— Что же, человек дописьменной эры, познакомься с людьми послеписьменного поколения. — Сейви сделала ехидный жест, словно представляя их друг другу, после чего подняла указательный палец. — О, я забыла нашего уважаемого Хармана! Вот истинный Бальзак и Шекспир своего времени, ведь он читает на уровне шестилетнего ребёнка Потерянной Эпохи. Не так ли, Харман Ухр? Небось до сих пор шевелишь губами, складывая буквы в слова?
— Ну да, — чуть виновато улыбнулся мужчина. — Я и не догадывался, что можно по-другому. Четыре с лишним Двадцатки я потратил, дабы научиться хоть этому.
Ада чутьём уловила, что девяностодевятилетнему путешественнику нанесли глубокую обиду, но тот проглотил её, со смирением ожидая дальнейших событий.
Хозяйка Ардис-холла учтиво кашлянула.
— А как называлось то животное, которое ты… ну, прикончил сегодня? — весело и безмятежно заговорила она с Одиссеем. — То первое, перед кошмар-птицами?
— Для меня он просто — травоядный носошлеп, — сказал охотник и потянулся за деревянной тарелкой, на которой дымилось обугленное с виду мясо: он с намерением оставил собственную стряпню на отдельной стойке, чтобы не смущать не привыкших к подобной еде товарищей. — Хочешь попробовать?
Ада из уважения отделила крохотный кусочек и осторожно, при помощи вилки с ножом, переложила его к себе на блюдо.
— Я тоже не откажусь, — заметил Харман, и тарелка пошла по кругу.
Даэман и Ханна мрачно покосились на мясо, понюхали его и вежливо растянули губы, однако есть отказались. Сейви молча отодвинула жаркое от себя.
Ада медленно прожевала самый маленький ломтик, какой только сумела отрезать. Мясо имело потрясающий вкус, чем-то похожий на вкус бифштекса, только сочнее. Дым от костра пропитал его ароматом, который невозможно получить ни в одной микроволновке. Девушка осмелела и взяла кусок побольше.
Герой из туринской драмы ел прямо с ножа, насаживая на лезвие тонкие полоски жаркого. Ада изо всех сил старалась не пялиться на это зрелище.
— Макраухения, — промолвила вдруг Сейви, подкладывая себе салатика и риса.
Кузина Даэмана вскинула голову: может быть, старуха снова шепчет свои заклинания?
— Прошу прощения? — произнёс коллекционер бабочек.
— Макраухения. Так звали животное, которое убил наш греческий друг и которого теперь уписывают эти двое, как если бы я не приготовила второго блюда. Пару миллионов лет назад несчастные твари водились тут, на равнинах Южной Америки, но вымерли задолго до появления людей. Эрэнкашники успели возродить их в шальные годы после Рубикона, пока «посты» не наложили запрет на беспорядочные опыты по восстановлению исчезнувших видов. Впрочем, кто-то посчитал, что раз уж макраухения тут, можно вернуть и фороракосов.
— Форо — кого? — не понял Даэман.
— Фороракосов. Кошмар-птиц. Эти доморощенные гении как-то не учли одного: твари были главными хищниками континента, по крайней мере до прихода саблезубых тигров из Северной Америки, когда спал уровень моря и стало возможно пешком перемещаться между материками. Вы-то, поди, и не знали, что Панамский перешеек снова ушёл под воду? Что земли опять разделились? — Она грозно повела вокруг пьяными глазами, хотя и явно отдавала себе отчёт, с какими невежами имеет дело.
Харман отпил ещё вина.
— Я вот думаю, стоит ли спрашивать, кто такие саблезубые тигры?
Венчая Жидовка пожала плечами:
— Здоровые, мать их, кошки с громадными, мать их, саблезубыми челюстями. Полакомятся кошмар-птичкой — и скажи спасибо, если кости выплюнут. Придурки учёные решили возродить этих хищников тоже. Только догадайтесь где? В Индии! Кто-нибудь здесь имеет представление, где она находится… в смысле, находилась… то бишь должна находиться? Нет? Когда постлюди отделили её от Азии, получился большой, провалиться бы ему, архипелаг.
Пятёрка молча смотрела на старуху.
— Благодарю за напоминание, — нарушил тишину Одиссей, подошёл к стойке и поставил на стол огромную тарелку. — Следующее блюдо у нас — кошмар-птица. Давно мечтаю попробовать, да всё руки не доходили. Кто ещё хочет?
Все, кроме Даэмана и Сейви, изъявили согласие. Разлили по бокалам ещё один кувшин вина. Снаружи яростно бушевала гроза, ослепительные зигзаги прочерчивали тьму вокруг моста, озаряя седловину и каменные развалины далеко внизу, а также тучи, клубящиеся вокруг зубчатых пиков.
Угостившись бледным птичьим мясом, Ада, Харман и Ханна обильно запили его водой и вином. Одиссей продолжал поглощать куски с короткого, кривого ножа.
— Это смахивает на… курятину, — произнесла наконец хозяйка Ардис-холла.
— Ага, — подтвердила её юная подруга. — Точно, на курятину.
— Только с необычным вкусом, — вмешался недавний именинник. — Насыщенным и горьковатым.
— А по мне, так скорее на грифа. — Сын Лаэрта проглотил ещё один ломоть и обнажил белые зубы. — В следующий раз надо будет взять побольше подливки.
В отличие от своих товарищей, Одиссей так и не притронулся к рису, удовольствовавшись мясом и вином. Разговоры сами собой затихли. За стенами неистовствовала ужасная гроза, молнии сверкали почти беспрерывно, заливая пузырь обеденной комнаты белоснежным сиянием. Ревущий ветер поминутно слабо раскачивал его, и во взглядах незваных гостей читалась плохо скрываемая тревога.
— Да ничего с нами не случится, — проворчала Сейви уже без прежней злости, как если бы недавняя вспышка помогла ей успокоиться. — Париглас не проводит электричество. И потом, пузырь намертво закреплён. Пока стоит мост — мы в полной безопасности. Хотя… — она отхлебнула вина и невесело усмехнулась, — строили-то его в незапамятные времена, так что ручаться не стану.
Когда худшая пора грозы миновала, Вечная Жидовка принялась разливать из древних стеклянных сосудов кофе и чай, а Ханна промолвила:
— Одиссей Ухр, ты обещал рассказать, как очутился здесь.
— Ты что же, хочешь выслушать все мои похождения с тех пор, когда мы с товарищами грабили священные холмы Пергама? — мягко осведомился тот.
— Угу.
— Хорошо. Но прежде, полагаю, Сейви Ухр должна обсудить с вами одно дело.
Друзья вопрошающе посмотрели на старуху.
— Да, мне нужна ваша помощь, — начала она. — Веками я не показывалась в вашем мире, там, где войниксы и прочие недоброжелатели только и выжидают… Однако наш друг Одиссей явился сюда не без причины. И наши цели совпадают. Поэтому прошу вас, возьмите его к себе и дайте возможность побеседовать с вашими друзьями.
Четвёрка переглянулась.
— А почему он просто не факсует, куда сам пожелает? — подал голос Даэман.
Вечная Жидовка мотнула головой:
— Сын Лаэрта, как и я, не может пользоваться факсами.
— Ерунда. Любой может…
Сейви вздохнула и вылила в бокал последние капли вина.
— Мальчик мой, знаешь ли ты, что такое факс?
Собиратель бабочек расхохотался:
— Ещё бы! Это штука, которая помогает попасть туда, куда захочешь.
— Но тебе известно, как она работает? — не сдавалась старуха.
— Что значит «как»? — Молодой мужчина поразился её назойливости. — Работает, и всё тут. Вроде речки или сервиторов. Заходишь в один факс-портал, выходишь из другого.
Харман поднял широкую ладонь:
— Я, кажется, понял. Сейви Ухр имеет в виду принцип действия, почему так вообще получается?
— Я тоже иногда задумывалась, — вмешалась Ханна. — Правда. Можно построить печку и плавить в ней металл, это понятно. А вот как соорудить портал, который пересылает человека отсюда туда, и при этом даже не требуется… ходить?
Старуха рассмеялась:
— Этого и не происходит, милые мои. Ваши порталы никуда вас не отправляют. Они уничтожают вас. Разрывают атом за атомом. И даже те не путешествуют, а остаются на месте, ожидая другого «странника». Пользуясь факсами, люди не перемещаются. Вы умираете, а некая сила воссоздаёт вас где-нибудь ещё.
Между тем Одиссей попивал вино, лениво глядя на убывающую грозу. Он явно скучал. Зато четвёрка уставилась на Сейви во все глаза.
— Но как же… — заикнулась Ада. — Это… Это…
— Безумие, — закончил за неё Даэман.
— Именно, — ухмыльнулась еврейка.
Харман прочистил горло и опустил на стол чашку с кофе.
— Погодите, если нас разрушают при каждом факсе, как получается, что, попадая на место, мы всё помним? — Он показал свою правую руку. — Или вот этот шрам. Я получил его семь лет назад. Обычно такие мелочи легко исправляют в лазарете, где мы бываем каждую Двадцатку…
Он умолк, словно и сам догадался.
— Правильно, — кивнула Сейви. — Машины сохраняют ваши маленькие недостатки, ваши воспоминания и клеточное строение. Между узлами пересылается информация, а не вы. Каждые двадцать лет они освежают ваши стареющие тела, люди называют это «посетить лазарет». Однако задумайтесь, почему однажды обновление прекращается? Куда вы отправитесь на следующий день рождения, Харман Ухр?
Тот, к кому она обращалась, не ответил. Вместо него заговорил Даэман:
— На кольца, глупая старуха. Все туда возносятся на Пятой Двадцатке.
— Чтобы превратиться в постлюдей. — Вечная Жидовка с трудом сдержала ехидную ухмылку. — Взойти на небеса и сесть по правую руку от… неизвестно кого.
— Д-да, — неуверенно пролепетала Ханна.
— Нет, — отрезала Сейви. — Понятия не имею, куда после сотни деваются ваши данные, хранящиеся в логосфере. Одно знаю точно: не на кольца. У меня сильное подозрение, что их преспокойно стирают. Выбрасывают на свалку.
Уже во второй раз за день Ада была близка к обмороку. И всё же именно она опомнилась прежде других:
— А всё-таки почему вы не можете пользоваться факс-узлами? Или вы сами выбираете…
«…не превращаться в горсть атомов, не дать себя на растерзание, словно бессмысленную звериную тушу, которой мы сегодня угощались…»
Девушка обмочила пальцы в бокале и провела ими по щекам.
— Логосфера не имеет данных Одиссея, — тихо промолвила старуха. — Первая же его попытка станет последней.
— Логосфера? — повторил Харман.