Vlad2308: Она с ними походила немного. Съездила в Каменец ненадолго. А потом собралась уезжать. Они сказали: сейчас на вокзал её проводим и всё расскажем.
Vlad2308: И всё. Больше они на связь не вышли.
Crossbill: Ты написал «съездила в Каменец». Они что, не в Каменце были? Откуда они последний раз выходили на связь?
Vlad2308: Нет, не в Каменце. В Олыке. Не знаю почему, заказчица эта настаивала, что она будет жить в Олыке. И оттуда уже разъезжали – в Каменец, на коп. Выезжали, я так понял, ненадолго – туда и сразу обратно.
Crossbill: От Олыки до Каменца – неблизкий свет.
Vlad2308: Это по вашим, хохляцким, меркам – неблизкий.
Vlad2308: В вашей крошечной стране сто километров – уже расстояние. А для нас, бешеных собак, десять тысяч вёрст – не крюк, так что я даже не спрашивал, почему в Олыке.
Crossbill: Ясно.
Vlad2308: Найди их, Клёст.
Vlad2308: Они хорошие парни, и мне не хотелось бы, чтоб с ними что-то произошло.
Vlad2308: Если они в беде – помоги им.
Crossbill: Попробую.
Я написал последнее слово и откинулся на спинку кровати. Что ещё я мог написать?
Попробую.
Я постучал в дверь. Раздалось какое-то шуршание, потом приглушённый голос Вербы:
– Кто там?
– Это я, Клёст.
Опять какое-то шуршание, потом что-то грохнулось на пол, раздались тихие ругательства и снова шуршание. Дверь открылась.
На пороге стояла Верба, без косметики, с распущенными волосами и замотанная в одеяло.
– Заходи. – Она повернулась и пошла назад в комнату.
– Да я на секунду. Хотел спросить, как у тебя тут дела. Всё в порядке?
– Да, всё путём.
– Успокоилась?
– Я распарилась как следует. А потом вина напилась.
– Да, пожалуй, это лучшее лекарство. Я думаю, зря я тебя сегодня с собой взял. Надо было тебя в гостинице оставить.
– Да ну… ты же не знал, что нас там целая делегация встречать придёт…
– Да, это точно. Такой встречи я не ожидал. Ну что… – Я осмотрел комнату долгим взглядом и нашёл, что всё действительно в порядке. – …Тогда спокойной ночи.
Я повернулся и сделал пару шагов в сторону своей двери.
– Клёст, – окликнула меня Верба.
– Что?
Я оглянулся. Она стояла, сложив руки на груди и опершись плечом на дверной косяк.
– Послушай. Я нормальная половозрелая женщина из плоти и крови. Ты долго будешь надо мной издеваться?
Я сделал шаг вперёд, схватил её в охапку и впился своими губами ей в губы.
Подобные моменты всегда откладываются в моей памяти какими-то кусками.
Я помню ощущение упругости, которое словно клеится к ладоням и остаётся на них долго после того, как они никого уже не гладят и ничего не касаются.
Я помню большой красивый левый глаз Вербы (куда из моих воспоминаний делся правый глаз?).
И волосы – я помню её волосы повсюду – у неё на плечах, у неё на спине, на подушке, на моём лице.
А потом – бесконечный диалог, из которого остались только какие-то фрагменты…
– С повидлом. И сахарной пудрой присыпанные.
– Треугольные?
– Да, такие вот приблизительно.
– Нет, не видел никогда.
– Потрясающе. Значит, они действительно только с Запорожье были. А я-то была уверена, что в Советском Союзе «романтики» продавались на каждом углу. И что каждый советский ребёнок их должен помнить!
– Нет, не видел никогда. Я, как ты понимаешь, недалеко от Запорожья вырос, но не видел этих «романтик» ни разу. А что ты делала в Запорожье? Ты же коренная одесситка?
– У меня там бабушка жила.
– Нет, я думаю, для писателей, которые писали книги толще пятисот страниц, в аду должна существовать отдельная – эксклюзивная – комната. Они сидят там на жёстких стульях и читают вслух полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина в одном томе, держа его в руках на весу. Вечность.
– Ты жестокий.
– Да, в моём личном аду много таких эксклюзивных комнат.
– А для кого ещё есть?
– Ну, например, для тех, кто что-то сверлит по утрам в выходные дни. У них в аду отдельная комната, где им сверлят механической дрелью головы. Целую вечность.
– Кстати, они же в своём опросе выяснили, что у среднего жителя Земли в жизни бывает десять с половиной половых партнёров.
– Сколько?
– Десять с половиной.
– Здорово. А я никогда не занималась сексом с половиной партнёра. А ты когда-нибудь занимался сексом с половиной партнёра?
– Нет, я тоже нет.
– Надо у знакомых поспрашивать. Может, у кого было в опыте? Очень интересно, каково оно – трахаться с половиной партнёра…
– А у тебя какое слово самое любимое?
– В каком языке?
– А что, у тебя в каждом языке своё любимое слово? В русском давай.
– Ну… наверное, «заподлицо». Это как бы такое западло, но вот не какое-то там вселенское западло, а такое ма-а-аленькое западло, западлецо такое.
– Да, прикольное слово. А ещё в каких языках у тебя есть любимые?
– В английском есть.
– И что это за слово?
– Вентрилоквист.
– Как?
– Вентрилоквист.
– И что оно значит?
– Ну это вариация поговорки «Всё хорошо, что хорошо кончается».
– И какая?
– «Все хороши, кто хорошо кончает».
– Да, ничего. Я бы ещё так сказал: «Всё хорошо, где кто-то с кем-то в конце переспал».
Я проснулся около восьми утра, довольно рано, учитывая, каким долгим и насыщенным оказался вчерашний вечер. Солнце поднималось над горизонтом в небо без единой тучки и тёмного пятнышка. Верба спала, подоткнув под себя подушку и ровно сопя носом, очень смешно отворачиваясь от солнечных лучей, когда блики падали ей на лицо.
Я сходил в душ, а потом к себе в номер, чтобы переодеться. Когда я вернулся, Верба уже проснулась и лежала на постели вполоборота, подложив руку под голову.
– Ну, что мы делаем дальше?
– Дальше мы разделимся, – сказал я. – География поисков за последние сутки слишком усложнилась. Я поеду в Пилипец и найду этого деда. А ты поедешь в Олыку.
– Куда?
– Олыка. Небольшой посёлок между Ровно и Луцком.
– А чем стереть след от стирательной резинки, не подскажешь?
– Что?
– Забудь. Так что там, в Олыке?
– Средневековый замок, переделанный в дурдом. Больше ничего там не знаю.
– А что мне там делать?
– В общем, есть основания думать, что там жила Русалка, но где именно – непонятно. Так что попробуй просто собрать информацию. Пройдись по ней, найди какую-нибудь местную власть, узнай, где находятся местные архивы. Если там есть какие-нибудь гостиницы – посети все. Присмотрись, можно ли как-то выудить информацию о посетителях. Если что – звони.
– Ясно, – кивнула она.
– Тут до Ровно или Луцка должны ходить какие-нибудь автобусы, а там – маршруткой или возьми такси. Вечером я тебя заберу оттуда, как закончу в Пилипце.
– Если закончишь, – предусмотрительно сказала Верба.
– Если будут какие-то трудности, я тебе позвоню.
– А если ты будешь вне зоны? Это же Карпаты…
– Давай так, если до шести вечера я тебе не позвоню и на звонки не буду откликаться, лови машину обратно до Каменца. Вот деньги. – Я положил деньги на столик возле постели и пошёл к двери, проверяя карманы.
– А что, ты со мной не позавтракаешь? – разочарованно спросила Верба.
Я обернулся. Она привстала на постели и трогательно смотрела на меня ожидающим взглядом, закусив губу.
– Позавтракаю, – кивнул я, – вымогательница. Только вставай быстрее и иди умывайся, а то завтрак в гостинице скоро закончится.
Я выехал из города около девяти. Дорога была влажной, но в целом нормальной, и погода стояла отличная. Я разогнался – мне предстояло проделать за сегодняшний день не меньше тысячи километров и позволить себе вальяжности я не мог.
До Хмельницкого время пролетело незаметно. Я выехал возле аэропорта обратно на Е50, с которой съехал по дороге сюда и продолжил движение по ней дальше на запад. Солнце после Хмельницкого переместилось с правой стороны машины на левую и всерьёз взялось за меня: казалось, оно двигалось по небу точно за моей машиной, припекая левую сторону тела и заставляя щуриться, даже солнцезащитные очки не спасали. Дорога всё время виляла то вправо, то влево, но почти не шла через населённые пункты с ограничениями скорости и неизменными гаишниками в кустах. Я доехал до Тернополя, объехал центр города по окружной дороге и продолжил путь дальше на запад.
Рельеф постепенно менялся. Неуверенные подольские лесополосы плавно превращались в бурную прикарпатскую поросль. Вокруг начинались холмы, которые с каждым километром всё больше и больше напоминали горы, а впереди передо мной постепенно вставала шириной во весь горизонт зелёная стена Карпат.
Я проехал Рогатин, затем Стрый и оказался окружён горами со всех сторон.
Дорога шла между двумя огромными хребтами, но для горной дороги была на удивление прямой. Вокруг был бесконечный карпатский лес, время от времени разбавляемый большими опушками, всё ещё зелёными долинами и уже заснеженными шапками гор вдалеке. Солнце то скрывалось за полонинами, то снова выныривало из-за леса, оживляя мой путь. В обе стороны по трассе ползли фуры, и иногда приходилось ползти вслед за ними по несколько километров, пока не появится возможность обгона.
За Тухолькой дорога раздваивалась, но я переборол в себе желание срезать, потому что на карте не было видно, есть ли вообще на короткой дороге проезд по Средневерецкому перевалу. Я поехал в объезд по Е50, и за Нижними Воротами съехал с трассы. За Воловцом дорога испортилась окончательно, и приходилось тщательно рассматривать дорожное покрытие перед машиной, перед тем как решать, по какой обочине объезжать очередную яму. В конце концов впереди появился аккуратный знак «Пилипець». Я был на месте. Посмотрел на часы – начало второго. Неплохо, учитывая качество украинских дорог.
Доехав до ближайшего магазина, я припарковал машину и остановил какого-то местного жителя: