Вяземский с трудом обернулся и, нагнувшись, ухватил за руку неприподъемное тело Фабера.
— Шаг, — снова скомандовала Ольга, не отпуская его плеча.
— Иди, — вторила ей Зотова, — мы долго не защитим.
И Радим, волоча за собой антиквара, сделал этот шаг, затем сделал еще один, и еще. А они шли рядом, поддерживая и защищая, даже голоса в голове стали, куда как тише. Зеркало возникло из плотного непроглядного тумана внезапно, всего в каких-то двух метрах.
— Прощай, — раздался в его голове тихий, едва различимый шепот, и фигура Ольги, сотканная из тумана, пошла клочьями.
— Прощай, — целуя призрачными холодными губами, произнесла Влада и тоже развеялась.
Радим с трудом устоял, так как голоса навалились на него с новой силой, но зеркало было прямо пред ним, и лучшего стимула, чтобы бороться, просто не могло быть.
— Аааа, — что есть мочи заорал Дикий, срывая голос, и как штангист, на рывке, подняв Фабера, швырнул его в сияющий провал, после чего упал в него сам. Больше он ничего не видел и не слышал, только промелькнула одинокая мысль, он справился.
Из забытья он выплывал медленно и крайне тяжело. Веки были, словно из чугуна отлиты. С огромным трудом он приоткрыл правый глаз, но муть мешала разглядеть, где он находится, и только примерно через минуту Радим понял, что лежит на ковре. Уставившись на запертую дверь, кое-как открыв левый глаз, он все же сел. Голова закружилась, и кабинет антиквара принялся вращаться. Вяземский повернулся и увидел лежачего вниз лицом Фабера, тот до сих пор пребывал в отрубе. Радим ухватился рукой за подставку для каминных принадлежностей, массивную, кованую, наверняка дорогую, и кое-как смог встать. Пошатываясь, он дошел до большого бара. Взяв бутылку минералки, стоящую на столике рядом, залпом выхлебал ее. Крутить прекратило. Вяземский подошел к зеркалу и с третьей попытка сумел посмотреть резерв. Да, потрепало его, энергии было на донышке, от силы процентов десять, но этого было вполне достаточно, чтобы привести в чувства хозяина дома. Сняв паралич и руну сна, Радим доковыляв до двери, повернул ключ и сорванным сиплым голосом крикнул в коридор:
— Ирина Арнольдовна.
Каблучки домашних туфелек простучали по паркету, и в кабинет, едва не сметя пошатывающегося Радима, ворвалась жена антиквара.
— Димаша, — упав на колени, прошептала она.
Именно в этот момент Фабер решил открыть глаза.
— Здравствуй, душа моя, — прошептал он, — я дома.
Женщина разревелась, обняла мужа. Так они и сидели. Радим повернулся к застывшему в дверях Сергею.
— Кофе сообрази, и пожевать что-нибудь, и не только мне, Дмитрию Семенычу тоже подкрепиться не помешает, мы почти сутки не жрамши. Дорого мне это далось.
— Какие сутки? — озадачился Сергей. — И часу не прошло, как мы тебя тут оставили. Ирина Арнольдовна даже нервы мне истрепать не успела, только капли какие-то вонючие пила и по столовой круги наматывала, — последнее он сказал едва ли не шепотом. Оно и правильно, нечего хозяйку критиковать.
— Интересно, — улыбнулся Вяземский. — Полезная информация.
Сергей еще пару секунд смотрел на Радима, после чего развернулся и отправился в сторону кухни. Вяземский бросил взгляд на обнявшихся супругов, так и сидящих на полу, и, подхватив рюкзак, надо сказать не без натуги, пошел следом за охранником. Его работа была тут выполнена, остался последний пункт — оплата.
Когда он вошел в кухню-столовую кофемашина уже вовсю жужжала и шипела. Скинув рюкзак у стены, Радим открыл кран и принялся умываться, ледяная вода довольно быстро привела его в чувство.
Достав айкос, он отправился в небольшой зимний сад и, устроившись в плетеном кресле, закурил. Сергей вышел следом, принес пепельницу и большую чашку черного крепкого кофе. Вяземский поблагодарил его кивком и, прикрыв глаза, сделал глоток. Докурив первую, он тут же вставил вторую, а затем третью. Руки до сих пор подрагивали, место он, конечно, нашел интересное и крайне полезное, но вот дорога туда слишком проблемная. Нужно узнать у Редана, есть ли у него сильные ментальные амулеты, и если что, заказать.
Дверь в зимний сад открылась, и на пороге появился Сергей.
— Дмитрий Семенович и Ирина Арнольдовна ждут вас в столовой.
Радим кивнул и, кинув в пепельницу окурок, вернулся в дом.
Ирина Арнольдовна вскочила со своего места и, кинувшись к Вяземскому, по-матерински обняла его.
— Спасибо тебе за все, Радим. Ты так много для нас сделал.
— Нас с Дмитрием Семёновичем связывают долгие деловые отношения, и не одна выпитая рюмка коньяка и виски. Он мне сильно помог и никогда не обманывал, так что, я сделал это не только для него, но и для себя.
Ирина Арнольдовна разомкнула объятия и, улыбнувшись, отступила на шаг.
— Но дело — есть дело, — доброжелательно заметила женщина.
— Все верно, дорогая, — подал голос антиквар.То, что совершил Радим, то, на что он пошел ради того, чтобы вернуть меня, нуждается в награде. — Он опустил руку вниз и, подняв с пола кубик из денег, запаянный в пластик, поставил его на стол и толкнул по деревянной поверхности в сторону Вяземского. — Дикий, здесь три с половиной миллиона. Ирина сказала, что ты назвал сумму в миллион, как нижнюю точку даже при негативном раскладе, но я здесь, жив и здоров, и это только твоя заслуга. Если мало, скажи.
— Нормально, — кивнул Вяземский. — Вы мне еще зеркальце это проблемное обещали, вот и добьем.
— Точно, — хлопнул себя по лбу антиквар. — Сергей, зеркало из кабинета замотать в простыню, обвязать скотчем и завтра доставить домой к Радиму. Мне оно не нужно, я теперь долго от зеркал буду шарахаться.
— Не надо никакой доставки, сам заберу, джип у меня приличный, сейчас заднее сидение сложим, и думаю, оно без проблем влезет, только упаковать хорошо нужно.
— Сделаю, — кивнул Сергей и покинул столовую.
— Погоди, Радик, — произнес Фабер. — Тебе цепи с браслетами нужны были. — Он выложил на стол снятые кандалы, — вот.
Радим кивнул.
— Вот за это спасибо. Как сняли-то?
— Да просто, там на винт с гайкой было заперто, пассатижи, и пять минут.
Вяземский подошел и, забрав кандалы, закинул их в свой рюкзак, который стал уже совсем неподъемным.
— А теперь, если вы напротив, я поем.
Ирина Арнольдовна быстро выставила на стол перед ним тарелку с бифштексом, пюре и парой кусков почти черного бородинского хлеба, а рядом блюдце с маринованными огурчиками и помидорчиками.
— А вы? — спросил Дикий у Фабера.
— Приятного аппетита, Радик, — пожелал антиквар. — Кушай, мне кусок пока в горло не лезет. Ирина тоже не хочет, а ты ешь, не стесняйся. Может, ты расскажешь все же, где мы были, что за люди меня увели?
— А вот это, Дмитрий Семёнович, закрытая информация, — ответил Радим, даже вилку с пюре до рта не донес. — Если бы мог, я бы подтер вам память, чтобы вы не вспомнили ничего из того, что произошло за последние сутки. В принципе, я могу это сделать, но не хочу, и надеюсь на ваше благоразумие.
— Знаешь, а сделай так, чтобы я забыл, — неожиданно произнес Фабер. — Это ведь мне не повредит никак? Не было там ничего, чтобы помнить ни мир этот расколотый, ни его обитателей, ни голоса, которые мне всякие мерзости шептали.
— Тогда доем, и пойдем в опочивальню. Ляжете в кровать, уснете и проснетесь свежим, бодрым, как будто ничего и не было. Я сотру только все, что касается зеркала. Для вас это будет последние пару часов, а вы, уважаемая Ирина Арнольдовна, не напоминайте, пожалуйста, мужу об этом, он не вспомнит.
Женщина на какое-то время задумалась и кивнула.
— Я сделаю, как вы просите.
Доедал свой ужин или ранний завтрак Радим в тяжелом молчании, ситуация тяготила всех присутствующих, но никуда от этого не деться.
Когда он закончил и поднялся, встали из-за стола и Фаберы. Дмитрий Семенович был уже не так уверен в своем решении. Радима беспокоил только один вопрос — стирать ему два часа или сутки, ведь по идее, он ушел в зеркало всего несколько часов назад, а там прошло куда больше времени. Подумав, он решил все же ориентировать на сутки, чтобы с гарантией. Ну, потеряет он из памяти один день, он даже уточнил у антиквара, не было ли вчера каких-нибудь важных переговоров или продаж. Не хотелось, чтобы тот подвел своих партнеров.
Тот только отрицательно покачал головой и попросил Вяземского отвернуться, потом разделся и юркнул в кровать.
— Спасибо, Дикий, за все, что ты для меня сделал. Жаль, что скоро я не вспомню, какой за мной неоплатный долг.
Радим улыбнулся.
— Нет за вами долга, Дмитрий Семенович, — и, сотворив руну сна, отправил антиквара в долгий здоровый сон.
Начертив на лбу руну памяти, он нарисовал рядом двадцать четыре часа, и принялся за накачку. Две минуты, и все было кончено. Фабер всхрапнул и, перевернувшись на бок, положив руку себе под щеку, улыбнулся и не слишком громко засопел.
— Вот и все, — произнес он, повернувшись к обеспокоенной Ирине Арнольдовне. — Имеете ли вы ко мне какую-нибудь претензию? — вспомнив цитату из любимого романа, поинтересовался Вяземский.
Женщина улыбнулась и покачала головой, она была начитанной, поэтому ответила цитатой оттуда же:
— Что вы, о, что вы, мессир!
Они рассмеялись и вышли из спальни.
— Зеркало возле гаража стоит, упакованное, только загрузить, — доложился Сергей, встретив их внизу. — А где Дмитрий Семенович?
— Спит, умаялся, — ответила хозяйка. — И вот что, Сергей, завтра Дмитрий Семенович ничего не вспомнит о том, что с ним было, и ты молчишь. Ни одного слова, что он куда-то исчезал. А спросит, куда зеркало делось, так продал он его, за хорошие деньги, но он спросит у меня, так что это просто информация к сведению.
— Вот и правильно, — согласился охранник.
Радим кивнул, закинув упаковку с деньгами в обычный пакет и, прихватив рюкзак, набитый холодняком, отправился к выходу. На улице брезжил рассвет, длинная, тяжелая ночь закончилась.