я размышлять), наша потребность в развлечении, наша одержимость новизной – это, по сути, инстинктивный порыв к миграции, вроде того инстинкта, что по осени пробуждается у птиц?
Все великие учителя говорили, что человек от века был скитальцем «в нагой раскаленной пустыне» мира (это слова Великого инквизитора у Достоевского) и что, дабы вернуться к своей исконной человеческой природе, он должен стряхнуть оковы привязанностей и выйти на дорогу.
Две мои последние записные книжки были густо заполнены заметками, которые я делал в Южной Африке, где пытался самолично раздобыть свидетельства о происхождении нашего вида. То, что я там выяснил, – как и то, что я узнал о Песенных Тропах, – подтверждало догадку, с которой я очень долго носился: если рассматривать человеческий организм целиком, от строения мозговых клеток до устройства больших пальцев ног, то можно прийти к выводу, что естественный отбор готовил нас к существованию в условиях пеших сезонных перемещений по раскаленной земле, поросшей колючими кустарниками, или по пустыне.
Если это действительно так, если пустыня – наш дом, если наши инстинкты формировались в пустыне, с тем чтобы мы оказались способны вынести ее суровые условия, тогда совсем нетрудно понять, отчего нам становится тоскливо при виде зеленых пастбищ, отчего нас утомляет обладание собственностью и отчего воображаемому человеку Паскаля казалось тюрьмой его уютное жилище.
Из записных книжек
Суть человеческой природы – в движении. Полный покой означает смерть.
Упражнение в Великой Болезни; боязнь дома.
Самые убедительные описания неугомонности часто создавали люди, которые сами вели неподвижный образ жизни: Паскаль – из-за желудочных болей и мигреней, Бодлер – из-за наркотиков, Сан-Хуан де ла Крус – из-за решеток на окнах кельи. Кое-кто из французских критиков утверждает, что Пруст – отшельник, сидевший взаперти в комнате, обитой пробкой, – был величайшим из литературных путешественников.
Основатели монашеских орденов вечно ломали голову, как отбить у послушников тягу к странствиям. Святой Антоний говорил: «Монах, оказавшийся вне стен кельи, – все равно что рыба, выброшенная из воды». И все же Христос с апостолами странствовали пешком по палестинским холмам.
Что за причудливое безумие, вопрошал Петрарка своего молодого секретаря, что за одержимость – каждую ночь засыпать в новой кровати?
Что я здесь делаю?
Пикос, Пиауи, Бразилия
Бессонная ночь в отеле «Шарм». В этих краях, где самый высокий уровень младенческой смертности в мире, водится клоп, переносящий возбудителей сонной болезни. Во время завтрака хозяин гостиницы, вместо того чтобы подать яичницу, хлопнул мухобойкой по моей тарелке и поднял за лапку пестрое коричневое насекомое.
– Mata gente, – сказал он мрачно. – Убивает людей.
Оштукатуренный фасад выкрашен в светлый мятно-зеленый цвет, а слова CHARM HOTEL выведены жирными черными буквами. Вода из протекающего водосточного желоба смыла первую букву, и теперь название читается…[57]
Джанг, Камерун
В Джанге две гостиницы: отель «Виндзор» и – на другой стороне улицы – отель «Анти-Виндзор».
Британское посольство в Кабуле, Афганистан
Третий секретарь одновременно занимает должность культурного атташе. Его кабинет забит экземплярами «Скотного двора» Оруэлла: так британское правительство решило внести вклад в преподавание английского языка в афганских школах, а заодно преподать устами свиньи азбучный урок о вреде марксизма.
– Но… свиньи? – спросил я. – В мусульманской стране? Вам не кажется, что подобная пропаганда может привести к совершенно противоположным результатам?
Культурный атташе пожал плечами. Послу показалось, что это неплохая идея. С этим ничего нельзя было поделать.
Кто не странствует, тот не знает цены людям.
Майами, Флорида
В автобусе, который ехал из центра города на пляж, сидела дама в розовом. На вид ей было лет восемьдесят, не меньше. У нее были ярко-розовые волосы с приколотыми розовыми цветами, розовое платье, подобранное в тон, розовые губы, розовые ногти, розовая сумочка, розовые серьги, и вдобавок в корзинке для покупок у нее лежала пачка розовых салфеток.
Внутри ее прозрачных пластмассовых каблуков лениво плавала в формальдегиде парочка золотых рыбок.
Я был так увлечен разглядыванием этих золотых рыбок, что даже не заметил карлика в роговых очках, стоявшего на сиденье рядом со мной.
– Позвольте полюбопытствовать, сэр, – обратился он ко мне скрипучим голосом, – какое из человеческих качеств вы цените больше всего?
– Я как-то не задумывался, – ответил я.
– Раньше я выше всего ставил сочувствие, – поделился он. – Но с недавних пор предпочитаю сострадание.
– Приятно слышать.
– Позвольте задать вам еще один вопрос, сэр. Какого рода деятельностью вы занимаетесь в настоящее время?
– Учусь на археолога.
– Поразительно, сэр! Я ведь и сам подвизаюсь на том же поприще.
Он работал «коллекторной крысой». Друзья спускали его с металлоискателем в главный коллектор, проходящий под отелями на Майами-Бич. Там он выискивал драгоценности, случайно упавшие в унитазы и смытые в канализационные трубы.
– Могу заверить вас, сэр, – сказал карлик, – это весьма прибыльное занятие.
В ночном экспрессе Москва – Киев читаю третью «Элегию» Донна:
Кто не видал чужих краев – бедняга,
Но жалок и отчаянный бродяга[58].
Эта жизнь – больница, где каждый больной одержим желанием поменять свое место. Один хотел бы страдать у печки, а другой думает, что выздоровел бы у окна.
Я всегда считаю, что мне было бы хорошо там, где меня нет, и этот вопрос о переезде – один из тех, которые я беспрестанно обсуждаю с моей душой.
Беком, Камерун
Названия такси: «машина доверия», «доверие ребенка»; «возвращение Шофера-Джентльмена»; «Le Chauffeur Kamikadze»[60].
В самолете Париж – Дакар
Вчера вечером – ужин на Rue de l’Abbé de l’Épée[61]. Присутствовал Мальро. Чревовещатель! Он безупречно изобразил звук, с которым захлопнулась дверь сталинского кабинета перед лицом у Жида. Они с Жидом явились в Кремль выразить протест из-за преследования гомосексуалистов в России, и Сталин заранее узнал об их намерении.
Дакар
Гостиница «Coq Hardi»[62] одновременно является борделем. Хозяйка мадам Мартин владеет рыболовным судном, поэтому на ужин мы едим лангуста. Из двух проституток, живущих при отеле, одна – моя подруга мадам Йо-Йо – носит громадный красновато-розовый тюрбан; вместо ног у нее – поршневые стержни. У второй, мадам Жаклин, есть два постоянных клиента – гидролог герр Киш и посол Мали.