— Мы не умеем воевать, — возразила девушка. — И не собираемся учиться.
— Около шести десятков людей, бывших со мной, кое-что узнали. Когда настанет время сражений, ученики сами решат, как поступить. У человека всегда есть выбор. Да, Харман, — спохватился он. — Ты не поверишь, однако я починил ваш соньер. Ещё семь или десять дней, и мы поднимем его в воздух.
— Не хочу смотреть на войну, — заявила хозяйка Ардис-холла. — И биться не хочу.
— Ты совершенно права, — отозвался Одиссей.
Девушка склонила голову, борясь с подступившими слезами. Даэман коснулся хрупкой ладони, а потом вложил в руку Ады подаренную незабудку. И тут же забылся сном.
Пробудился мужчина уже в темноте. На кровати сидела облитая лунным сиянием фигура. Калибан! Даэман порывисто вскинул правый кулак. От боли перед глазами заплясали искры.
— Тише, — проговорил Харман, бережно укладывая перевязанную руку на место. — Успокойся, дружище.
Молодой мужчина отчаянно хватал ртом воздух, пытаясь удержать в желудке остатки еды:
— Я думал, это…
— Знаю, — промолвил ночной гость.
Даэман сел на постели:
— Как полагаешь, он умер?
Тень покачала головой:
— Кто скажет наверняка? Я тут тоже… размышлял обо всём. О них обоих.
— В смысле? Это ты про Сейви? Она…
— Нет. То есть я часто её вспоминаю, но… Речь о Просперо. Помнишь, да? Голограмма, «перезапись эха» и всё в этом роде?
— Ну?
— Думаю, он был настоящим, — еле слышно шепнул Харман и склонился ближе. — Сдаётся мне, город на астероиде (Просперо звал его «мой остров») на самом деле являлся тюрьмой мага. Туда же заточили и Калибана.
— Кто заточил? — выдохнул собеседник.
Девяностодевятилетний выпрямился и смущённо потёр лоб:
— Не знаю. Ни хрена я не знаю.
Даэман кивнул:
— Как и любой из нас. Долго же мы не понимали этой простой истины. Верно, дружище?
Гость рассмеялся. Но когда он заговорил, веселья в голосе не осталось и в помине:
— Боюсь, мы выпустили их на волю.
— Их? — прошептал молодой мужчина. В миг прозрения его словно бы окатило ледяным душем. — Калибана и Просперо.
— Да.
— Или всё-таки прикончили, — процедил Даэман.
— Да. — Харман встал и похлопал товарища по плечу. — Пойду я, отдыхай. Спасибо, дружище.
— За что?
— Спасибо.
И гость покинул комнату.
Больной измождённо откинулся на подушки, но сон оставил его. За треснутым окном стрекотали сверчки, кричали птицы, названий которых мужчина никогда не знал, в маленьком пруду за домом квакали лягушки, вечерний бриз шелестел в кронах деревьев. И вдруг Даэман понял, что улыбается от уха до уха.
«М-да. Если Калибан жив, это, конечно, позор и ужас. Но ведь и я ещё не умер!»
Подумав так, он забылся чистым сном без видений до самого утра, пока Ада не принесла завтрак — первый настоящий завтрак за долгих пять недель.
Четыре дня спустя Даэман одиноко гулял по саду в чудесной прохладе вечера, когда Харман, Ада, Ханна, Одиссей, Петир и Пеаэн спустились по склону, чтобы присоединиться к мужчине.
— Соньер готов, — сообщил сын Лаэрта. — Подняться по крайней мере сможет. Хочешь посмотреть на пробный полёт?
Собиратель бабочек пожал плечами:
— Вообще-то не очень. Меня интересует другое: зачем вам потребовался диск?
Грек переглянулся с друзьями:
— Для начала надо разведать, сильно ли метеоритные дожди повредили окрестностям. И просто хочу проверить: донесёт ли меня эта штука до побережья и назад?
— А если нет? — поинтересовался Харман.
Герой из драмы беспечно хмыкнул:
— Отправлюсь домой пешком.
— Где же он, твой дом? — спросил Даэман. — И когда ты туда попадёшь?
Одиссей улыбнулся, хотя глаза его наполнила бесконечная грусть.
— Если б вы только знали, — тихо промолвил он. — Если б вы только знали.
Варвар повернулся и пошагал к особняку в компании Ханны и пары молодых учеников.
Харман и Ада остались, чтобы прогуляться с другом.
— Что он задумал? — осведомился Даэман. — Только честно.
— Решил поискать войниксов, — ответил девяностодевятилетний.
— А потом?
— Трудно сказать.
Прогулочная трость, без которой Харман уже вполне мог обходиться, настолько приглянулась ему, что мужчина по-прежнему расхаживал с нею повсюду. Сейчас он сбивал концом трости верхушки сорняков, что пробились на цветочных клумбах.
— Никак руки не дойдут до прополки, — посетовала хозяйка Ардис-холла. — Раньше всё делали сервиторы, а теперь на мне стирка, готовка и ещё много всякого.
— Да, трудно нынче сыскать хорошего помощника, — почему-то рассмеялся девяностодевятилетний и обнял Аду за талию.
Девушка одарила его многозначительным, ясным только для этих двоих взглядом.
— Солгал я, — сознался вдруг Харман. — Одиссей вознамерился найти логово войниксов и напасть, пока твари не наделали бед.
— Так я и думал, — откликнулся Даэман.
— Да только эта война, по его словам, лишь разминка перед другой, большой, — продолжал собеседник, посматривая в сторону белого особняка на холме.
— И когда же наступит та, другая?
— Говорит: мы сами поймём. Откроются, мол, круглые дыры в небесах и принесут нам иные миры или нас — к ним. Спятил.
— Вовсе нет, — возразил обитатель Парижского Кратера.
— И ты пойдёшь на битву? — произнёс девяностодевятилетний устало, словно уже не раз задавался тем же вопросом.
— Только когда иначе будет нельзя. Пока что у меня дела поважнее.
— Конечно, — закивал товарищ, — конечно.
Тут он чмокнул Аду в щёку, сказал, что подождёт её дома, и, слегка прихрамывая, побрёл вверх по склону.
Внезапно силы оставили молодого мужчину, и он с наслаждением опустился на деревянную скамейку — якобы полюбоваться просторным видом на нижний луг и тенистую речную долину. Впрочем, и для этого тоже. Девушка присела рядом.
— Вы с Харманом понимаете друг друга с полуслова, — заметила она. — А я нет. Что за важные дела?
Собиратель бабочек неуютно поёжился; говорить на эту тему не хотелось.
— Даэман?
По её тону он догадался: девушка не уйдёт, пока не добьётся ответа, а подниматься самому со скамейки сил уже не было.
— Есть такое место — Иерусалим, — с неохотой начал мужчина. — По ночам там светится большой голубой луч. В нём заключены люди Сейви. Много, девять с лишним тысяч евреев, что бы сие странное слово ни означало.
Ада недоуменно изогнула брови. Даэмана осенило: она же ничего не слышала об их путешествии. Люди ещё только пытались возродить изящное искусство рассказа. Истории помогали скрасить вечера, заполненные мерцанием свечей и мытьём грязной посуды.
— Прежде чем война, обещанная Одиссеем, докатится сюда, — негромко, но твёрдо произнёс обитатель Парижского Кратера, — прежде чем у меня не останется другого выбора, кроме как ввязаться в неведомую битву, я спасу всех этих людей из дурацкого луча.
— Как? — только и промолвила девушка.
Кузен залился искренним смехом, которому тоже научился совсем недавно:
— Будь я проклят, если знаю.
Он с трудом поднялся на ноги, качнулся, позволил Аде поддержать себя, и они пошли бок о бок вверх по зелёному холму. Хотя до ужина оставался ровно час, ученики Одиссея уже зажигали свечи на столе под старым дубом. Собиратель бабочек припомнил: сегодня его очередь помогать на кухне. Кстати, какое там готовится блюдо?
«Салат, надеюсь. Он легче…»
— Даэман? — Ада вдруг остановилась и испытующе посмотрела на мужчину.
Тот прямо ответил на её взгляд, понимая, что эта девушка никогда не разлюбит Хармана, и почему-то от души радуясь за них обоих. Может, стоило винить страшную усталость и раны, однако прославленного ловеласа больше не тянуло переспать с каждой встречной красавицей. Впрочем, много ли он их повстречал за последние дни?
— Даэман, как тебе это удалось?
— Что удалось? — переспросил он.
— Убить Калибана.
— Не уверен, что он мёртв, — покачал головой мужчина.
— Но ты побил его, — почти сердито заспорила кузина.
— У меня было секретное оружие, — усмехнулся собеседник.
«А ведь это чистая правда», — внезапно дошло до него.
— Какое?
Длинные вечерние тени мягко ложились на пологий склон. Небосвод казался покойным и ясным, но Даэман отчётливо видел тёмные тучи, что сгущались на горизонте за спиной девушки.
— Ярость, — проговорил он наконец. — Просто ярость.
65Индиана, 1200 г. до н. э
Недели через три после начала этой последней войны, призванной — без дураков! — положить конец всем войнам, я кручу диск своего старого медальона и телепортируюсь на противоположную сторону мира. Найтенгельзер ожидает возвращения друга, а я люблю держать слово, когда это возможно. Из полночной Илионской долины, где в одной из новых ставок-бомбоубежищ совещаются уцелевшие военачальники Ахиллеса, Томас Хокенберри, почти не думая — тем более что вскоре любые квит-перемещения навеки отойдут в историю — мгновенно переносится на холмы доисторической Северной Америки. Боже, как непривычно: в глаза бьёт ослепительный свет, а под ногами стелется мягкая трава. В окрестностях Илиона её почти не осталось, а на кровавых марсианских равнинах и подавно.
Спускаюсь по склону к реке и бреду к лесу, наслаждаясь сиянием и мирной тишиной здешнего утра. Никаких взрывов, предсмертных воплей, боевых кличей, конского ржания, не надо поминутно ждать появления свирепых Олимпийцев. Сперва я ещё беспокоюсь по поводу индейцев, но потом разражаюсь хохотом. Подумаешь! Конечно, непробиваемые доспехи остались в прошлом, Шлем Аида и вибрас тоже исчезли, однако латы из бронзы и твердопласта проверены в жестоких сечах и на деле доказали свою надёжность. К тому же на поясе качается меч, за плечами лук, и я прекрасно знаю, как ими пользоваться. Правда, если налечу на Патрокла, если тот каким-либо образом вооружился и если до сих пор не подобрел — а на окаянного ахейца это не очень-то похоже, — я бы не торопился ставить свои деньги