движение в России беспокоит нас… Но мы справимся с ним. Знайте же, что, если вы не удержите вашей молодежи от революционного движения, мы сделаем ваше положение настолько несносным, что вам придется уйти из России до последнего человека.
Летом в Санкт-Петербург приехал Теодор Герцль – известный венский журналист и основатель современного сионизма. Он добился аудиенции и у Плеве, и у Витте. Те соглашались с тем, что политика царского режима вынуждает евреев мечтать о революции. «Если бы я был евреем, вероятно, был бы… врагом правительства», – признался Герцлю Плеве. С точки зрения Герцля, сионистское движение было способно предложить еврейскому сопротивлению более перспективный путь, покончив с «переходом евреев в лагерь социалистов».
Еврейские социал-демократы, группировавшиеся вокруг Ленина, отвергали далеко идущие планы Герцля и с презрением относились к самозваным лидерам российского еврейства, считавшим сопротивление евреев царизму актом саморазрушения. Мартов осуждал сионистов и всех остальных, кто призывал евреев воздерживаться от участия во внутрироссийской политике. По его мнению, это была «гнусная реакционная пропаганда сионистов», не что иное, как попытка воспользоваться тем страшным впечатлением, которое погромы произвели на необразованные еврейские массы, с целью внушить им мысль о пользе политической пассивности. Мартов полностью отвергал подобную логику. Это была отвратительная формула, «союз с самодержавием, союз с кишиневскими убийцами». Для Мартова, как и для Ленина, сионизм и любые голоса, призывавшие к национальной обособленности евреев, играли на руку лишь реакционному царскому режиму.
Троцкий занял схожую позицию. Сам Хаим Вейцман, который впоследствии станет первым президентом Израиля, беседовал с Плехановым, Лениным и Троцким, когда приезжал в Швейцарию, чтобы встретиться с группами живших там студентов-евреев из России. Эти молодые евреи, вынужденные учиться в Швейцарии из-за ограничений на получение ими образования на родине, продолжали переживать из-за условий жизни евреев в России. Вейцман пытался склонить их к поддержке сионизма. Но лидеры марксистов не постеснялись выразить ему свое пренебрежительное отношение к еврейским национальным чувствам. По словам Вейцмана, «они не могли понять, как это русскому еврею может хотеться быть евреем, а не русским. Они считали недостойным, интеллектуально отсталым, шовинистическим и аморальным желание еврея посвятить себя решению еврейской проблемы».
Троцкий шел еще дальше. Он следил за дебатами на VI Сионистском конгрессе, проходившем летом 1903 г. в Базеле. Именно на этой встрече делегаты спорили о британском предложении выделить часть Восточной Африки в качестве территории для временного расселения евреев (так называемый Угандийский проект, хотя регион, о котором шла речь, находится в современной Кении) – предложении, которое сам Герцль первоначально принял, прежде чем уступить давлению со стороны участников конгресса. Вскоре Троцкий написал статью, в которой с резкой критикой обрушился на Герцля. В январе 1904 г. на страницах «Искры» Троцкий заклеймил Герцля как «отталкивающую фигуру» и «беззастенчивого авантюриста», тратящего время на то, чтобы «ходатайствовать перед князьями мира за свой народ». Для Троцкого сионизм был «трагическим призраком». Ему было важно лишь то, чтобы российские сионисты после неизбежного краха своих надежд на создание национального очага в Палестине присоединились к социал-демократам, а не обратились к Бунду. Не менее пренебрежительно отзывался о Бунде и Плеханов, называвший его членов «сионистами, боящимися морской болезни».
Но Троцкий не был равнодушен к страданиям евреев. Во время кишиневского погрома он находился в Лондоне, с головой уйдя в работу ленинской Социал-демократической партии. Погром глубоко потряс его, и он часто упоминал о нем в своих статьях и публичных выступлениях. Весной того года он оказался вовлечен в спор между киевскими социал-демократами и их соперниками из Партии социалистов-революционеров. Первого мая, всего через несколько недель после трагических событий в Кишиневе, обе партии планировали провести демонстрацию, но чуть позже социал-демократы осознали, что такая демонстрация может стать предлогом для еще одного погрома и к тому же позволит властям замаскировать свои мотивы, переложив на левых вину за собственные антиеврейские меры. В статье июньского номера «Искры» Троцкий вмешался в конфликт на стороне социал-демократов:
Под острым впечатлением кишиневских событий, под градом чудовищных слухов, распространяемых полицией, Киев ждет погрома и приурочивает его к демонстрации. Власти готовятся зверски расправиться с демонстрантами под предлогом усмирения еврейского погрома. Все сделано для подготовки этого погрома. Выйти в этих условиях на улицу – значило дать врагу сражение при специальных условиях, созданных врагом. Уклониться от этого сражения не значило признать себя побежденным. Это значило оставить за собой право выбрать более благоприятный момент.
С приближением лета Троцкий в тесном сотрудничестве с Лениным начал готовить II съезд РСДРП. Благодаря «Искре», ставшей ядром его политической партии, Ленин рассчитывал закрепить на этой встрече свое видение того, каким путем нужно двигаться дальше. Троцкий, который находился в Лондоне всего девять месяцев, уже превратился во внушительную фигуру. И на съезде, и по его окончании он ярко выделялся своим писательским и ораторским даром.
II съезд в наши дни принято считать одним из поворотных моментов в истории российского революционного движения. Он открылся в Брюсселе 17 июля, но бельгийская полиция настолько сильно досаждала делегатам, что вскоре они решили перебраться в Англию. 29 июля они возобновили заседания в здании церкви на севере Лондона. Правом решающего голоса обладали 44 делегата съезда, у еще 14 был совещательный голос. Троцкий официально представлял Сибирский социал-демократический рабочий союз.
Очень скоро у делегатов возникли разногласия сразу по нескольким вопросам. Первая серьезная полемика разгорелась вокруг места Бунда в социал-демократическом движении. Бунд был открыто марксистской партией. Он организовывал еврейских рабочих на поддержку социалистической революции, результатом которой должно было стать признание культурной автономии еврейских общин в Польше и Российской империи. Бундовцы выступали за право евреев на сохранение идиша в качестве национального языка, а также за то, чтобы после долгожданной революции они стали свободными и равноправными гражданами демократических и социалистических обществ.
Успех Бунда и его сопротивление ассимиляции евреев раздражали как еврейских, так и нееврейских лидеров социал-демократов. Ленин, в частности, стал решительным противником Бунда. У него было свое представление о том, как нужно решать «еврейский вопрос». Он был сторонником ассимиляции евреев в контексте социалистической революции и возражал против любой поддержки идей культурной или национальной автономии, поскольку это отвлекало бы силы от первоочередной задачи по свержению царизма. В то же самое время Ленина беспокоила успешная деятельность Бунда по организации еврейских рабочих. Бунд привлек симпатии десятков тысяч евреев, особенно в Польше и западных губерниях Российской империи, размывая тем самым базу поддержки ленинского социал-демократического подполья. Ленин полагал, что против Бунда необходимо открыто выступить на страницах «Искры». За несколько месяцев до открытия II съезда он заявлял, что «против “ассимиляторства” могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повернуть назад колесо истории». То, что у евреев нет обособленной территории проживания, а также то, что многие из них переходят «от жаргона [идиша] к языку того народа, среди которого они живут», по мнению Ленина, говорило об их готовности отказаться от собственной национальной идентичности. Эмансипация означала ассимиляцию и была спасением для евреев – в самом буквальном смысле слова.
В 1903 г. бундовцы прибыли на II съезд с требованием считать себя единственными представителями еврейских трудящихся. Их лидеры наивно полагали, что делегаты съезда займутся поиском путей взаимодействия между ними и группой «Искры», признав уникальную роль Бунда в организации еврейских масс. Но у Ленина были иные планы. Он понимал, что тактика Бунда может помешать созданию централизованной дисциплинированной партии профессиональных революционеров. Если евреям будет позволено создать свою отдельную фракцию, партия может погибнуть, превратившись в федерацию параллельных и даже конкурирующих группировок, разделенных по этническому или национальному признаку.
Начавшийся вскоре после кишиневского погрома II съезд проходил в атмосфере глубокой тревоги, которая усугублялась тем, что не менее 25 из его участников сами были евреями. Ленин и его соратники из «Искры» понимали, что против требований Бунда лучше всего смогут выступить их еврейские товарищи, такие как Мартов и Троцкий. Троцкий был особенно красноречив, раз за разом поднимаясь на трибуну, чтобы ответить на аргументы бундовцев. Называя себя и своих товарищей представителями еврейского пролетариата[4] – стратегический ход, призванный усилить доверие к его доводам, – Троцкий отстаивал неприкосновенность партийной программы. Он заявил, что в случае удовлетворения требований Бунда пострадает эффективность объединенной централизованной партии. «Хотим ли мы уничтожить тех физических лиц, которые входят в организацию Бунда?» – задавал Троцкий риторический вопрос и продолжал:
Хотим ли мы уничтожить ту плодотворную работу по развитию сознания еврейского пролетариата, которую совершает Бунд?.. Или же мы хотим «уничтожить» в Бунде лишь специальную форму его положения в партии?
Бунд как единственный представитель интересов еврейского пролетариата в партии и перед партией, – или Бунд как специальная организация партии для агитации и пропаганды среди еврейского пролетариата? Так может быть поставлен вопрос… Предлагаемый нам устав… имеет своей задачей… построить между нами и Бундом стену… Против этой стены съезд должен высказаться с полным единодушием.