онштадте перед группой революционных матросов. «Сила Французской революции была в машине, которая делала врагов народа короче на голову, – кричал Троцкий. – Это замечательное устройство. У нас оно должно быть в каждом городе». И так ведь оно и вышло.
Летом история ускорилась, причем не в пользу большевиков. Пока продолжались заседания съезда Советов, российская армия перешла в наступление в Галиции. С момента отречения царя на Восточном фронте сохранялось затишье, армии Австро-Венгрии и Германии ждали, пока Россия обрушится сама. Но военный министр Александр Керенский, который был ведущей фигурой в Партии социалистов-революционеров и самым влиятельным членом Временного правительства, бросил армию в атаку, надеясь, что войска демократической, освободившейся от царя России восторжествуют над войсками дискредитированных монархий. Это был трагический просчет с его стороны. Наступление закончилось провалом. Русские части были либо разгромлены, либо спешно отступали, отказываясь повиноваться офицерам и бросая позиции. Для Троцкого это стало еще одним подтверждением неспособности Временного правительства руководить страной.
Тяжелое поражение вкупе с ухудшающимися экономическими условиями спровоцировало неожиданный взрыв, который историки называют «Июльскими днями». Временное правительство и Петроградский совет, действуя сообща, все больше демонстрировали свою неспособность разрешить сложные проблемы, стоявшие перед Россией. Толпы движимых разочарованием рабочих, солдат и матросов вышли на улицы с требованием создать полностью социалистическое правительство. Они хотели, чтобы умеренные социалистические партии вышли из коалиции с кадетами и взяли власть в одиночку. Воодушевленные большевистскими лозунгами о прекращении войны и более радикальных экономических и социальных реформах, толпы взяли в кольцо Таврический дворец. Их мишенью было как Временное правительство, так и те лидеры меньшевиков и эсеров, которые отказывались с ним порвать.
Историки по-прежнему спорят о том, имелись ли на тот момент у Ленина и Троцкого планы захватить власть. Большинство свидетельств подтверждают, что демонстрации застали их врасплох. Ленин был на отдыхе в Финляндии. Троцкий оставался в Петрограде и находился в Таврическом дворце, когда вокруг собралась вооруженная толпа. Министр земледелия Виктор Чернов, один из лидеров Партии социалистов-революционеров, был схвачен рядом со зданием и насильно посажен в автомобиль. Казалось, что толпа, в которой заправляли вышедшие из повиновения кронштадтские матросы, намерена учинить над ним самосуд. Троцкий немедленно бросился на защиту Чернова. «Да здравствует Кронштадт, краса и гордость революции!» – закричал он.
Вы пришли объявить свою волю и показать Совету, что рабочий класс больше не хочет видеть у власти буржуазию. Но зачем мешать своему собственному делу, зачем затемнять и путать свои позиции мелкими насилиями над отдельными случайными людьми?
Толпа оставалась угрюмой и враждебной. Троцкий бросил им вызов, предложив поднять руку каждому, кто выступает за расправу над Черновым. Никто не пошевелился. Чувствуя благоприятный момент, Троцкий взял Чернова за руку – бедняга был едва жив от страха – и отвел его обратно в Таврический дворец. Вся эта сцена сбила с толку и обескуражила толпу. Они вышли на улицы с требованием «Вся власть Советам!», а Троцкий в это время спасает от их гнева эсеровского министра. В каком направлении развиваются события? Бастующие рабочие продолжали нападения на министров-социалистов. Кронштадтские матросы удерживали Петропавловскую крепость. Масштаб беспорядков впечатлял: 4 июля на улицы вышло почти полмиллиона человек. Происходили грабежи, шли столкновения между сторонниками большевиков и черносотенными агитаторами, была даже снайперская стрельба: погибло 400 человек. Но в отсутствие лидеров, которые могли бы предложить четкий план действий, демонстрации постепенно затихли.
Дальнейшие события подорвали позиции большевиков. Правая пресса, напоминая о прибытии Ленина в пломбированном вагоне, обвиняла большевиков в том, что они немецкие агенты, а также распространяла слухи, что большевики получали деньги из Германии (позднее эти слухи оказались правдой)[16]. В то же самое время вести о развале фронта еще больше подогрели антибольшевистские настроения, поскольку генералы утверждали, что насилие в Петрограде подорвало моральный дух армии. Неожиданно в уязвимом положении оказались именно большевики, а не умеренные социалисты, бывшие мишенью демонстрантов, и не Керенский, несший ответственность за фиаско на фронте. Был отдан приказ об аресте Ленина, и тот в присутствии Троцкого размышлял вслух: «Теперь они нас перестреляют». «Правда» была запрещена, ее типография разгромлена, сочувствовавшие большевикам рабочие, организованные в отряды Красной гвардии, разоружены. Большевистским агитаторам не давали выступать перед войсками. Ленин перешел на нелегальное положение и до самой Октябрьской революции больше не произносил речей на митингах. Троцкий, оставаясь на свободе, публично защищал Ленина и действия большевиков. Он даже дерзко предлагал правительству арестовать его самого. В ночь на 23 июля Керенский сделал Троцкому это одолжение. Троцкого обвинили в том, что, как и Ленин, он вернулся в Россию через Германию, а также в том, что он является членом большевистского Центрального комитета. С точки зрения фактов оба обвинения были неправдой. Троцкого поместили в «Кресты» – в ту самую тюрьму, в которой он сидел в 1905 г.
События Июльских дней обнажили слабость как Временного правительства, так и умеренных социалистических партий. Вся конструкция Февральской революции, все институты и партии, возникшие с падением Романовых, казались хрупкими. Доверие к Временному правительству резко упало. Керенский не мог обеспечить стабильность состава кабинета министров. Внутри офицерского корпуса и прежде копилось чувство обиды из-за ослабления авторитета армии и демократических реформ, которые, по мнению военных, разрушали Россию. Летом Керенский назначил на пост главнокомандующего генерала Лавра Корнилова. По всей стране раздавались призывы к наведению порядка, и многие офицеры хотели, чтобы Корнилов установил военную диктатуру.
В августе Россию на целую неделю охватил корниловский мятеж. Он начался 24 числа с призыва Корнилова отстранить от власти Временное правительство; в это же время его войска начали продвижение к Петрограду. В поисках поддержки Керенский обратился к социалистам и большевикам. Он вернул оружие Красной гвардии и призвал кронштадтских матросов защитить революцию. План Корнилова быстро провалился, и уже 31 августа его арестовали. Главным проигравшим в этих событиях остался Керенский, скомпрометированный назначением Корнилова, а также подозрениями в том, что это он тайно подталкивал генерала к активным действиям. Корнилов рассчитывал сокрушить левых радикалов, но его поражение произвело противоположный эффект: оно радикализировало страну и подготовило почву для прихода к власти большевиков.
Теперь уже большевики с их левыми союзниками из числа меньшевиков и социалистов-революционеров оказались в выгодном положении из-за роста своей популярности. Внезапно они получили большинство в Петроградском совете и в других городских советах и войсковых комитетах. 4 сентября Троцкий был выпущен под поручительство. Теперь он официально был большевиком: Межрайонная организация объединилась с Лениным, когда Троцкий еще находился в тюрьме, и его избрали в Центральный комитет партии. Пока Ленин скрывался, Троцкий стал основным публичным лицом большевиков. 23 сентября Петроградский совет избрал его своим председателем.
Первая речь Троцкого на этом посту была примирительной. Отрезвленный событиями июля и корниловской попыткой путча, Троцкий выражался сдержанно: «Мы все люди партий, и мы будем вести свою работу, и не раз нам придется скрестить оружие. Но мы будем руководить работами Петроградского совета в духе права и полной свободы всех фракций, и рука президиума никогда не будет рукой подавления меньшинства». До большевистского переворота оставался месяц. Когда наступит решительный день, Троцкий не выполнит своего обещания.
Страна погрузилась в политический хаос, и Ленин почувствовал, что пришел благоприятный момент. Из своего убежища в Финляндии он требовал, чтобы партия призвала к вооруженному восстанию. Упустить такую возможность, по его словам, это «полный идиотизм или полная измена». Но большинство его коллег были к такому не готовы. Двое его главных соратников – Лев Каменев и Григорий Зиновьев (Каменев был женат на младшей сестре Троцкого Ольге) – выступали против захвата власти. Они опасались последствий поражения. Каменев поддерживал создание коалиционного социалистического правительства. Эта готовность сотрудничать с меньшевиками и левыми социалистами-революционерами отличала его и прочих от Ленина. Каменев и Зиновьев хотели дождаться созыва Керенским Учредительного собрания, в поддержку которого после февраля высказывались все правительственные партии.
Троцкий предложил другой подход. Он хотел, чтобы инициатива создания полностью социалистического правительства исходила от Петроградского совета, что облегчило бы привлечение колеблющихся сторонников. Он рекомендовал большевикам дождаться II Всероссийского съезда Советов, назначенного на 20 октября, который должен был создать условия для перехода власти. Большинство на съезде, был уверен он, будет контролироваться большевиками.
Ленин и Троцкий полагали, что внутри России сложился выгодный для большевиков баланс политических сил. Ленин, кроме того, на протяжении всей осени доказывал, что революция в Европе неизбежна в самое ближайшее время. Троцкий уже давно заявлял, что пролетарская революция в России вызовет тектонический сдвиг в остальных европейских странах. Теперь их взгляды еще больше сблизились.
На протяжении всего сентября и октября страна задавалась вопросом, что же будут делать большевики. С самого июня все яснее становилось стремление Ленина к захвату власти. Недовольство войной и нехваткой еды усиливало запрос на радикальные перемены, особенно в Петрограде. В октябре наступление немцев стало угрожать сухопутным и морским подступам к столице. Временное правительство собиралось отправить на фронт половину петроградского гарнизона, что вызвало яростные протесты солдат, которые были среди самых решительных сторонников большевиков. Они опасались, что такой шаг может быть частью контрреволюционного заговора. Слухи о том, что правительство готово перенести столицу в Москву и оставить Петроград немцам, ходили уже несколько месяцев. Троцкий понимал логичность такого решения. Некоторые, писал он в 1918 г., считали, что «сдача немцам развращенного Петрограда не составит большой беды… Сдача Петрограда немцам ведь не означает еще потери его. По мирному договору Петроград вернется, но вернется, помятый немецким милитаризмом. Революция тем временем останется обезглавленной, с ней легче будет справиться». Он предприн