– «Пуссикэт доллз», – сказала Китюня.
– Это что, название такое? «Пуссикэт доллз»?
– Да, так группа называется, – сказал ему кто-то. – Гёрл-бэнд.
– Да понятно, что не бой-бэнд.
– А мы уже старпёры, верно? Сидим тут, рассуждаем про «Деф Леппард». А тем временем приходят молодые, которые не понимают, что изображено на иконке «сохранить» в виндоуз, потому что никогда не видели трёхдюймовой дискеты. Нам таких названий гёрл-бэндов уже не понять…
– Да что тут понимать! Отличное название! Только всё-таки присутствует ещё некоторая недосказанность. «Пуссикэт доллз», «Вет биверз». Кто-то ведь может подумать, что это в мире животных, а вовсе не то, что надо. Я бы не выпендривался, а назвал группу, скажем, «Хангри анус». Тут второго понимания быть не может.
– Лучше уж так – «Даю в ж…». Сразу и честно.
– Или вот – «Отсосу за еду». Тоже отличное название для гёрл-бэнда.
Борода достал телефон и стал набирать телефон службы такси со словами:
– Всё, начиная с прозвучавшего тут слова «отсосу», официально объявляю вечер закрытым. Последний раз, когда это слово прозвучало… в общем, ничего хорошего не случилось.
– Что, не отсосали? – сочувственно спросила Верба.
Такси приехало на удивление быстро, и уже через пятнадцать минут мы с Вербой выгрузились у меня под балконом. Она слегка пошатывалась, но шла уверенно и говорила ясно: всё время, пока мы поднимались, она рассуждала о том, до какой степени украинцы – чёткая нация. Мы так любим ставить точки над «i», что над некоторыми ставим сразу по две. У неё горели щеки, и волосы свободно летали в воздухе при каждом повороте головы. Она была красива.
Дома я разделся, умылся, заняв ванную раньше Вербы, затем прошёлся к холодильнику и внимательно посмотрел на «Ardbeg». Хм… Не сегодня. На сегодня мне уже хватит.
Я включил компьютер и проверил почту.
В ящике лежало письмо от Хаима.
Вам когда-нибудь снился этот человек?
«Hallo, mein Freund.
Wir mit Martha sind bereits in Berlin.
Es ist gut hier, das Brandenburger Tor, der Reichstag und das leckere Eis. Aber wir haben das alle schon dreihundert Mal gesehen, also haben wir uns Bier und Chips gekauft und sitzten nun in einem Hotelzimmer, gucken Bundesliga. Auf jeden Fall ist alles bis Montag geschlossen.
Bier ist ziemlich schlecht hier – viel schlimmer, als bei uns in Bayern. Ich wuerde aber kein Bier durch die Hälfte des Landes ziehehn, um mir Bundesliga anzusehen!
Ich werde morgen noch etwas überprüfen, ich habe ein Treffen. Vielleicht gibt es Neuigkeiten.
Schreibe mir,
Chaim»[4].
«У меня тоже завтра встреча, – подумал я, – и, может быть, будут новости».
«Hallo, Chaim.
Ich habe mich schon davon entwöhnt, einen Brief von dir jeden Tag zu erhalten.
Nach Bier komm zu mir, ich werde dich mit unserem berühmten, lebendigen auflöten. Mit einem, das noch läuft.
Für jede Nachricht werde ich dir dankbar.
Kreuzschnabel»[5].
Я потянулся и пошёл в туалет. На ощупь дошёл до дверей, включил свет и закрыл глаза рукой на несколько секунд.
Надо предложить кому-нибудь рационализаторскую идею, способную озолотить того, кто её воплотит. Сделать специальные лампочки и реле с таймером на переключателе для ванной и туалета, которые имели бы два режима: дневной и ночной. Дневной работал бы по умолчанию с 6 утра до 12 ночи, а ночной – всё оставшееся время. В ночном режиме, в случае, если вы встали в темноте отлить и включили свет в туалете, он включался бы на 20-ваттную мощность и не бил бы, зараза, по глазам, как последняя сволочь, ослепляя тебя на время обратной дороги до постели.
Я вернулся, включил копировальный аппарат и полез в шкаф за книгами. Обложившись фолиантами, я занялся методичным изучением сорок третьего года в судьбе солдат второй дивизии СС. Чтобы представлять себе, под каким кустом сейчас может лежать Брейгель, я должен свободно ориентироваться в теме.
Я просмотрел карты боёв, штатные расписания и списки потерь, воспоминания солдат и офицеров. С интересных и важных моментов снимал копии – передо мной быстро выросла довольно объёмная стопка бумаги. Одновременно я сверялся с доступными в Интернете источниками и моей электронной базой, отчётливо понимая, что сквозь выпитую текилу делать это всё сложнее и сложнее. Но мне было не впервой.
О Брейгеле не было практически ничего. Только упоминания в общих списках и справочные данные. В списке пропавших за год. Даты нет. Места нет. Над очередной книгой я незаметно заснул и проснулся почти через час из-за того, что сполз со стула.
Я выключил компьютер, кое-как стянул с себя одежду, забрался в постель и отрубился.
Меня разбудил звон будильника.
Сквозь сон я сначала попытался нащупать его рукой, чтобы выключить, потом сообразил, что я не ставил себе будильник, и удивлённо продрал глаза. Надо мной возвышалась Верба, одетая, причёсанная и накрашенная, с моим походным будильником в руке.
– А, ты уже проснулся? – весело сказала она. – Вот и хорошо. Как раз чайник закипает. Тебе чай или кофе?
– Это что за шутки? – зло спросил я.
– Ну, ты спал-спал… откуда я знала, может, ты до вечера дрыхнуть будешь? Как мне тебя будить? Пением? А тут у тебя будильник как раз стоял…
– Ладно, – я прокашлялся, – сейчас встану. Мне чай.
– Отлично. – Она кивнула головой и вышла.
Я напялил джинсы, прошёлся в ванную и залез под душ. Вчерашний алкоголь выветривался с боем, но после контрастного душа и крепкого чая голова прояснилась достаточно, чтобы я мог сесть за руль.
Я попросил ещё одну чашку чаю, Верба налила. На столе стояли невесть откуда появившиеся бублики и печенье. Вместе с женщиной в дом возвращаются какие-то мелкие ништяки, которых в холостяцких квартирах не бывает ни-ког-да.
– Так кто ты, говоришь, астролог?
– Астроном, да, – улыбнулась она, – только не надо опять спрашивать, как меня в журналисты занесло, я тебе вчера целый час рассказывала, а ты не слушал.
– Ты на мой вопрос ответила, что у тебя была бурная молодость. И всё. Я провалами в памяти не страдаю, даже если очень сильно напиваюсь.
– Чёрт, не прокатило… – Она досадливо покачала головой, но тут же оживилась. – Слушай, а я вот хотела у тебя спросить: вас, кампанологов, где учат?
– «Кампанолог» – это просто слово. По образованию я металлург. Технолог литейного производства.
– Ух ты! Настоящий? Я тебе сейчас кое в чём признаюсь. Вот мне всю жизнь было интересно – как люди становятся металлургами? То есть вот как психически здоровый человек, находясь в трезвом уме и ясном рассудке, может взять свой аттестат о полном среднем образовании и отдать его куда-нибудь… на кафедру чёрных металлов?!
– Я-то учился на кафедре цветных металлов. Моя специализация – художественное литьё. Хотя, конечно, чёрные металлы нам тоже преподавали.
– И всё-таки? Что вообще может заставить человека стать ди-пло-ми-ро-ван-ным металлургом? Я не знаю, для меня это звучит как… ну как… «доброволец срочной службы», например. Оксюморон.
– Ты несправедлива. Большинство людей, конечно, приходит в такие специальности от конформизма. Вокруг заводы, все друзья пошли в «металл» учиться, ну и я тоже пойду. Но есть масса людей, которым это действительно нравится.
– Что, металлургия? – поражённо спросила Верба.
– Именно металлургия, представь себе.
– А чем она может нравиться?
– Ну… – Я задумчиво посмотрел на стену, потом в окно. – Мало ли чем. Металлургия – это магия.
– Магия?
– Да, самая настоящая магия.
– И что же в ней магического?
– Вот, например… есть такой металл – медь. Мягкий, легкоплавкий, упругий. Есть другой металл – скажем, олово. Тоже мягкий и упругий. Но если медь смешать с оловом в определённой пропорции – скажем, шестьдесят пять на тридцать пять, то получится совершенно другой металл, твёрдый и хрупкий. Причём, если увеличить в нём долю меди, металл станет мягче, и то же самое произойдёт, если увеличить долю олова.
– Это колокольная бронза?
– Скажешь тоже! Если из такой бронзы отлить колокол, он треснет при первом ударе. Колокольная бронза – восемьдесят на двадцать, хотя лучше даже семьдесят восемь на двадцать, и два процента ещё добавить всяких легирующих штук. Колокол прочней получается, да и звук можно сделать лучше.
– И из-за этого ты пошёл в металлурги? Из-за этой магии?
– Нет. Я всегда мечтал быть историком. Но у меня не было выбора.
– Так-таки и не было?
– Не было. У меня отец – литейщик от бога, и ему всегда казалось, что это у него в крови. А раз это у него в крови – значит, и у меня в крови. Так что после школы мне была одна дорога.
– Зато выбор появился потом, да? – ехидно спросила Верба.
– Когда я был на третьем курсе, к нам прямо на ленту зашли два парня и стали спрашивать, кто им может помочь определить кое-что, связанное… «со старыми металлическими изделиями». Я пожал плечами и сказал, что могу попробовать. И тогда один из них достал из сумки простреленную солдатскую каску. И всё. Я понял, в чём моё призвание.
– Лучше поздно, чем никогда.
– Да уж лучше бы никогда, честно говоря.
– Ты так рассуждаешь, как будто наверняка знаешь, что было бы, если бы эти парни не пришли тогда к вам. Может, ты вышел бы на улицу в этот день и тебя сбила бы машина?
– Такая вероятность в любом случае есть. Меня и сегодня может сбить машина. Я сравниваю то, что случилось, с возможностью того, что это не случилось. И второй вариант мне больше нравится.
– Так я тебе об этом и говорю! Сравнивать надо то, что случилось, с тем, что случилось бы в противном случае. Вот сидишь такой молодой ты на парах в институте. Тоскуешь. Мечтаешь стать историком. Но твой отец считает, что тебе нужно быть литейщиком, и вот ты здесь. Как ты думаешь, если сейчас не зайдут подозрительные парни с каской в сумке – как сложится твоя жизнь? Ты станешь литейщиком, примешь свою судьбу и будешь заниматься своими колоколами, да? И ничего не попытаешься поменять? Никуда не рванёшь, не попробуешь чего-то другого?