Власть полицейского монархизма перешла в руки коммунистических проныр, принесших трудящимся вместо свободы постоянный страх перед камерой пыток ЧК… На протесты крестьян, которые нашли свое отражение в стихийных восстаниях, и протесты рабочих, побуждаемых к стачкам уже самими условиями своей жизни, они отвечали массовыми расстрелами и кровожадностью, оставившей далеко позади даже царских генералов.
Их воззвание было поддержано социалистами-революционерами внутри страны и эмигрантскими группами в Европе. Власти начали опасаться возобновления Гражданской войны. Ленин и Троцкий не могли признать, что претензии матросов справедливы. Вместо этого они заявили, что мятеж инспирирован французской контрразведкой и «эсеровско-черносотенными» идеями. Троцкий был направлен в Петроград для организации контратаки. Он немедленно призвал мятежников к капитуляции, в противном случае угрожая применением Красной армии. После того как ультиматум не возымел действия, он бросил на штурм крепости крупный отряд, шедший по льду Финского залива, но матросы артиллерийским огнем батарей и боевых кораблей пробили во льду большие полыньи, и красноармейцы, пытавшиеся наступать во время сильной метели, проваливались в них и сотнями шли на дно.
Красная армия перегруппировалась. 16 марта, чтобы успеть до наступления весенней оттепели, которая сделала бы крепость неприступной, на штурм Кронштадта по голому льду двинулись гораздо более крупные силы, насчитывавшие 50 000 бойцов. На этот раз их ждал успех. Мятеж был подавлен. Оставшихся в живых матросов провели маршем по улицам Петрограда. Впоследствии 2000 из них были расстреляны; многих других ждала более мучительная смерть в новом концентрационном лагере на Соловецких островах в Белом море.
Роль Троцкого в подавлении Кронштадтского мятежа преследовала его всю оставшуюся жизнь и стала пятном на его репутации. После этого не осталось никаких сомнений в его готовности убивать ради защиты революции. Он наравне с Лениным участвовал в сознательном искажении мотивов восставших, чтобы оправдать суровые меры по подавлению мятежа. Свою версию событий Троцкий не раз повторял и позднее. Оказавшись в изгнании, Троцкий изо всех сил старался уклониться от обсуждения этого эпизода. Он даже отрицал свое участие в атаке на крепость и последующих карательных мероприятиях, а его сторонники, желая обелить имя Троцкого, не признавали его роли в кронштадтских событиях и после его смерти. Никто из тех, кто был связан с Троцким, не был заинтересован в правде. Троцкий почти не упоминает о Кронштадте в своих мемуарах и посвятил ему одно-единственное предложение в книге о Сталине, где он пренебрежительно отзывается о матросах как о «нескольких подозрительных анархистах и эсерах», которые «подогревали мятеж горстки реакционных крестьян и солдат».
Кронштадтские события произошли во время X съезда партии. На фоне многочисленных выступлений рабочих, крестьян и матросов Ленин предпринял два важных шага. Понимая, что нужно отказываться от военного коммунизма и возрождать экономику, Ленин инициировал Новую экономическую политику (НЭП) – серию реформ, позволявших возвращение к капиталистическим методам. Кроме того, Ленин столкнулся с критикой со стороны некоторых фракций внутри партии. «Рабочая оппозиция» во главе с Александрой Коллонтай выступала против привилегий, которыми партия наделила саму себя, и призывала к расширению демократии – как внутри партии, так и в обществе в целом. Коллонтай и ее союзники хотели бросить вызов бюрократической элите, которая все больше сосредоточивала в своих руках управление страной. Ленин не желал и слышать ни о чем подобном. Он настаивал на прекращении в партии фракционной борьбы, на объявлении незаконным организации оппозиции официальному курсу. Его предложение было принято подавляющим большинством – судьбоносное решение, которое поддержал и Троцкий. Оно не только прекратило свободную дискуссию внутри партии, но и привело к созданию поста генерального секретаря, задачей которого было следить за соблюдением партийной дисциплины и вербовать новых, преданных руководству членов. На этот пост в апреле 1922 г. Ленин провел Иосифа Сталина. В тот момент Сталин был мало кому известен, но всего за год он, пользуясь своей должностью, смог обеспечить себе полный контроль над партией.
Время от времени Троцкий участвовал и в жестком подавлении культурной жизни. Летом 1922 г. с его одобрения в изгнание было отправлено более 200 ведущих интеллектуалов. Их заклеймили контрреволюционерами и выслали из страны на двух кораблях. Ленин планировал этот шаг в течение нескольких месяцев: большевиков все сильнее беспокоило то, какой пример подают поэты, писатели и философы, открыто высказывающие мысли о свободе личности и публикующие независимые журналы, в особенности в Петрограде. Отдельные мыслители, такие как Николай Бердяев и Семен Франк, исполненные чувства христианского гуманизма, задумывались об альтернативном пути, пролегающем где-то между крайностями российского самодержавия и большевистской идеологии, по которому страна могла бы двигаться вперед. Большевики, однако, не допускали и мысли о терпимом отношении к подобным подрывным идеям. Как объяснял в интервью американской журналистке Луизе Брайант сам Троцкий, «те элементы, которые мы высылаем или будем высылать [за границу], сами по себе политически ничтожны. Но они потенциальное орудие в руках наших возможных врагов. В случае новых военных осложнений… все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врага. И мы будем вынуждены расстрелять их по законам войны». По мнению Троцкого, эти интеллектуалы были не чем иным, как пятой колонной. Тем самым он пытался внушить Брайант мысль, что их изгнание является актом милосердия, и побуждал ее выступить в защиту большевиков в западной прессе.
В реальности большевики прекрасно понимали те ценности, которые олицетворяли эти интеллектуалы, и опасались их. Ленин и Троцкий были выходцами из той же социальной и культурной среды, но их радикальное утопическое мировоззрение резко отделило их от тех, кто остался предан индивидуальному творчеству и интеллектуальному вольнодумству. Именно такие идеалы питали оппозицию царю, и Ленин с Троцким не могли допустить, чтобы этот конкурирующий набор ценностей оказался препятствием для антигуманных большевистских догм. Их экстремистская идеология была предательством той моральной традиции, которая породила их самих.
Хотя Троцкий был по-настоящему искушенным знатоком литературы, он не гнушался использовать в полемике поверхностные марксистские аргументы. В 1922 г. твердолобые критики-марксисты оттачивали свои перья на поэтессе Анне Ахматовой. Она снискала признание в качестве одного из самых талантливых поэтов страны, и даже «Правда» посвятила ей благосклонную статью, несмотря на то что ее стихи были лишены политического содержания и описывали мир личных эмоций. Троцкий не преминул вмешаться в этот спор. В книге «Литература и революция» он избрал своими мишенями Ахматову и Марину Цветаеву – еще одну поэтессу, чьи стихи получили широкое признание в литературной среде:
С недоумением читаешь большинство наших стихотворных сборников, особенно женских, – вот уж поистине где без бога ни до порога. Лирический круг Ахматовой [и] Цветаевой… очень мал. Он охватывает… непременно бога – без особых примет. Это очень удобное и портативное третье лицо, вполне комнатного воспитания, друг дома, выполняющий время от времени обязанности врача по женским недомоганиям. Как этот не молодой уже персонаж, обремененный личными, нередко весьма хлопотливыми поручениями Ахматовой, Цветаевой и других, умудряется еще в свободные часы заведовать судьбами вселенной – это просто-таки уму не постижимо.
Нужно отдать должное Троцкому – он, по крайней мере, в теории выступал за недоктринерский подход к цензуре. Как он пишет в «Литературе и революции», «без упругой атмосферы сочувствия вокруг себя искусство не может ни жить, ни развиваться». В чаще всего цитируемом отрывке из этой книги он призывает к терпимости:
Пути свои искусство должно проделать на собственных ногах. Методы марксизма – не методы искусства. Партия руководит пролетариатом, но не историческим процессом. Есть области, где партия руководит непосредственно и повелительно. Есть области, где она контролирует и содействует. Есть области, где она только содействует. Есть, наконец, области, где она только ориентируется. Область искусства не такая, где партия призвана командовать.
Тем не менее, по мнению Троцкого, политические соображения могли перевешивать художественные воззрения. Нельзя терпеть искусство, выступающее против революции, – принцип, который разные цензоры интерпретировали по-разному. Для Троцкого речь шла о «бдительной революционной цензуре» – «чуждой кружкового злопыхательства», но все же цензуре.
Книга «Литература и революция» знаменита еще и тем, что в ней Троцкий описал свое утопическое видение культурной жизни при коммунизме:
Искусства – словесное, театральное, изобразительное, музыкальное, архитектурное – дадут этому процессу прекрасную форму. Вернее сказать: та оболочка, в которую будет облекать себя процесс культурного строительства и самовоспитания коммунистического человека, разовьет до предельной мощности все жизненные элементы нынешних искусств. Человек станет несравненно сильнее, умнее, тоньше. Его тело – гармоничнее, движения ритмичнее, голос музыкальнее, формы быта приобретут динамическую театральность. Средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса. Над этим кряжем будут подниматься новые вершины[29].
В 1923 г., пока влияние Сталина неуклонно росло, Троцкий продолжал писать на самые разные темы. Страна наслаждалась плодами более свободной атмосферы, созданной НЭПом. Троцкий, как и другие лидеры большевиков, был уверен, что настало время четко обозначить необходимость культурных и социальных изменений, которыми должно сопровождаться политическое преобразование страны. В сборнике статей «Вопросы быта» Троцкий исследовал проблему социального равенства женщин в эпоху кризиса семейных отношений. В послереволюционном обществе необходимо было восстанавливать инфраструктуру страны, повышать грамотность, «понижать себестоимость сапога на советской фабрике, бороться с грязью, ловить мошенников, проводить электрические провода в деревню». Его идеи бурно обсуждались, о них спорили, но, оглядываясь на 1923 г. – период, когда Ленин медленно угасал, а Сталин постепен