— Выходить нельзя, — Сулейман аккуратно похлопал широченной ладонью по подголовнику. — Минус пятьдесят килограмм — взорвётся.
— Ага... — Иванов отдёрнул руку от двери и обескураженно уточнил:
— Это плохая новость?
— Да, это начало плохой новости, — кивнул Сулейман. — Там десять килограммов тротила, хитрый такой заряд с рессорой... Ну, не я делал, мне сапёр просто рассказал.
— Хорошо, — одобрил Глебыч. — Дублирующего на избыточную массу нет?
— Я не понял, о чём ты, доктор, — Сулейман опять похлопал ладонью по коже сиденья — нежно, как по попке любимой девушки. — Но выходить точно нельзя, там заряд, я его включил. Если кто-то выйдет из машины — сразу взрыв. Чтобы выключить, надо набрать код внизу.
— Мы так не договаривались... — Иванов напрягся, не сумев с ходу определиться, как теперь себя вести в данной ситуации. — Ты... Ты что себе позволяешь?
— Быстро ехать тоже нельзя, — Сулейман на Иванова — ноль внимания. — Если наши задницы подпрыгнут, там будет больше, чем минус пятьдесят килограммов, сразу взорвётся. Можно только очень аккуратно ехать. Медленно, без прыжков.
— Это понятно, — Глебыч, совершенно не реагируя на изменение эмоционального фона встречи, сформулировал вопрос попроще:
— А дополнительная нагрузка?
— Зачем дополнительная?
— Сапёра допрашивать как будем? Или Аюба посадить...
— Да, это можно, — кивнул Сулейман. — Я шибко не шарю, но мне объяснили — там в одну сторону. В общем, минус — нельзя.
— Это уже лучше, — Глебыч удовлетворённо клюнул щетинистым подбородком. — Жить можно.
«Скотина безмозглая! — прорычал взгляд Иванова. — Какой, на фиг, „лучше“? И зачем вообще такому идиоту жить?!»
— Теперь вот это, — Сулейман, радостно жмурясь, как уличный кот при виде банки сметаны, ткнул красную кнопку на «лентяйке» и быстро набрал комбинацию цифр, повернув пульт спинкой к аудитории. — Теперь меня убивать нельзя.
— Цепь «пульт пояс»? — как ни в чём не бывало уточнил Глебыч.
— Гхм кхм... — громко прокашлялся Костя.
«Прекрати!» — вопили глаза Иванова, пытавшегося поймать в верхнем зеркале взгляд Глебыча.
Глебыч назад не оборачивался, в зеркало не смотрел, а всё время разглядывал пояс на товарище справа. Как непосредственное дитё рождественскую ёлку в магазине для незаможних селян.
— Да, цепь, — кивнул Сулейман. — Соображает ваш доктор. Вот, слушайте...
Все навострили уши, в салоне воцарилась тишина. Иванов тихо багровел, совершенно не представляя, как теперь «разрулить» ситуацию и, вообще, какую выбрать линию поведения с объектом. Костя лихорадочно перебирал возможные варианты развития событий. Сулейман вёл себя легкомысленно, как расшалившийся ребёнок, или просто... как сумасшедший. Ну и как с таким типом работать дальше?
Пульт запищат. Сулейман, сунув его за пазуху, на ощупь ткнул две кнопки — чтобы враги не видели. Писк не прекращался.
— Не правильно набрал! — жизнерадостно хмыкнув, объявил шалун и опять ткнул на ощупь пару кнопок.
Писк прекратился.
— Каждые две минуты пищит. Надо две цифры набрать. Если не угадал, он продолжает пищать. Надо снова набирать. Если за тридцать секунд не набрал — пояс взорвётся. Снимать нельзя, там много проводов, сразу взорвётся. Надо код — пять цифр — набрать, чтобы выключить... Нормально, доктор?
— Класс, — похвалил Глебыч, широко улыбнувшись. — Здорово. И просто. Запрос — ответ, двузначный код. Пять знаков, миллион комбинаций, случайный подбор за тридцать секунд исключён... Нормально!
— А с машиной? — Сулейман любовно погладил кожу кресла.
— С машиной тоже — дёшево и сердито, — одобрил Глебыч. — Вообще, сапёр у тебя мастер. Всё сделал просто здорово!
— О, господи... Бывают же уроды... — не сдержавшись, простонал Иванов и отвернулся к окну, не в силах лицезреть светящуюся физиономию Глебыча.
— Сулейман... — напомнил о себе Костя. — С тобой всё в порядке?
— Я не сумасшедший, если ты об этом, Иван, — совершенно серьёзно ответил Сулейман. — Надеюсь, вы тоже. Иначе мы все умрём. А это, между прочим, моя любимая машина.
— Да нет, я просто уточнил...
— Теперь очень плохая новость, — Сулейман ткнул пультом в сторону посадок.
— Сапёра не будет. Я своих людей не сдаю.
— Ты... ты нарушил договор, Сулейман, — тщательно подбирая слова, процедил Иванов. — Получается, что твоё слово ничего не значит?
— Я дал слово, что гарантирую вашу безопасность, — беспечно отмахнулся Сулейман. — И я его сдержу. Насчёт остального сказал: договоримся на месте. Вот и договариваемся.
— И как мы договариваемся?
— Сейчас машина приедет. Аюб пусть сюда подойдёт, его заберут. Машина уедет. Потом, минут через пять, мы тихо поедем в посадки. Если вертушки не взлетят, я выключу заряд, вас выпущу ближе к селу. Пешком обратно дойдёте. Всё.
— Мы тебе не верим, Сулейман, — с сомнением покачал головой Иванов. — Ты не держишь...
— Ну, как хотите, — Сулейман ответил на сигнал пульта и положил руку на выключатель печки. — Думай минуту, потом печку выключу.
— И что?
— Будет взрыв. Мы все умрём.
Ответ прозвучал совершенно спокойно, словно речь шла о чём-то обыденном и не очень важном.
Иванов затравленно посмотрел на Костю и развёл руками. Как быть? Вот это не фига себе, сходили на переговоры! Костя, не раздумывая, кивнул — надо соглашаться. Для психолога было совершенно очевидно, что абрек без колебаний осуществит свою угрозу. И глазом не моргнёт. У него работа такая, готов к смерти в любую минуту...
Прошло больше минуты. Иванов сосредоточенно размышлял и на часы не смотрел. Сулейман ответил на очередной писк пульта, положил его в «бардачок»... развёл руки в стороны, ладонями кверху и начал шёпотом молиться. Без всякого перехода, как то с разбегу, буднично и деловито...
Это повергло полковника в состояние шока. Почему-то он думал, что абрек будет ругаться, настаивать, угрожать...
— В крайнем случае — уволят, — подал голос Костя, промакивая платком вспотевший лоб. — Полковник, мы же не фанаты, в конце концов...
— Ладно, твоя взяла, — Иванов достал рацию:
— Барьер — Первому.
— На приёме Барьер.
— Пусть Аюб идёт сюда.
Сулейман так же внезапно, как начал, прекратил молитву — обвёл бороду обеими руками, поднял взгляд к потолку — словно извинился за прерванный ритуал и вновь взял пульт.
— Один?
— Да, один.
— Наручники — как?
— Снимите, снимите наручники. Давайте, поживее.
— Вы уверены?
— У тебя уши заложило, родной мой? — зло крикнул полковник. — Пусть бежит сюда, и без наручников! Что — непонятно?!
— Всё понятно. Выполняю...
В зеркала можно было видеть, как из «рафика» вывели Аюба. Спустя несколько секунд он пошёл к джипу, разминая на ходу освобождённые от «браслетов» руки.
— Рацию дай, — попросил Сулейман.
— Держи, — Иванов протянул рацию. — Как обращаться, знаешь?
— Хорошая шутка, — Сулейман нажал тангенсу. — Салман? Кнопк тетае.
— Салман куза, — тотчас ответила рация. — Лодушх ву.
— Ху ду цига?
— Обстановк дик ю.
— Щя дёрг кичин ду. Аюб воаущ. Ауэ, Салман, ауэ.
— Со кята, амир. Хинца ведаш ву...
— Держи, — Сулейман отдал рацию и стравил стекло со своей стороны. — Хорошо, что вы не сумасшедшие. Поживём ещё...
Из посадок выскочил ещё один джип и помчался к точке встречи. Подъехал он раньше Аюба — младший Дадашев ещё с минуту шёл, осторожно ступая по начавшей оттаивать грунтовке.
Братья пожали через окно друг другу руки, без эмоций, как будто вчера расстались. Аюб внимательно посмотрел на Сулеймана и зачем-то заглянул в салон.
Увидев сзади Костю с Ивановым, кивнул, как старым знакомым, и сел во второй джип. Так и не сказали братья друг другу ни единого словечка.
«Как волки, — отметил Костя. — Встретились, обнюхались, обменялись взглядами... Эмоции не хотят перед врагами показывать? Или... Может, они на ментальном уровне общаются?»
Сулейман обнулил сигнал пульта. Джип скрылся в посадках. После этого Сулейман ещё четыре раза отвечал на сигнал — выжидал, когда пройдёт достаточное количество времени. В салоне царила налитая свинцом тягостного ожидания тишина, никто не проявлял желания возобновлять общение.
Иванов напряжённо размышлял, морщась от пульсирующего в висках вечевого колокола. Было мучительно стыдно за унижение и беспомощность. Что происходит?
На глазах у всей честной компании, в секторах многочисленных огневых средств...
Вот это провели операцию! Да, после такого — поганой метлой из войск, как говорит Костя...
Костя переживал нечто подобное и пытался абстрагироваться от нездоровой ситуации, глядя на торчавшую из за спинки кресла щетинистую макушку Глебыча.
«Глебычу — п...дец! — противно рявкнул в голове виртуальный Вася Крюков. — А виноват ты, психолог фуев! Не мог раньше сообразить, кого там сняли у брода, раздолбай...»
Да уж... Костя осторожно скосил взгляд влево: за окном, в нескольких метрах, торчал беспомощный кустик — символическое надгробие укрытия Петрушина.
Сигнал никто не подаст, зря ждёт волкодав... А и подаст — стекло, всё бесполезно...
Костю и Иванова, конечно, запросто могут «привязать» к сапёру, но это ещё бабушка надвое сказала. А Глебыча — точно, Сулейман не отпустит. И что теперь можно сделать в данной ситуации, наверное, и сам господь бог не посоветовал бы...
— Ну всё, поехали, — наконец нарушил молчание Сулейман. — Смотри, доктор, очень тихо надо, спокойно. Не торопись, если жить хочешь.
— Поехали...
Глебыч запустил двигатель, покосившись на выключатель печки.
— Да там всё нормально, всё продумано, — успокоил Сулейман. — Ты, главное, не гони. Понял?
— Понял, — Глебыч пробно крутанул баранку и легонько перегазовал.
— Глебыч, он тебя узнал, — неожиданно выпал из прострации Костя.
— Не понял? — сапёр поднял взгляд на зеркало, встретился взглядом с коллегой...
— Ты чего, Иван? — лицемерно удивился Сулейман. — Кого узнал?