Когда Рольф попросил Алекса взять с собой на охоту меня, тот состроил обиженно-недовольную мину и пошел прочь.
– Ну вот и договорились, – сказал я.
– Ничего! – утешил меня Рольф. – Найдем кого-нибудь еще.
На следующий день около полудня в Каллен приехал на грузовике Коротышка Джонс. Он первым сумел проехать через разлив. Правда, по пути, уже на нашей стороне от Попанджи, он увяз на целые сутки, пока его не вытащили ребята из «Магеллан Майнинг».
С ним приехала девушка – подруга Дона, завхоза.
– Хорошая девчонка, – сказал Коротышка, подмигнув.
У нее были стриженые волосы и грязное белое платье. Дон, похоже, очень обрадовался, увидев ее, но она обдала его холодным оценивающим взглядом, а потом продолжала улыбаться Коротышке.
– Я совсем не жалею, что мы завязли, – сказала она.
Мы с Доном помогли выгрузить коробки из грузовика и почти закончили работу, когда вышел Рольф.
– Тебе все еще хочется на охоту? – спросил он меня.
– Да.
– Заплатишь за полный бак бензина?
– Если надо.
– Я уже договорился.
– С кем?
– С Донки-Донком, – сказал он. – Хороший мужик!
– А когда?
– Сейчас, – сказал он. – Так что ступай обуваться. И шляпу не забудь!
Я только шел к трейлеру, когда сзади, скрипя и дребезжа, подъехал старенький раздолбанный «форд»-седан. За рулем сидел бородатый абориген с толстым брюхом.
– Это ты на охоту собрался? – ухмыльнулся он.
– С тобой?
– Ну! – ответил Донки-Донк.
Мы заехали купить бензина, но, заплатив за бак, я сразу же понял, что играю в этой экспедиции роль не «клиента», а «раба».
Донки-Донк заставил меня купить еще масла, пуль, шоколадок, сигарет. Он хотел, чтобы я купил ему новую покрышку. Велел мне подержать для него сигарету, пока сам возился с мотором.
Мы уже собирались трогаться, когда к нам подошел молодой человек по имени Уокер. Уокер был бывалым путешественником. Изъездил вдоль и поперек всю Австралию, очень привередливо подыскивая себе жену. Еще он провел некоторое время в Амстердаме, при YMCA[109]. Он был настоящий красавчик – с божественным профилем и очень темной кожей. Волосы и борода напоминали золотую канитель.
– Поедешь с нами на охоту? – крикнул ему Донки-Донк.
– Конечно, – сказал Уокер и уселся сзади.
Мы поехали на поиски человека, у которого было ружье. Им оказался очередной невероятно привлекательный молодой человек с беззаботной улыбкой и волосами до плеч. Он сидел возле шалаша из валежника. На его джинсах красной ручкой было множество раз написано имя: «Нерон».
Женой Нерона, как выяснилось, была та самая великанша, которую я уже видел за покером. Она была на добрую голову выше мужа и раза в четыре шире. Она сидела у очага за своим шалашом и грызла обугленный кенгуровый окорок. Когда Нерон сел в машину, за ним побежал их маленький сынишка и забрался в салон через открытое окно. Мать погналась за ним, размахивая дубинкой из кенгуровой кости. Выволокла мальчишку за волосы и плюнула ему в лицо.
Через две минуты после того, как мы тронулись, Нерон спросил:
– Спички взяли?
Донки-Донк и Уокер покачали головой. Мы вернулись за спичками.
– Костер разводить, – ухмыльнулся Нерон. – Если застрянем.
Мы поехали на юг между горами Каллен и Либлер и спустились к шоссе Ган-Бэррел. После дождя на кустарниках распускались желтые цветочки. Дорога возникала и пропадала в мираже, а над равниной будто плыла цепь каменистых холмов.
Я показал на красноватый выход породы слева.
– Что там? – спросил я.
– Старик, – радостно отозвался Уокер.
– А откуда этот Старик идет?
– Издалека. Может, из Аранды. Может, из Сиднея.
– А куда?
– В Порт-Хедленд, – ответил он уверенно.
Порт-Хедленд был железорудным портом на западном побережье Австралии, примерно в тысяче двухстах километрах к западу от Каллена, за пустыней Гибсона.
– А что будет с этим Стариком, – спросил я, – когда он доберется до моря?
– Все, – ответил Уокер. – Там ему конец.
Потом я указал на низкий плосковерхий холм – Рольф уверял меня, что это куча дерьма, которую наложил Человек-Перенти во Времена Сновидений.
– А это что, вон там?
Уокер нервно затеребил бороду.
– Я еще слишком молод, – сказал он застенчиво.
Это означало, что он еще не проходил посвящения в ту песню, где говорилось об этом холме.
– Спроси у Нерона, – сказал он. – Нерон знает.
Нерон хихикнул и помотал головой.
– Это Туалет, – сказал он. – Дерьмо.
Донки-Донк рассмеялся так, что даже машину раскачало.
Я повернулся к тем двоим на заднем сиденье.
– Дерьмо Перенти? – спросил я.
– Нет-нет, – глупо хихикнул Нерон. – Тут Двое.
– А откуда пришли эти Двое?
– Ниоткуда не пришли. – Он хлопнул в ладоши. – Занимаются там этим делом.
Нерон сделал жест большим и указательным пальцами, чтобы стало понятно, чем именно заняты Двое.
– Свояки, – добавил он.
Уокер нахмурился, сложил губы трубочкой и плотно сдвинул колени.
– Я тебе не верю, – заявил я Нерону. – Ты меня дурачишь.
Тот снова залился неудержимым смехом.
Они с Донки-Донком еще фыркали от смеха, когда примерно через километр мы остановились у невысоких скал. Все трое выпрыгнули из машины.
– Пошли! – позвал меня Нерон. – Тут вода.
Между скалами оказалось три озерца со стоячей водой. В них извивались личинки комаров.
– Солитеры, – сказал Нерон.
– Это не солитеры, – сказал я. – Это личинки комаров.
– Динго, – сказал Донки-Донк.
Он указывал на самую крупную скалу, которая действительно походила на лежащую собаку. А скалы поменьше, сказал он, это ее щенки.
Несколько минут они плескались в воде. Потом мы съехали с дороги и поехали на запад по равнине.
Надо заметить, Донки-Донк отлично вел машину. Он заставлял ее чуть ли не плясать вокруг колючек. Всякий раз безошибочно угадывал, где нужно объехать куст, а где можно проехаться прямо по нему. Семенные коробочки так и сыпались на ветровое стекло.
Нерон выставил дуло винтовки в окно.
– Следы индейки, – прошептал он.
Донки-Донк притормозил, индейка (так здесь называют местную дрофу) высунула из-за стеблей травы свою пеструю шею и бросилась наутек. Нерон выстрелил, и птица свалилась, мелькнув взметнувшимися перьями.
– Меткий выстрел! – заметил я.
– Еще одна! – закричал Уокер, и в чащу кустов пробежала вторая дрофа.
Нерон снова выстрелил и промазал. Когда он подбежал к месту, где была застрелена первая дрофа, та тоже успела улизнуть.
– Паршивые индюшки, – сплюнул Нерон.
Мы поехали дальше на запад, и вскоре впереди показалась самка кенгуру с детенышем. Донки-Донк нажал ногой на педаль газа, и машина с глухим стуком запрыгала по кочкам. Кенгуру скакали впереди быстрее нас. Потом кочки и кусты закончились, мы очутились на ровной, выжженной местности – и тут уже преимущество было за нами. Мы нагнали кенгуру, врезались самке в бедро (детеныш ускакал куда-то в сторону), и она, сделав кувырок назад, перелетела через крышу автомобиля и шлепнулась на землю (о, только бы убитой!) в облаке пыли и пепла.
Мы выскочили из машины. Нерон выстрелил в облако пыли, но кенгуру уже вскочила и снова побежала, пошатываясь и хромая, однако по-прежнему развивая бешеную скорость. Донки-Донк, оставшийся за рулем, снова пытался догнать ее.
Машина врезалась в кенгуру второй раз, та плюхнулась на капот, спрыгнула и помчалась в одну с нами сторону. Нерон пару раз выстрелил, но промазал – пули просвистели куда-то в кусты, сбоку от меня, а кенгуру зигзагом понеслась обратно. Тогда Донки-Донк снова сорвался с места и врезался в нее в третий раз с чудовищным звуком. Теперь она не шевелилась.
Он распахнул дверцу автомобиля и гаечным ключом нанес ей удар в основание черепа – но тут кенгуру снова вскочила на ноги, так что ему пришлось хватать ее за хвост. Когда мы втроем подбежали, кенгуру уже улепетывала, и Донки-Донк висел на ней, будто спортсмен, тянущий канат. Наконец Нерон прострелил ей голову, и все было кончено.
На лице Уокера читалось недовольство и разочарование.
– Плохая охота, – сказал он.
– Мне тоже не понравилось, – согласился я.
Нерон разглядывал убитую кенгуру. Из ноздрей на рыжую землю стекал ручеек крови.
– Старая, – поморщился он. – Несъедобная.
– Что ты с ней будешь делать?
– Здесь оставлю, – сказал он. – Может, хвост отрежу. У тебя нож есть?
– Нет, – сказал я.
Нерон пошарил в машине и отыскал крышку от старой жестяной банки. Орудуя ею как лезвием, он попытался отпилить хвост, но позвонки не поддавались.
Задняя левая шина спустила. Донки-Донк велел мне достать домкрат и поменять колесо. Домкрат был сильно погнут, и, стоило мне несколько раз надавить, что-то щелкнуло, и шпиндель полетел на землю.
– Ну вот, ты его сломал, – ухмыльнулся Донки-Донк.
– Что будем делать? – спросил я.
– Пешком топать, – сказал Нерон, хихикнув.
– Сколько?
– Дня два, наверно.
– Может, костер развести? – предложил я.
– Не-ет! – проворчал Донки-Донк. – Поднимай ее! Поднимай, мужик!
Мы с Уокером взялись за бампер, изо всех сил уперлись в него спиной и попытались приподнять, а Донки-Донк стоял с бревном наготове, чтобы подсунуть его под передачу.
Ничего не вышло.
– Давай ты тоже! – крикнул я Нерону. – Помоги нам!
Тот сложил пальцы и прошелся ими по одному из своих изящных бицепсов, хлопая ресницами и хихикая.
– Нету сил! – сказал он почти беззвучно.
Донки-Донк вручил мне палку-копалку и велел выкопать яму под шиной. Через полчаса яма была уже достаточно глубокой, можно было менять колесо. Пока я работал, все трое только глядели. Я выдохся и взмок. Потом мы принялись раскачивать машину и наконец сдвинули ее с места.
Оставив кенгуру на съеденье воронью, мы поехали обратно в Каллен.
– Завтра хочешь опять на охоту? – спросил меня Донки-Донк.