Тростниковые волки — страница 23 из 49

– Около года назад, – сказал врач, – пациент одного известного психиатра нарисовал человека, который снится ему из ночи в ночь с определённой регулярностью. Психиатр оставил этот рисунок у себя на столе, когда пришёл другой пациент. Увидев этот рисунок, этот другой пациент сказал, что видел этого человека во сне. Совпадение было столь невероятным, что доктор далее опросил всех пациентов в своей клинике и по всей стране и обнаружил десятки людей, которые утверждают, что видели во сне это лицо. Сейчас он ищет людей, которым бы снился этот человек, через Интернет. Но не думаю, что он далеко продвинется.

– Почему? – спросил я.

– Видите ли, я через это проходил. Во время поисков тростниковых волков я очень много времени провёл за компьютером: сначала – в ФИДО, затем – в Интернете. И практически ничего не обнаружил. Меня удивил следующий факт: по мере того как я сам писал какие-то работы на эту тему, пытался вызвать интерес к обнаруженным мною закономерностям, в конце концов просто оставлял записи в контактных журналах и на форумах, я стал обнаруживать, что эти записи всё чаще и чаще просто исчезают. А если и остаются, то умудряются перемещаться в самый дальний и незаметный угол, их не находят поисковые системы, они… словно растворяются в потоке информации. Понимаете теперь, почему я был так взволнован, когда мне позвонили вы и сказали, что хотите поговорить по поводу тростниковых волков?..

Я кивнул и спросил:

– А вы не пробовали говорить об этом с вашим… пациентом?

– Пробовал, конечно. Но в большинстве случаев он просто игнорировал мои вопросы или предлагал мне не обращать на это внимание. Потому что это «не важно». Вот ещё одно слово, которое он освоил после фразы «нет слов». «Нет слов. Не важно. Не важно. Нет слов». Он стал отвечать так на большую часть вопросов. Когда я показал ему это, – доктор поднял листок с изображением мужского лица, – он сказал, что это… как же… «хулиган», вот. Что самое близкое слово в нашем языке – «хулиган». Но, добавил он, это «не важно».

Я кивнул. Доктор, кажется, выговорился. Теперь он уткнулся лицом в папку и листал страницы, словно вспоминая что-то.

– А что с ним случилось? – спросила Верба.

– С кем? – спросил врач.

– Ну с ним. С вашим пациентом.

– А что с ним должно было случиться?

– Не знаю… чем-то это всё закончилось?

– А чем это могло закончиться? Он до сих пор не выздоровел и находится на лечении.

– Где? Здесь?

– Да, у себя в палате.

Мы с Вербой переглянулись.

– А можно его увидеть? – спросил я.

Там нет белок

Доктор посмотрел на меня, затем на Вербу.

– Ну… – Он засомневался, а потом пожал плечами: – Почему бы и нет? Какая разница? Можно, конечно, только в моём присутствии.

Он сложил все свои бумаги, встал и пригласил нас за собой.

Мы вышли из главного корпуса и пошли в глубь сквера. Клиника была огромной. Неподготовленному человеку сложно себе даже представить, что психиатрические больницы бывают такими большими.

– Много тут у вас места, – удивлённо сказала Верба, когда мы обогнули ещё один корпус, прошли по дорожке, свернули на аллейку, пробрались мимо хозяйственных построек, стоянки, спортплощадки и шли теперь между корпусами, стоящими по обеим сторонам широкой мостовой.

– Не так много, как хотелось бы, – сказал доктор и обернулся к ней: – Хотя всем кажется, что слишком много, и к нам постоянно пытаются кого-то подселить. Это одна из крупнейших психоневрологий мира и самая большая в бывшем СССР.

– Сколько ж у вас тут психов? – спросила Верба, поперхнулась и исправилась: – Пациентов?

– Всё время разное количество. Сейчас – чуть больше двух тысяч. Спокойный сезон… Но поверьте, большинство из них совсем не такие интересные, как тот, с которым я вас сейчас познакомлю. Нам сюда.

Доктор показал рукой на небольшое двухэтажное здание справа от аллеи. Мы вошли внутрь, записались в журнале и проследовали в смотровую.

– Сейчас я его приведу, – сказал доктор и вышел на несколько минут. Вернулся он не один.

Человек, который зашёл в комнату вместе с Клочко, был высок и немного сутул. Волосы цвета воронова крыла – без намёка на седину, хотя человек явно был немолод, – коротко подстрижены, лицо изъедено глубокими морщинами, но при этом спокойное и добродушное. Человек сел напротив нас и внимательно посмотрел мне в глаза. Глаза его, очень тёмные, почти чёрные, казались бездонными и в то же время почти ничего не выражали.

– Знакомьтесь, – сказал доктор и сел рядом с нами, повернувшись лицом к своему пациенту.

– Добрый день, – сказал я.

– Добрый день, – поздоровалась Верба.

– Здравствуйте, – сказал человек. У него был глубокий, но скорее обычный голос, без каких-либо особенностей. Ни акцента, ни какого-то особого придыхания – ничего из того, что можно было бы ждать от пришельца из другого мира.

– Я – Клёст, а это – Верба, – сказал я.

Человек молчал.

– А вы не представитесь? – спросила Верба.

Человек пожал плечами.

– Нам нужно с вами поговорить, – сказал я.

– Я думаю, что на самом деле вам не нужно со мной говорить. Я бесполезен для вас.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я не знаю, где находится… девушка, да? И, таким образом, не могу вам помочь.

Я посмотрел на Клочко, но тот удивлённо развёл руками. Похоже, он ничего не говорил своему пациенту.

– А откуда вы знаете, кого мы ищем?

Человек пожал плечами, посмотрел на доктора и сказал:

– Нет слов.

– Вы знаете девушку, которую мы ищем?

– Я… не знаю, как сказать… я её немного знаю. Немного. Правильно?

– Ну… я не знаю, правильно ли вы говорите. Но да, так можно сказать, «немного знаю», если вы знакомы с человеком, но мало с ним общались.

– Я никогда с ней не общался.

– Откуда же вы её знаете?

– Нет слов.

– Вы видели её в «анфиладе»?

– Я видел её в «анфиладе», да. Но не только.

– А где ещё?

– Нет слов.

– А сейчас она в «анфиладе»?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, чтобы попасть в «анфиладу», нужно тело. А у неё сейчас нет тела. Её нет в анфиладе.

– А я могу попасть в «анфиладу»?

– Конечно. Туда любой может попасть. Если у него есть тело, конечно.

– А как это сделать?

– Есть множество способов. Самый простой способ, которым пользуются люди, – это использование различных… хм… препаратов. Наркотики? Да?

– Такие препараты есть, да.

– Вот. Но есть много других способов. Это легко, гораздо легче, чем вам кажется.

– А что это такое? Вы можете… ну, сбежать через «анфиладу»?

– Нет, – он покачал головой, – «анфилада» – не средство передвижения, а средство общения или поиска.

– Мы как раз ведём поиск!

– «Анфилада» вам не поможет. У того, кого вы ищете, нет тела, я же вам уже сказал. – Он выглядел утомлённым, его голос на последней фразе выдал какую-то… обиду даже, что он постоянно всем всё объясняет, а его никто не хочет понять. По крайней мере, так мне показалось.

– А где нам её искать? – спросил я.

Он пожал плечами.

– У вас был… предмет. Используйте его.

– Предмет?

– Маленький. Вы не принесли его с собой. Я не знаю, почему.

– А вы хотели бы, чтобы я принёс?

– Нет-нет, – он испуганно замахал руками, – ни в коем случае. Он чужой. Его ищут. И его найдут. Мне достаточно того, что я уже совершил.

– А вас здесь не найдут?

– Здесь меня сложно отыскать. Но меня всё равно найдут. И теперь, после вашего визита, я думаю, что это случится скоро.

– Вы видите будущее?

– Никто не видит будущее. Многие хотели бы. Но никто его не знает.

– А корректоры? Они знают будущее?

Человек пристально посмотрел на меня и долго не отводил взгляда. Он совсем не моргал, и через минуту мне стало казаться, что происходит что-то не то. Я посмотрел на доктора, затем снова на человека.

– Нет, – в конце концов сказал он, – корректоры тоже не видят будущего. Они знают, как должно быть. Но они не знают, как будет.

– А это не одно и то же?

Человек молча покачал головой:

– Меня здесь быть не должно. Но я тут.

– А где вы должны быть?

– Далеко отсюда. И когда-нибудь корректоры заберут меня. И на вашем месте в это время я был бы где-то… не здесь. С корректорами… лучше не встречаться.

– Почему? Они агрессивны? Они злобно ко мне настроены?

– Они никак к вам не настроены. И они не могут испытывать к людям злобу. Они просто… просто не заметят вас, и всё. Ну, не испытываете же вы злобу к муравью, которого давите ногой на дороге. Вы просто его не заметили. Корректоры обладают властью, которую вы не в состоянии себе представить.

– Они всесильны?

Он покачал головой:

– Нет, корректоры не всесильны. Они могут только делать свою работу. Корректировать. Исправлять то, что есть. Делать из этого то, как должно быть. И всё. Но при этом могут быть… побочные эффекты.

– А как мне использовать мой предмет? Как я могу найти девушку?

– Я думаю, что вы всё делаете правильно. Этот предмет… имеет свою судьбу… он был разломан пополам… и теперь одна часть у вас, а другая – в другом месте… но эти части стремятся к тому, чтобы быть вместе. Продолжайте искать.

– Этот предмет – он чем-то важен, да?

– Был важен, когда он был целым. Теперь… он потерял… свои свойства… но его… линия… судьба… ведёт вас туда, куда вам нужно.

Я кивнул.

– Это всё? – спросил я.

Человек пожал плечами.

– У меня к вам просьба, – вдруг сказал он и посмотрел на меня неожиданно мягким взглядом.

– Какая? – спросил я.

– Вы можете передать кое-что? Сообщение?

– Сообщение?

– Да.

– Хм… могу, конечно. А что за сообщение?

– Если вы встретите Старика – а я думаю, что вы его встретите, – скажите ему, что там нет белок. Он когда-то спрашивал об этом. А как ему теперь сказать – я не знаю, в «анфиладе» он не бывает.

– Там нет белок?