Калибан прятался где-то поблизости. Молодой мужчина пожертвовал дыхательной маской ради линз ночного видения и к тому же то и дело направлял фонарик Сейви под стол чудовища, где на полу белели обглоданные кости.
Дорога в лазарет показалась друзьям самым ужасным из их приключений: пробиваться в полумраке сквозь плотные заросли ламинарий, каждую секунду ожидая коварного нападения, — что может быть хуже? Так они полагали тогда. Пару раз Даэман замечал какие-то серо-зелёные тени и не раздумывая стрелял по ним. Первая скрылась прочь, вторая, покачиваясь, выплыла навстречу путешественникам. Это оказалась высохшая мумия, в теле которой поблёскивала россыпь дротиков. В общем, всё обошлось.
И вот теперь, спустя почти двое суток, проведённых без сна, почти без еды, если не считать протухшей ящерки, друзья знали твёрдо: худшее — это последний час. Единственным, что поддерживало их силы, была вода. К счастью, мужчины догадались по пути сделать остановку у входа в грот и несколько минут ломали кромку льда ногами, чтобы наполнить бутыль Сейви шарами грязной, отвратительной и такой вожделенной влаги. Однако бесценные запасы быстро иссякли. Идти обратно к пещере? Разве можно тратить время на подобные мелочи? К тому же друзья забили входную мембрану пластиковыми крышками, снятыми с пустых резервуаров, дабы сразу же услышать, если Калибан попытается ворваться внутрь. От суровой жажды, переутомления, плохого воздуха и непрестанных страхов языки путешественников распухли, а головы безумно раскалывались.
Дюжина-другая сервиторов не доставила друзьям особых неприятностей. Некоторые машины продолжали спокойно отсылать людей на Землю, а те, которые занимались приёмом новых пациентов, были без труда обезврежены. В первого робота Даэман выстрелил, однако тут же понял свою ошибку. Дротики поцарапали краску, слегка покорёжили металл, сокрушили левый манипулятор и выбили жертве окуляр; сервитор даже не прервал работу из-за таких пустяков. Выход из положения нашёл Харман: открутил у ненужного бака солидный кусок трубы (и без того ледяную атмосферу немедля наполнили пары жидкого кислорода) и меткими ударами по очереди привёл машины в негодность.
Когда товарищи присоединили к контрольному пульту линию голографической связи, явился Просперо и принялся помогать советами. Сначала мужчины отключили принимающие факс-узлы и незамедлительно отослали обратно всех невредимых новоприбывших, пока синие черви не принялись за дело, ускорить или прервать которое, по словам мага, не было никакой возможности. Вскоре улетели на Землю и те, кто имел несерьёзные болячки. Всего в лазарете стояло шестьсот шестьдесят девять баков; из них не пустовало сейчас только тридцать восемь: двое — обычные именинники, остальным же требовался настоящий «ремонт».
— Сетебосу вдвойне приятен труд, — прошипел ненавистный змеиный голос.
— Заглохни! — взревел Даэман.
Он шёл между рядами резервуаров, стараясь не взлететь на воздух, и озирался по сторонам. Повсюду плясали смутные тени, однако ни единая из них не заслуживала выстрела.
— Не в состояньи дела завершить, — шептал Калибан из темноты. — Вот, навалил большую кучу торфа, размерил, набросал из мела плиты и рыбьим зубом начертал луну на каждой. Вокруг — шипы, а самую вершину Он увенчал медвежьей головой, вернее, черепом, добытым не в поединке — это слишком сложно, — а найденным в лесу. Никчёмная работа, смеху ради. Как надоест, и растоптать не грех. Вот так и Он.
Внезапно Харман рассмеялся.
— Что? — Молодой спутник наполовину прошагал, наполовину проплыл назад, к панели управления, вокруг которой беспорядочно валялись обломки сервиторов, чем-то напоминая картину на жутком столе людоеда.
— Пора выбираться отсюда. — Девяностодевятилетний путешественник потёр покрасневшие глаза. — Представляешь, я начинаю понимать, о чём бормочет эта тварь.
— Просперо, — позвал Даэман, напряжённо вглядываясь в сумерки между слабо мерцающими баками, — может, хоть ты скажешь, что за треклятый Сетебос такой?
— Божество, которому поклоняется мать Калибана, — ответил маг.
— Ага. И она тоже бродит рядом? — Сжимая в руке оружие, обитатель Парижского Кратера ненадолго зажмурился и потряс головой. Взгляд поминутно заволакивала пелена, и не только из-за плавающих испарений жидкого кислорода.
— Сикоракса жива, но не здесь. Не на этом острове.
— Ну а Сетебос? — продолжал собиратель бабочек.
— Он — противник Тихого. Как и оба его почитателя, горькое сердце, что ждёт — и кусает.
Над контрольной панелью запищали датчики: ещё три долеченных (или почти долеченных) человека отправились обратно на Землю. Оставалось тридцать пять.
— Откуда взялся этот Сетебос? — проворчал Харман.
— Его занесло из мрака вместе с войниксами и прочими, — ответил маг. — Небольшая ошибка в расчётах.
— Прочими? — спросил Даэман. — Ты, случайно, не Одиссея имеешь в виду?
Просперо расхохотался:
— О нет, беднягу к вам забросило проклятие. Он заблудился на перекрёстках времени. Плавание Лаэртида несколько затянулось по вине некой Цицеры, известной самому герою под именем Цирцеи.
— Ничего не понимаю, — нахмурился Харман. — Сейви говорила, что нашла его совсем недавно, в криоспячке.
— Это правда, — кивнул старец. — И всё же ложь. Ваша попутчица знала о странствиях Одиссея и куда он направлялся. Хитрецы, не смущаясь, использовали друг друга.
— Но ведь он и есть ахеец из туринской драмы? — не отставал горожанин.
— И да, и нет, — отозвался маг в своей невыносимой манере. — Драма показывает лишь одну из возможных историй. Так что ваш Одиссей не оттуда, нет.
— Ты, кстати, до сих пор не растолковал про Сетебоса, — потерял терпение девяностодевятилетний.
Ещё шестеро долечившихся покинули свои резервуары. Последние двадцать девять баков продолжали тихо бурлить в полутьме лазарета. Через двадцать минут друзья должны были уносить ноги. Ускоритель частиц маячил за стёклами, чётко видимый и без усилительных линз. Чёрная дыра вращалась водоворотом мёртвой тьмы и пульсирующего света.
— Сетебос — божество деспотической власти, — промолвил Просперо. — Убивает без разбора. Милует по прихоти. Обожает массовые бойни. Это бог Одиннадцатого Сентября. Бог Освенцима.
— Чего? — переспросил Даэман.
— Не важно.
— Он любит всё, что выгодно Ему, — зашипела тьма из-под залитого кровью стола. — Что ж из того? Без выгоды никак.
— Да чтоб ему!!! — вырвалось у молодого мужчины. — Я всё-таки найду этого ублюдка.
Держа оружие наготове, он метнулся вперёд.
Следующие четыре тела покинули астероид; их баки со свистом спускали оранжевую жидкость. Ещё двадцать четыре человека.
Стол, и пол под ним, и кресло были завалены ужасными объедками. Даже фонарик Сейви и линзы ночного видения не могли до конца изгнать густые тени. Собиратель бабочек насторожился, высматривая любое движение.
— Даэман! — окликнул товарищ.
— Погоди, — крикнул он в ответ, выжидая.
Пускай Калибан бросится на лакомую наживку. В оружии достаточно заряда, а палит оно быстрее молнии: в этом путешественники убеждались не единожды. Засадить бы тысячу хрустальных дротиков в поганое чудовище и…
— Даэман!
— Чего тебе? — выкрикнул он, обернувшись. — Калибана увидел?
— Нет. Кое-что похуже.
И тут молодой мужчина услышал. Сначала паровые клапаны, а следом за ними — сирены безопасности. С резервуарами творилось нечто неладное.
Харман растерянно обвёл рукой красные огни на виртуальном пульте:
— Ёмкости высыхают до того, как исчезнут люди.
— Мой бывший слуга, отродье Сикораксы, сообразил прервать питательный поток, — изрёк Просперо. — Все они уже мертвы.
— Проклятие! — Даэман со всей злости ударил кулаком в стену и кинулся к пустеющим резервуарам, светя в каждый фонариком Сейви.
— Уровень жидкости быстро падает, — сообщил он.
— Всё равно отправляем их, — заупрямился девяностодевятилетний.
— Кого? Порталы выплюнут мертвецов с голубыми червями в кишках. Давай выбираться отсюда.
— Да ведь он этого и хочет! — воскликнул Харман вдогонку товарищу, который скрылся в самом дальнем ряду, куда искатели приключений ещё ни разу не наведывались. Где-то во мраке продолжал метаться тонкий луч фонаря.
Старческий, надтреснутый голос мага завёл негромкую и монотонную речь:
Мой милый сын, ты выглядишь смущённым
И опечаленным. Развеселись!
Окончен праздник. В этом представленье
Актёрами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают словно дым
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь — о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь…[29]
— Да заткнись ты, блин! — взорвался коллекционер. — Харман, слышишь меня?
— Слышу, — ответил тот, бессильно прислонившись к панели управления. — Пора уходить, дружище. Мы их потеряли. Ничего не поделаешь.
— Да нет, ты послушай! — Луч света замер на дальнем конце ряда. — Тут в баке…
— Уходим, Даэман! Напряжение падает. Калибан обесточивает лазарет.
Будто бы в подтверждение его слов, Просперо бесследно растаял в воздухе. Огни в резервуарах погасли. Виртуальные экраны начали затухать.
— Харман! — выкрикнул молодой мужчина из полного мрака. — Здесь Ханна.
56Долина Илиона
— Я должен отыскать Ахиллеса и Гектора, — сказал Манмут. — Придётся оставить тебя здесь, на утёсе.
— Конечно. Почему бы нет? Может, бессмертные примут меня за серый камень и не догадаются сбросить бомбу. Сделаешь мне одолжение? Даже два?