— Мы должны уничтожить лазарет, — сказал Даэман. — Избавиться от этого бедлама. Раз и навсегда.
52Илион и Олимп
Неясно почему, однако я бегу вместе с троянцами от Лесного утёса через малую створку Скейских врат, главного входа в город. Ветер по-прежнему воет в ушах, почти оглохших от ядерного взрыва на юге. Бросаю последний взгляд на гриб: огромный столп из дыма и пепла сворачивает на юго-восток. Клубящаяся туча ещё сохраняет очертания лица Зевса, но они потихоньку расплываются.
Люди сшибаются и давят друг друга у малой створки. Поэтому Гектор отдаёт приказ, которого в Трое не слышали целых девять лет: распахнуть ворота целиком. Тысячи беглецов устремляются внутрь. Приамид мечется, пытаясь успокоить горожан и привести рати в боевой порядок.
Аргивяне уже снаряжают свои корабли. Ахиллес так же, как и Гектор, силится остановить разбегающееся войско. В «Илиаде» есть место, где озверевший после гибели Патрокла Пелид вступает в противоборство с могучей рекой — и побеждает, запрудив русло телами убитых врагов. Однако эту битву быстроногому не выиграть. Остаётся лишь прикончить сотню-другую товарищей, на что герой никогда не пойдёт.
Неудержимый поток буквально вносит меня в город. Я почти жалею, что поддался. Надо было пробиваться сквозь толпу к маленькому роботу, укрывшемуся за валунами на кургане амазонки Мирины. Известно ли этой машинке — погодите, как его там? — моравеку? — известно ли моравекам про ядерное, возможно даже термоядерное оружие?
В голове всплывает воспоминание из прошлой жизни: Сюзанна пытается затащить меня на семинар по точным наукам — в колледже проходила очередная междисциплинарная неделя, и парень по фамилии Моравек излагал свою теорию независимого искусственного разума. Как там его звали — Фриц, Ганс?.. Я так и не пошёл: на кой знатоку классики слушать лекции негуманитария?
Теперь уже не важно.
Словно в подтверждение последней мысли, с севера является пять колесниц, которые начинают кружить над Илионом на высоте трёх-четырёх тысяч футов. Даже моё усовершенствованное зрение не в силах различить крохотные фигурки, которые управляют сияющими повозками, хотя уверен: это боги и богини.
И тут начинается бомбардировка.
Стрелы с оглушительным свистом обрушиваются на город подобно тонким серебряным снарядам, порождая вспышки, пыль, дым и громкие вопли. Илион довольно велик по античным меркам, но вскоре разрывы и крики оглашают каждый квартал обширного метрополиса. Без «сребролукого» наверняка не обошлось; к тому же, когда одна из колесниц опускается, мне чудится бог войны Арес, который хищно прицеливается на лету.
Ну вот я не только утратил контроль над событиями, а ещё и потерял из виду тех, кому необходимы мои слова, поддержка, совет. Ахилл уже мили за три отсюда, тратит нечеловеческие силы, тщится урезонить перепуганных героев, поднимающих паруса. Судя по взрывам — обычным, не ядерным, — что доносятся из ахейского стана, вряд ли он добьётся успеха. Гектор тоже неизвестно где. Великие врата с грохотом захлопываются — как будто дубовые створки помешают Олимпийцам сеять разрушение и панику. Несчастный Манмут и его молчаливый друг, наверное, давно изничтожены небесным огнём. Разве переживут они подобный налёт? А мы?
Грохот и вопли раздаются на главной рыночной площади. Троянские пехотинцы с алыми гребнями на шлемах кидаются укреплять городскую стену. Если бы опасность поджидала только снаружи! Золотая повозка пролетает над нами, недосягаемая для стрел, и пять серебряных молний падают вниз подобно ракетам «СКАД». Взрывы гремят у южной стены, у центрального колодца и, по-моему, справа от чертогов Приама. Внезапно память подсовывает кадры из репортажей Си-эн-эн о сражениях в Ираке, увиденные как раз перед тем, как Сюзанна слегла с диагнозом «рак».
Где Гектор? По идее, он собирался сплотить своих… Хотя попрятаться они и без него догадаются. Нет, скорее герой решил проведать супругу Андромаху. При мысли о пустой, залитой кровью детской комнате меня передёргивает. Даже гул и чад бомбардировки не вызывают столь тошнотворного ужаса. Царственная пара не успела предать младенца земле!
Господи боже, и всё это натворил я один?!
Снова над улицей пролетает небесная колесница. Бах! — и в крепостном вале зияет дымящийся прогал, а в воздухе кувыркается дюжина солдат в красных шлемах. Рваные куски человеческой плоти осыпают дорогу и барабанят по крышам жутким дождём. На ум приходит другое видение из прошлого — впрочем, подобного кошмара здешнему миру ждать ещё три тысячи двести лет. Это случится спустя две тысячи и один кровавый год после Рождества Христова. Растерзанные тела точно так же градом полетят на улицы огромного мегаполиса, а тонны падающих обломков и каменной пыли настигнут сотни и сотни тех, кто понадеется спастись бегством. Разве что архитектура изменится да горожане будут одеты по-иному.
Мы никогда ничему не научимся. Мир невозможно изменить.
Я опрометью бросаюсь к чертогам Гектора. Ливень снарядов не прекращается. Вот крохотный ребёнок выбирается на улицу из-под обломков двухэтажного дома. Не знаю, мальчик это или девочка: лицо малыша окровавлено, курчавые волосёнки поседели от штукатурки. Остановившись, наклоняюсь и подбираю младенца. Куда с ним? В Илионе отродясь не строили детских больниц! Какая-то женщина, прикрывая голову алой шалью, кидается ко мне и отнимает плачущее дитя.
Солёный пот заливает веки. Утираюсь прямо на бегу.
Дом Гектора исчез. От целого особняка остались груды мусора и чёрные вмятины в земле. Смахиваю со лба тёплые струи опять и опять, но и тогда не верю своим глазам. Долго же Олимпийцы палили по громадному зданию. Троянские пехотинцы, чьи гордые багряные шлемы сделались сизыми от пыли, уже ворочают груды обломков длинными копьями и самодельными лопатами, по цепочке передавая обнаруженные тела и останки в руки ожидающей толпы.
— Хок-эн-беа-уиии, — произносит кто-то.
Лишь сейчас я сознаю, что слышу настойчивый голос целую минуту. Теперь меня дёргают за рукав.
— Хок-эн-беа-уиии!
Бездумно поворачиваюсь, смахиваю назойливый пот и опускаю взор. Елена. Грязная, платье в крови, волосы спутаны. В жизни не видел женщины прекраснее. Она прижимается к моей груди, и я заключаю её в объятия. Елена поспешно отстраняется:
— Ты сильно ранен?
— Что?
— Порезы серьёзные?
— Да я вообще не…
Красавица проводит рукой по моей щеке. Ладонь окрашивается в алый цвет. Осторожно касаюсь виска и края волос: так и есть, глубокие раны. Оказывается, я утирал вовсе не пот.
— Ладно, ерунда, — указываю на дымящиеся руины. — Гектор и Андромаха?..
— Их не было здесь, Хок-эн-беа-уиии, — кричит Елена сквозь шум бомбёжки. — Приамид отослал семью в подземелье храма Афины. Там безопасно.
Ну, ещё бы. В дыму и гари я отчётливо вижу высокую крышу святилища. Не станут же боги ровнять с землёй собственные храмы. Себялюбие, будь оно проклято, не позволит!
— Феано мертва, — сообщает дочь Леды. — Лаодика тоже.
Беспомощно повторяю имена. Жрица Афины — та, что прижимала холодное лезвие к моим яичкам считанные часы тому назад. И дочь Приама. Две троянки из пяти, которых я знал. А война только началась…
И вдруг я подскакиваю будто ужаленный.
Что-то не так.
Взрывы умолкли.
Солдаты и простые горожане кричат и показывают пальцами в небо. Четыре колесницы-истребителя куда-то сгинули, последняя — думаю, Аресова — стремительно удаляется на север и тоже исчезает из виду, квитируется обратно на Олимп. Я устало осматриваюсь. Обрушенные дома, дымящиеся воронки, трупы на улицах… И это всё после обстрела из лука? Что же будет дальше? Биологическая атака? Аполлон (который, наверное, плавает сейчас в целебном баке) давно прославился умением насылать на людей губительную заразу.
Нащупываю медальон на шее.
— Где Гектор? Мне нужно его найти.
— Покинул город через Скейские врата, — отвечает Елена. — Вместе с Парисом, Энеем и Деифобом, своим братом. Сказал, что должен отыскать Ахилла, прежде чем сердца воинов совершенно ослабеют.
— Он мне нужен, — повторяю я, озираясь на главные ворота.
Женщина разворачивает меня за плечи:
— Хок-эн-беа-уиии…
Наши лица сближаются, и мы сливаемся в поцелуе посреди хаоса и воплей. Но вот её губы оставляют мои. Я растерянно моргаю, продолжая тянуться к Елене.
— Хок-эн-беа-уиии… Если умрёшь, покинь этот мир по-человечески.
Она уходит вниз по улице, не оборачиваясь.
53Экваториальное Кольцо
Собирателя бабочек почти не удивило, что голограмма умеет ходить. Взяв посох, Просперо подошёл к прозрачной стене купола и запрокинул голову к звёздам. Молочный свет ясно подчеркнул каждую морщину на впалых щеках и дряблой шее. Седина, борозды на лице, гадкие бородавки… Молодого мужчину коробило при виде этих ужасных проявлений возраста. Неужели когда-нибудь все люди будут выглядеть вот так же? Друзья Даэмана, он сам, даже мама? Что за кошмарный сон!
Однако тут горожанину вспомнился лазарет с его резервуарами, клубками синих червей и обеденным столом Калибана.
Не лучше ли прикончить монстра, оставив лазарет в покое?
Нет, внезапно осознал мужчина, измученный голодом и усталостью. Как ни крути, место это мерзкое. Человечество столетиями верило в Пять Двадцаток, а главное — в нескончаемую беззаботную жизнь с «постами» здесь, на кольцах. И что же ждёт людей в действительности? Перед глазами встали серые, наполовину съеденные мумии, плавающие в зловонном разрежённом воздухе; кузен Ады не удержался от горькой усмешки.
— В чём дело? — повернулся к нему Просперо.
— Да так… — процедил дамский любимец; ему хотелось не то плакать, не то разбить что-нибудь, причём второй вариант привлекал сильнее.
— Как мы сможем уничтожить лазарет? — спросил Харман. Рослого мужчину бил мелкий озноб, его загорелое лицо побледнело словно мел и покрылось липким потом.