– Что-то я не понял.
– Если кто мину поставит, там темное пятно будет. Немцы сразу дрезину в подозрительном месте останавливают и миноискателями ищут.
– М-да, поумнели.
– Так и локомотивным бригадам приказ – двигаться на перегонах со скоростью не выше двадцати километров в час.
– Это если мину взорвут, чтобы паровоз с вагонами не завалился?
– Точно! Взрыв рельс повредит, а паровоз на малой скорости только с рельса сойдет. На место поврежденного куска рельса ставят рельсовый мостик, паровоз поднимают домкратами, и через час-два движение восстановлено.
– Вот блин!
– Ага, еще учти охрану пути. В пределах видимости часовые стоят, и между пакетами поездов теперь бронепоезд пускают.
– Во как! Достали немцев партизаны!
– Выходит, достали.
– Я давно был за то, чтобы мосты и эстакады рвать – урона больше. Только взрывчатки много надо.
– У мостов такая охрана – близко не подойдешь!
– Можно подобраться, если с умом. Взрывчатки нет, вот что плохо.
– Тут я тебе не помощник. Слыхал – карательный батальон из Германии сюда перевели, сплошь украинцы. Лютуют, сволочи. Отряд Коржа с боем еле вырвался.
– Это две недели назад у Плотниц?
– Откуда знаешь?
– Я там немного с пулеметом пошустрил. Правда, потом едва до убежища своего добрался.
– Где квартируешь?
– Нашлась добрая душа, пустила.
– Немцы установили новый порядок. В селах и деревнях движение жителей разрешается с шести утра до семнадцати часов дня, а в городах – с восьми утра до шестнадцати часов. В другое время – только в сопровождении немецкого солдата. Если мужчина с бородой или в ватнике – задерживают сразу. Коли руки в карманах держишь – стреляют без предупреждения.
– Круто!
– Еще бы!
– А документы какие требуют?
– У кого советский паспорт – проходят перерегистрацию и ставят штампик. У кого паспортов нет, сельский староста справку выдает. И без разрешения старосты или бургомистра в избе селить никого нельзя. Наказание одно – расстрел.
– Понятно. Сам-то как?
– Работаю. Сложно все стало. Не слыхал, как там на фронте?
– Сегодня сводку слушал. Наши под Харьковом наступают, в Крыму обороняют Керчь. Похоже, на всех фронтах серьезные бои.
– Ничего, раз дерутся, значит, силы есть. Выдюжим, еще погоним немца.
– Я в этом не сомневаюсь. Ты Мыколу береги. Молодой еще, опыта нет, а задора и желания немцев бить полно. Как бы ошибки роковой не совершил. Хороший парень, смелый, чистый. В хате его не закроешь.
– Это – да. – В Пинске гестапо свирепствует, есть там такой гауптман – Гезе. Зверь просто.
– Так за чем дело встало? Шлепните его!
– Легко сказать! Ладно, мне идти пора. Ты вот что: если надо будет со мной связаться, в деревню к Мыколе не ходи, там лишних глаз много. Пойдем, покажу.
Михась подвел Сашу к одному из деревьев и указал на малоприметное дупло:
– Если чего надо будет, положи туда записку. Сам понимаешь, каждый день Мыкола сюда не набегается, но раз в неделю контролировать будет. Время и место встречи в записке обговоришь.
– Место писать не буду – посторонний может найти, и время тоже. Пусть время будет всегда полдень, а место – здесь. Букву напишу: если «В», то вторник, «С» – среда.
– Принято.
Мужчины пожали друг другу руки и разошлись.
Саша прямиком направился в Богдановку. Он чувствовал удовлетворение. Хоть радист при выброске и погиб, его задание выполнено, рация находится у партизан. И человек, умеющий с ней обращаться, в отряде есть – он сам видел. Кроме того, от Михася он узнал несколько свежих для себя новшеств, которые ввели немцы на железной дороге. Только все равно взрывчатки нет, а без нее крупного ущерба не нанесешь. Вот и остается диверсии устраивать только на шоссе, линиях связи и складах. Гарнизоны в селах тоже не по зубам. Кроме немцев, охранные функции там несут полицейские. В каких-то населенных пунктах они службу несут ревностно, продавшись душой и телом «новому порядку», где-то – спустя рукава, согласившись служить в полиции только ради того, чтобы выжить.
С охотой в полицию шли уголовники, выпущенные из тюрем немцами. Захваты городов немцами в начале войны происходили иногда настолько быстро, что вывезти уголовников в тыл не успевали. Не до осужденных было: не успевали вывезти деньги и ценности из банков, художественные ценности из музеев – даже архивы просто жгли. Красная армия покидала города, и многие жители хотели бы уйти, но не было возможности. Остро не хватало транспорта, горючего, а над головой летали немецкие истребители, расстреливая колонны беженцев.
Попав в полицию, уголовники пьянствовали и мародерствовали, отбирая у жителей вещи и пропивая. Они всячески куражились над мирным населением, выслуживаясь перед немцами. Из таких отщепенцев немцы, пытаясь бороться с партизанами, стали создавать ложные партизанские отряды. Грабят такие лжепартизаны население? Насилуют и убивают, отбирают скот? Так это советские партизаны бесчинствуют! Тем самым немцы разом убивали двух зайцев: во-первых, они настраивали мирное население против настоящих партизан, порождая атмосферу страха перед людьми из леса. И во-вторых, на самом деле боролись с партизанами, поскольку уголовники, пытая людей, выведывали, где скрываются партизаны. Если отряды были невелики по численности, уголовники пытались их уничтожить сами, получая от немцев вознаграждение. Если же партизаны могли оказать серьезное сопротивление, наводили на них карательные отряды – вроде 201-го шуцманшафт-батальона.
С такими нелюдями пришлось столкнуться Саше.
Он шел к Минскому шоссе, на север от хутора – решил разведать обстановку на самом оживленном и загруженном шоссе Белоруссии. В свое время оно довольно сильно было повреждено при бомбежках и артобстрелах обеими сторонами, а также проходившей по нему гусеничной техникой. Но немцы его отремонтировали и активно использовали.
Саша был в немецкой форме и с карабином. В правом кармане брюк лежал пистолет, в левом – нож в чехле. Двигался он налегке, без груза, потому шел быстро.
Он остановился перемотать портянку, стянул сапог и поставил ногу на пенек – показалось, что портянка намотана неплотно и натирает ногу. В это время сзади раздался щелчок затвора и голос:
– Руки вверх!
Сашу как будто холодной водой окатили – во рту сразу пересохло. Блин, как же это он так глупо попался? Это он-то, опытный воин – и не услышал, что кто-то идет за ним? Или неизвестный уже находился здесь?
Саша поставил босую ногу на землю, поднял руки и медленно повернулся.
Шагах в десяти от него стоял парень в ватнике с винтовкой в руках, щерился фиксами на верхней челюсти, а на правой руке синела наколка.
– Ружьецо-то брось, камарад.
Саша снял ремень карабина с плеча и опустил карабин на землю. Сбоку, слева из-за деревьев вышли еще двое – тоже в ватниках и с винтарями. Саша обратил внимание – глаза у них были припухшие, заплывшие, как с похмелья. И что еще сразу бросилось ему в глаза – бород ни у кого не было.
– Кого спымал, Тимоха?
– Да вот, вроде немец!
– И что он тут делает?
– Портянку перематывал.
– Дурень ты, Тимоха! Что немец в лесу один делает?
– Откуда мне знать?
– Вообще-то немцев мы не имеем права задерживать, Гезе нам голову снимает.
– Попридержи язык!
– Откуда немцу русский язык знать?
Как только Саша услышал про Гезе, шефа гестапо в Пинске, в голове его как щелкнуло. С какой стати партизанам бояться Гезе? Ведь совсем недавно Михась при встрече упоминал это имя. Надо же, пригодилось. Никакие это не партизаны, а бандиты.
– Тимоха, проверь у него документы. Если есть, надо отпускать.
– Да шлепнуть его, и все дела.
– Если Гезе узнает – болтаться тебе на виселице.
Тимоха подошел к Саше:
– Аусвайс!
Саша показал на левый нагрудный карман.
Тимоха сам расстегнул пуговицу и достал солдатскую книжку парашютиста.
– При документах немец.
– Неси сюда, посмотрим.
Тимоха направился к двум бандитам. Один из них явно был старше. Он-то и допустил ошибку: повернувшись к Саше спиной, он закрыл его от двоих своих сообщников. Другого случая могло не представиться.
Саша выхватил из кармана «парабеллум» и передернул затвор.
Тимоха еще не успел среагировать на этот характерный и привычный многим военным звук, как Саша выстрелил ему в спину, сделал шаг в сторону и дважды выстрелил по лжепартизанам.
Старший, который давал указания Тимохе, сразу упал, а второго Саша ранил. Тот вскрикнул, повернулся, пытаясь убежать, да разве от пули убежишь?
Саша выстрелил ему в спину. Подбежав к старшему, для верности выстрелил ему в голову.
Тимоха тоже был еще жив – лежал без сознания и хрипел. Саша добил его. Расстегнул на убитом ватник и рубашку – вся грудь была в наколках. Стало быть, не ошибся он, уголовники это.
Он обыскал убитых и под подкладкой ватника у старшего обнаружил бумагу на немецком языке с подписью и печатью. Наверняка при встрече с немцами или украинскими карателями бумага должна была подтвердить, что они – немецкие пособники.
Саша присел на пенек, намотал-таки злосчастную портянку и натянул сапог. Пальцы рук мелко дрожали – ведь едва не влип. А он-то хорош, не обнаружил засады, пер как кабан. Впредь надо осторожнее быть: лес – не чистое поле, где далеко видно. Засада может быть в любом месте. Только случай, неподготовленность, уверенность в своей наглости и непрофессионализм лжепартизан позволили ему выкрутиться из чрезвычайно опасной ситуации. И форма с документами не помогла, лишь дала возможность выиграть несколько минут. А был бы он в ватнике и при оружии – могли бы, не разбираясь, выстрелить в спину.
Он вытащил из руки убитого Тимохи солдатскую книжку и вернул ее в карман. Фотография на ней не его, и никакой проверки он не выдержит, но свою роль солдатская книжка сыграла.
Похоже, пора убираться отсюда, как бы на выстрелы чужие не пожаловали. Лжепартизан могло быть не трое – только часть банды.