— Медицина здесь хоть куда, — хмыкнул краб. — Вот бы и мне вернули руки, зрение…
Бывший капитан не нашёлся что сказать.
— А как там троянцы? — воскликнул Орфу. В этот день его голос звучал будто у земного ребёнка — весело, жизнерадостно, почти ликующе. — Кто у нас от Илиона?
Маленький европеец поднялся на ноги, чтобы бросить взгляд поверх косматых аргивских гребней.
— Главный у них, разумеется, Гектор. Трудно не заметить в толпе его ярко блещущий шлем с огненным гребнем из конской гривы, а тем более — багровую накидку с капюшоном. Если не ошибаюсь, благородный герой вызывает бессмертных на битву.
Немногим ранее Манмут передал товарищу рассказ Хокенберри о сцене, произошедшей после полудня. Анхизид и его супруга Андромаха прошествовали мимо несметных троянских ратей, выставив на всеобщее обозрение изувеченное тело мёртвого Скамандрия. Если у тысяч ахейцев по-прежнему оставались мысли о чёрных судах и бегстве в открытое море, то илионцы после мрачной процессии единодушно воспылали ненавистью к богам и были готовы драться с Олимпийцами хоть голыми руками.
— Кто с Гектором? — поинтересовался краб.
— Ближе всех стоит Парис. Потом старый советник Антенор и сам царь Приам. Правда, они держатся особняком и не разговаривают с военачальником.
— Помнится, Антеноровы сыновья, Акамас и Архелох, оба уже пали от руки Аякса Теламонида, — заметил Орфу.
— Да уж, после всего случившегося нелегко пожимать друг другу предплечья словно ни в чём не бывало. И всё же я сам видел, как Теламонид преспокойно беседовал со старцем.
— Прирождённые бойцы, что ты хочешь, — откликнулся иониец. — Они растят сыновей для сражений и возможной гибели. Кого ещё ты видишь возле Гектора?
— Энея, к примеру.
— А, «Энеида»… — мечтательно протянул товарищ. — Этот храбрец единственный должен… был… выжить из царственной династии. Покинуть пылающий город вместе с кучкой уцелевших и маленьким сыном Асканием. В конце концов их потомки должны… были основать будущий Рим, и согласно Вергилию…
— Может, не стоит развивать эту тему? — вмешался Манмут. — Как выражается наш друг Хокенберри, нынче карты смешались. Что-то я не припомню в твоём варианте «Илиады» такого места, где бы греки с троянцами объединились для крестового похода на Олимп.
— И верно, — поддакнул Орфу. — Значит, Эней, Парис, Антенор, старый Приам и?..
— Ещё Офрионей, жених Кассандры.
— О боже, — выдохнул гигантский краб. — Не сегодня-завтра парня ожидала смерть. Жестокий бой за чёрные корабли.
— Карты смешались, — повторил европеец. — Похоже, не будет никакого боя за корабли.
— Ладно, дальше?
— Деифоб, сын Приама. Доспехи начищены так, что без поляризующих фильтров и не взглянешь. А рядом — дружок царского зятя Педея, этот, как его… Имбрий.
— Имбрий? Ну и дела, — подивился Орфу. — А ведь через несколько часов копьё Тевкра …
— Кончай, а? — занервничал собеседник. — Неровен час, подслушает кто-нибудь.
— Это по кабельной-то связи? Не думаю, старина. Или ты утаил от меня особенности местных технологий?
— И всё равно неприятно, — заупрямился любитель Шекспира. — Тут каждый второй обречён пасть через день-два, если верить твоей дурацкой «Илиаде».
— Во-первых, это не моя дурацкая «Илиада», — возмутился товарищ. — И потом…
— …карты смешались, — подытожил европеец. — Вот так так!
— А что?
— Переговоры закончены. Ахиллес и Гектор выступают вперёд и пожимают друг другу предплечья… О господи!
— Что такое?
— Разве не слышишь? — ахнул Манмут.
— Нет.
— Прости, прости, — спохватился товарищ. — Мне очень стыдно. Это я так, в переносном смысле…
— Да скажешь ты или нет? — гаркнул иониец. — Чего я не слышал?
— Боже правый, оглохнуть можно. Сотни тысяч троянцев и ахеян вместе разражаются кличами, размахивают знамёнами, потрясают клинками и копьями. Ликующая толпа устремляется в Илион. Люди на городской стене — Андромаха, Елена и другие — они тоже вопят от радости. Греки, что неуверенно ждали решения вождя на берегу, теперь вышли к окопам и торжествующе кричат в ответ. Ну и шумиха!
— Ну, тебе-то нет необходимости голосить, — сухо проронил Орфу. — Кабельная связь пока ещё исправна. Что там интересненького?
— Э-э-э… Немного. Вчерашние противники продолжают пожимать руки. В городе слышны колокола и звуки гонгов. Пехотинцы с обеих сторон выбегают на ничейную землю, хлопают друг друга по плечам, братаются, меняются именами и всё в таком роде. Армии готовы сражаться, вот только…
— Вот только врага нет.
— В точку.
— Может, боги спустятся завтра? — предположил гигантский краб.
— Сомневаюсь.
— Или Прибор разнесёт Олимп на миллиард кусков.
Европеец погрузился в молчание. Он видел на вулкане тысячи небожителей. Разумные существа, как ни крути. Жутко не хотелось чувствовать себя массовым убийцей.
— Когда, говоришь, твой самодельный таймер активирует устройство? — осведомился иониец, хотя наверняка знал и сам.
Манмут сверился с внутренним хронометром:
— Через пятьдесят четыре минуты.
И тут на небосводе заклубились чёрные тучи. Очевидно, боги всё-таки надумали спуститься.
Ныряя в озеро кальдеры на вершине Олимпа, моравек почти не надеялся на спасение. Ему требовалась минутка-другая, чтобы подготовить Прибор, и глубина могла помочь в этом. Так и получилось.
Через восемьсот метров маленького европейца охватило знакомое чувство: вода начала привычно давить на каждый квадратный сантиметр его поверхности. На крутом западном склоне кальдеры обнаружился удобный выступ, чтобы передохнуть, закрепить таинственное устройство и сделать всё, как нужно. Бессмертные почему-то не стали преследовать беглеца: может, не любили плавать, а может, наивно полагали, будто бы лазерная пальба и микроволновые излучения способны уничтожить противника под водой, — Манмут не особенно задумывался.
Раз уж не догадался смастерить пульт дистанционного управления вовремя — что ж, придётся исправлять оплошность, решил он и, включив нагрудные лампы посреди непроглядной толщи волн, взялся за дело. Деталей под рукой не оказалось, поэтому бывший капитан принялся буквально отрывать их от себя: пожертвовал запасным радиоприёмником, с помощью напульсного лазера приварил к пластине пульта один из четырёх своих аккумуляторов, внешний хронометр и сенсор, срабатывающий от прикосновения (на случай, если враги доберутся до Прибора).
«Пусть только заявятся фальшивые божки — запущу эту штуку собственными руками», — мрачно размышлял моравек, сидя на каменном уступе в тёмной глубине озера. Впрочем, самоуничтожение не входило в его планы. Что же, так и торчать под водой до ночи? Нет, ведь Хокенберри дал слово квитнуться назад и забрать его, а значит, стоит подождать. Манмут очень хотел снова увидеть Орфу, поздравить с успешным завершением миссии…
Интересно, глупые боги до сих пор обрушивают ярость и палящие лучи лазеров на ни в чём не повинную озёрную гладь, заставляют её бурлить, точно уху в котле? Маленький европеец вполне по-людски захихикал.
Однако назначенная минута приближалась. Человек обещал вернуться. И, как ни странно, сдержал слово.
— Опиши мне Землю, — сказал иониец, паря над зелёным утёсом. — Мы ведь правда на Земле?
— Несомненно, — подтвердил Манмут, который привязал к левитационной упряжи друга верёвочку и теперь без усилий «вёл» его за собой. — Размеры Солнца, притяжение, атмосфера — всё совпадает. Растения и обитатели выглядят в точности как на фотографиях, голограммах и видеозаписях из наших с тобой банков памяти. Хотя, сдаётся мне, здешние мужчины и женщины состоят в самом элитном клубе здоровья нашей системы.
— Неужели такие красавцы? — громыхнул краб.
— Для людей — да, насколько я понял, — неуверенно произнёс любитель Шекспира. — Один лишь Хокенберри действительно похож на заурядного землянина.
— И ты полагаешь… — начал Орфу, но собеседник перебил его:
— Ш-ш-ш-ш-ш! Ахиллес обращается к своим и троянским ратям.
Над полем битвы продолжали сгущаться чернильные тучи.
— Ты понимаешь каждое слово?
— Ну да. Ты снабдил меня отличными словарями. А самые цветистые из проклятий и бранных выражений вообще не требуют перевода.
— И далеко его слышно без громкоговорителя? — съехидничал иониец.
— У нашего героя лужёная глотка и стальные лёгкие. Это я иносказательно. Голос разносится от моря и до стен Трои.
— О чём речь?
— Да, мол, чихал я на вас, Олимпийцы… тра-ля-ля-ля… Дескать, исход войны решит последний бой, которого и жду я всей душой… бла-бла-бла…
— Постой! — вмешался краб. — Прямо так и сказал, как в «Макбете»?
— Нет, это вольный перевод.
— А я уж думал… Сколько у нас осталось?
— Сорок одна минута. Может, тебе… — Манмут осёкся.
— Что там опять?
Не успел бесстрашный Ахиллес закончить речь, а Верховный Владыка показался собственной персоной. Быстроногий Пелид умолк. Две сотни тысяч мужчин и один робот разом обратили взоры к небесам над Илионской долиной.
Из клубящегося мрака туч явилась блистающая колесница Зевса, запряжённая четвёркой прекрасных коней и наверняка окружённая мощным силовым полем.
Тевкр, искусный ахейский лучник, стоявший подле Ахилла с Одиссеем, прицелился и пустил ввысь пернатую стрелу. Та описала широкую дугу и, не долетев до цели, упала в заросли ежевики у подножия утёса.
— ОСМЕЛИЛИСЬ БРОСИТЬ МНЕ ВЫЗОВ? — Голос Кронида сотряс поля, и побережье, и городские стены. — ПОЖИНАЙТЕ ЖЕ ПЛОДЫ СВОЕЙ СПЕСИ!