Молодой мужчина встал на ноги.
Диск летел на восток во мраке, внизу содрогались от вспышек спины грозовых туч, облитые сиянием звёзд и обоих колец. На ночь путешественники остановились на побережье, в чудном домике, сооружённом прямо на дереве. Дом состоял из маленьких сборных комнаток, платформ, винтовых лестниц. И хотя окрестности выглядели необитаемыми, в жилище имелся даже водопровод и морозильные камеры с едой. Под присмотром Вечной Жидовки мужчины разогрели макароны, говядину и рыбу; Даэман понемногу свыкался с неслыханной идеей самостоятельного приготовления пищи в отсутствие войниксов и сервиторов.
— И много у тебя в запасе таких же укромных местечек, Сейви? — полюбопытствовал Харман.
— О да. Вне окрестностей ваших несчастных трёхсот узлов Земля совершенно пуста. Я имею в виду — безлюдна. Живи где хочешь.
Путешественники сидели на «гостевой площадке», расположенной на средних ветвях. Внизу расстилалась долина, усеянная ржавеющими останками древних машин. В густой траве загорались и гасли светляки. Бледное сияние колец пронизывало пышную крону дерева, окрашивало равнину в молочный оттенок. Стояла тёплая звёздная ночь, ибо грозы, виденные товарищами по дороге, не успели добраться в такую даль.
Неожиданно Харман снова нарушил молчание:
— А всё-таки почему «посты» покинули Землю и больше не возвращаются?
Даэман припомнил кошмар, пережитый в мамонтовом лесу, и ощутил сильный приступ тошноты.
— Сдаётся мне, я знаю почему, — промолвила Сейви.
— Поделишься с нами?
— Не сегодня.
С этими словами старуха поднялась по витой лестнице в свою комнатку, в маленьком окошке которой горел свет.
Мужчины переглянулись, однако не нашли что сказать друг другу. В конце концов они тоже отправились в крохотные «спальни», примостившиеся на стволе десятью метрами выше.
Летучий диск на огромной скорости пронёсся вдоль Бреши через Атлантический океан и, почти достигнув берега, повернул на юг.
— Смотрите, Длани Геркулеса, — указала вниз старуха.
— Потрясающе! — Харман почти встал на колени, вглядываясь в необычайную картину.
Молодой спутник не мог с ним не согласиться.
На участке протяжённостью девять миль, между громадной плоскобокой скалой (Сейви окрестила её Гибралтаром) и утёсом пониже, океан встречала непреодолимая преграда. Из самой бездны тянулись к небесам гигантские золотые руки, каждая длиной пятьсот футов. Они сдерживали бурные волны могучими ладонями. Далее на восток простирался высохший Средиземный Бассейн, окутанный облаками тумана.
— А почему руки-то? — поинтересовался собиратель бабочек. — Могли же постлюди установить силовое поле, как в Бреши…
Старуха покачала головой:
— Геркулесовы руки существовали задолго до моего рождения, и ПЛ никогда не объясняли их значения. Лично я подозреваю, дело в простом капризе.
— В капризе… — раздумчиво повторил Харман и помрачнел.
— А ты уверена, что мы не сумеем перемахнуть через Бассейн? — подал голос Даэман.
— Уверена. Прямо на границе соньер камнем рухнет на землю.
До вечера троица летела над болотами, озёрами, лесами папоротников и полноводными реками в местности, которую Вечная Жидовка назвала Северной Сахарой. Вскоре трясины исчезли, почва пересохла, потрескалась и стала каменистой. По жухлым пастбищам и возвышенностям бродили стада огромных полосатых животных величиной с динозавров.
— Кто это? — спросил Даэман.
— Какая разница, — пожала плечами старуха.
— Был бы здесь Одиссей, наверняка зажарил бы парочку на обед, — усмехнулся Харман.
Сейви хмыкнула.
Под вечер диск пошёл на снижение, покружил над необычным городом на холмах и приземлился к западу от городской стены.
— Где это мы? — нахмурился собиратель бабочек.
Он ещё ни разу не видел таких древних строений, даже издали.
— В Иерусалиме, — ответила старуха.
— Я думал, мы будем искать корабль в Средиземном Бассейне, — удивился девяностодевятилетний спутник.
Вечная Жидовка вылезла из соньера и размяла онемевшее тело. Выглядела она по-настоящему измождённой. Хотя, спохватился Даэман, она же вела летучую машину два дня напролёт.
— Так и есть, Харман. Однако нужно же на чём-то добираться, и мы найдём это здесь. А на закате я вам кое-что покажу.
Коллекционер насторожился, однако последовал за друзьями по выжженной равнине, усыпанной каменными обломками не крупнее простой гальки. Старуха повела товарищей через городские ворота. По дороге она порола какую-то чушь. Древние стены пламенели в лучах заката; сухой ветер чуть холодил кожу.
— Мы вошли Яффскими вратами, — с умным видом вещала Сейви. — Это улица Давида, когда-то она отделяла христианский квартал от армянского.
Покосившись на загорелого спутника, Даэман злорадно отметил про себя, что бессмысленное умение читать, которым тот так гордился, ничуть не помогло девяностодевятилетнему разобраться в этой тарабарщине. Христианский? Армянский?..
А Сейви уже указывала на бесформенные развалины, разглагольствуя о каком-то храме гроба Господня, и говорила, говорила, говорила… Спутники молча кивали, проявляя чудеса терпения. Наконец молодой мужчина вмешался:
— Что-то я не вижу ни войниксов, ни сервиторов.
— Их и нет. Сейчас по крайней мере. Но за несколько минут перед Финальным факсом, когда мои дорогие Пинхас и Петра были тут, за городскими стенами ни с того ни с сего разом очнулись десятки тысяч этих тварей. — Еврейка остановилась, чтобы посмотреть в глаза спутникам. — Вам же известно, не правда ли, что когда войниксы выпали из темпоралкластического облака за пару столетий до рокового дня, они казались ржавыми, неподвижными куклами? Это важно, не забывайте.
— Хорошо-хорошо, — снисходительно заговорил Харман. — Я одного не понимаю: сначала ты утверждаешь, будто провела тот самый день внутри айсберга… Откуда же такие подробности?
— Записи, — скупо проронила старуха, прежде чем тронуться вперёд. — Дальняя, общая, сплошная сеть.
Мужчины обменялись взглядами. Путешественник преклонного возраста недоумённо поднял брови, но товарищ помоложе поспешил отвести взор, дабы не выдать… Чего? Внезапной гордости? Чувства собственного превосходства? Приятно хоть иногда знать больше прочих!
Кстати… Он ещё раз попробовал включить поисковую стрелку. И опять безуспешно. А может, рискнуть: вообразить синие квадраты над алыми кругами и зелёными треугольниками, как тогда, на опушке?
— Не советую активировать функцию сплошной сети в этих краях, — бросила через плечо Вечная Жидовка, словно угадав его мысли. — Одно дело проникнуть в тонкости энергетического взаимодействия природных систем. Совсем другое — столкнуться с пятью тысячелетиями боли, ужаса и злобного антисемитизма.
— Что значит «антисемитизм»? — переспросил Харман.
— Ненависть к евреям.
Спутники снова переглянулись и пожали плечами. Бред какой-то.
Собиратель бабочек начинал жалеть о поспешном решении. Зачем только он передумал? Есть хочется. Спать тоже. Ночь не за горами, а тут и не заикайся о приличной кровати.
Миновав несколько каменных пролётов, троица очутилась в тесном переулке и упёрлась в неприступную чёрную стену, на самом верху которой темнела некая закруглённая металлическая штуковина.
— Мы что, ради этого пришли? — разочарованно протянул Даэман. — Здесь же тупик!
— Имей терпение. — Сейви прищурилась на закат. — Сегодня Тиша бе-Ав, как и в день Финального факса.
— Тиша бе-Ав? — повторил Харман, всем своим тоном показывая отвращение к назойливой абракадабре.
— Девятого числа месяца ава, — торжественно изрекла еврейка, — были разрушены оба Храма: сначала Первый, а спустя века и Второй. Третий — нечестивый — возведён войниксами в тот же горький день. — Старуха ткнула пальцем в сторону чёрного купола на стене. — Думаю, скорбная дата не случайно совпадает с Финальным факсом…
Внезапный грохот заставил мужчин содрогнуться и отпрянуть назад. У Даэмана застучали зубы. В ноздри ударил запах озона. Воздух наполнили разряды электричества, так что волосы путешественников поднялись дыбом и заколыхались на ветру подобно морским водорослям. Стремительнее, чем полыхнула бы гроза, из-под купола с оглушительным шумом вырвался мощный столб чистого синего слепящего света. Прямой как стрела, он пронзил вечернее небо и ушёл в чёрные глубины космоса, едва не задев экваториальное кольцо, продолжавшее плавное движение на восток.
29Ущелье Кандор
Восемь марсианских дней и восемь марсианских ночей подряд пыльный ураган вздымал десятиметровые валы, выл в корабельной оснастке и относил крохотную фелюгу и её команду, включая двух моравеков, всё дальше к подветренному берегу — навстречу гибели.
Маленькие человечки проявили себя опытными, отважными мореплавателями. Однако, на беду, пыльные тучи полностью затмевали солнце, и теперь зелёные существа покорно проводили в спячке не только ночные, но и большую часть дневных часов. Когда молчаливые создания укладывались в тёмные ниши, дабы их не смыло за борт, Манмуту чудилось, будто он угодил на корабль мертвецов, наподобие того, что был описан в «Дракуле» Брема Стокера.
Паруса фелюги, сшитые из невесомого сверхпрочного полимера, могли выдержать многое, но свирепые вихри с юго-востока и пригоршни гравия с песком растерзали крепчайшую ткань в клочья. Находиться на палубе стало небезопасно, и, улучив солнечную минуту, МЗЧ помогли европейцу прорезать в полу отверстие и опустить товарища в специальное укрытие из досок и брезента, подальше от шквального ветра. Манмуту страшно досаждали песчинки и мелкие камешки, они забивались в его суставы, скрежетали, мешали передвигаться. Поэтому теперь и он старался не проводить столько времени вместе с командой — при всяком удобном случае наведывался к товарищу, а заодно проверял, хорошо ли тот закреплён, не развязались ли канаты. Несчастную фелюгу кренило то вправо, то влево; солёная вода, окрашенная рдяным песком в цвет крови, искала каждую щёлочку, чтобы пробиться внутрь. Едва успев пробудиться, зелёные матросы кидались к ручным помпам, дабы осушить днище и нижние палубы. Нескончаемыми ночами европеец трудился в одиночку.