не представлять дурацкие фигуры. Он заставил себя вспомнить обнажённую Аду-подростка, свою последнюю ночь с красивой девушкой, ссоры с матерью, на худой конец…
— Боже мой! — задохнулся Харман.
Друзья обернулись на него. Рослый путешественник поднялся из кресла и дико заозирался с разинутым ртом.
— Ну и что ты видишь? — тихо поинтересовалась старуха. — Что слышишь?
— Не может быть… Не может быть… — простонал Харман. — Я… мамочки… Всё такое … Энергия. Звёзды поют… Кукуруза перешёптывается с землёй… Да! В кабине полно маленьких микробиков, они постоянно чинят наш вездеход, охлаждают воздух… И ещё… Ай! Моя рука! — Он уставился на собственную ладонь с ужасом пророка, получившего запретное откровение.
— Хватит на первый раз, — вмешалась еврейка. — Теперь подумай: «Отменить».
— Не… сейчас… — Девяностодевятилетний добрёл до прозрачной стены и дрожащими ладонями ощупал её. — Как это… красиво. Я могу, я почти…
— От-ме-нить! — взревела Сейви.
Бледный как смерть Харман сморгнул от неожиданности, прислонился к стеклу и повернул к друзьям застывший взор.
— Что это? — бессильно пролепетал он. — Я всё видел… всё слышал…
— И ни рожна не понял, — хмыкнула старуха. — Впрочем, я и сама-то мало смыслю. Даже «посты», полагаю, не воспринимали всего.
Мужчина доковылял до кресла и рухнул туда.
— Откуда… как?
— Тысячи лет назад, — начала Вечная Жидовка, — подлинные люди старого образца основали примитивную информационную экологию под названием «Интернет». В конце концов они решили приручить его и создали нечто, получившее имя Кислород. Нет, это был не газ, а искусственный разум, пребывающий в самой сети, вокруг неё и над ней. Он управлял потоками Интернета, упорядочивал их, помогал пользователю отыскать нужные данные.
— Общая сеть, — прошептал Даэман, чувствуя, как взмокли ладони.
— Точнее выражаясь, её предшественник. Со временем Кислород развился в планетарную ноо— или логосферу. Но и этого «постам» показалось недостаточно. Они соединили суперинтернет с биосферой, живой составляющей окружения нашей планеты, куда относится любое растение, зверь и каждый эрг энергии. В сочетании с ноосферой родилась всеобъемлющая, абсолютная информационная экология, нечто вроде разумной омнисферы, которой не хватало разве самосознания. И «посты» по глупости наделили её этим самосознанием — не просто сотворили основной искусственный разум, а позволили ему стать отдельной личностью. Данная сверхноосфера выбрала себе имя Просперо. Это вам ничего не напоминает?
Кузен Ады растерянно посмотрел на более опытного товарища, умеющего читать, однако тот в недоумении покачал головой.
— Не важно, — усмехнулась Сейви. — И вот у «постов» появился противник, не поддающийся никакому контролю. Сначала их это не беспокоило: ПЛ и раньше создавали саморазвивающиеся программы, разрешая квантовым компьютерам, так сказать, «жить собственным умом». Хотите верьте, хотите нет, они достигли недостижимого. Заполучив стабильные червоточины и возможность путешествовать во времени, «посты» принялись потехи ради перебрасывать людей старого образца — не рисковать же своими драгоценными бессмертными шкурами, когда под рукой полно подопытных кроликов! — через ворота пространственно-временного континуума с помощью квантовой телепортации.
— А калибано тут при чём? — не сдавался Харман, судя по его лицу, ещё не опомнившийся после видений сплошной сети.
Старуха устало рассмеялась.
— Просперо то ли начисто не имеет чувства юмора, то ли шутит чересчур изощрённо. Разумную биосферу (подобие земного духа) он окрестил Ариэлем. Одновременно он вывел новый сорт человека — ни старомодного, ни «поста», ни элоя, а уродца, с которым вы сегодня познакомились.
— З-зачем? — переборов себя, выдавил коллекционер.
Еврейка пожала плечами:
— Вышибалы нужны всегда. Просперо — довольно миролюбивая личность. По крайней мере ему нравится так думать. А калибано — чудовища. Прирождённые убийцы.
— Зачем? — вырвалось на сей раз у девяностодевятилетнего.
— Чтобы остановить войниксов. Вытурить постлюдей с планеты, пока не натворили других зол. Разобраться со всякой неугодной силой.
Собиратель бабочек напряг мозговые извилины; куски головоломки не желали складываться в цельную картину. Как же всё запутано…
— А почему он висел на кресте?
— Не на, а внутри. Это их зарядное устройство.
— Для чего постлюди сотворили войниксов? — вымолвил Харман, лицо которого начинало тревожить спутников своей нездоровой бледностью.
— Ошибаешься. Эти явились сами по себе, невесть откуда, неизвестно с какими целями, да и служат неясно кому.
— Я считал их машинами, — подал голос Даэман. — Вроде сервиторов.
— Ты заблуждался.
Путешественник преклонного возраста задумчиво глядел во тьму. Еле заметные зигзаги молний пробегали по небосводу где-то у самой линии горизонта. Меж клочьями облаков проклёвывались первые звёзды.
— Значит, из-за калибано войниксы не суются в Бассейн.
— Из-за них тоже, — согласилась Сейви тоном лектора, который в кои-то веки услыхал верный ответ от безнадёжного тупицы студента.
— Эти твари могли бы убить нас, — вставил Харман. — Что им помешало?
— Наша ДНК.
— Наша кто? — вмешался коллекционер.
— Забудьте, мои милые. Скажем проще: я отстригла у каждого из нас по клочку волос, и это спасло наши жизни. Видите ли, мы заключили сделку с Ариэлем. Он помогает пройти этот путь до конца. Взамен я обещала сохранить душу Земли.
— Ты встречалась с воплощённой биосферой планеты? — недоверчиво сощурился девяностодевятилетний.
— Не лично, разумеется. Но мы очень мило поболтали через особый интерфейс. И кое о чём сговорились.
Мужчины тревожно переглянулись: в своём ли она уме?
— Ладно, проехали. — Старуха пристроила мешок под головой поудобнее, откинулась и смежила веки. — Поспите, ребятки. К утру вы должны быть как огурчики. Если повезёт, завтра полетим туда, на самый-самый верх, на орбиту…
И она сладко захрапела, не успев заметить смятенные взоры товарищей.
37Илион и Олимп
И вдруг выясняется, что я не могу. Кишка тонка, молоко на губах не обсохло, духу не хватает, а может, бессердечия, кто его разберёт. Не могу я поднять руку на ребёнка, даже ради спасения Трои. И самого малыша. И даже ради собственной шкуры.
Ещё до рассвета квитируюсь в просторные чертоги Приамида. Позапрошлым вечером, в виде пехотинца Долона сопровождая Гектора, я постарался запомнить расположение комнат в доме. Детская — рядом со спальней Андромахи. Младенец, которому не исполнилось и года, лежит в затейливой резной колыбели, а над ним раскинута прозрачная сетка от мошек.
Поблизости крепко спит на ложе нянька — та, что была с Гектором и Андромахой у городской стены, когда мальчик так испугался отражения в отцовском шлеме. её тонкое, просвечивающее одеяние ниспадает сложнейшими, болезненно-хрупкими, точно на рисунках Обри Бердслея, складками. Ночная рубашка подпоясана на античный манер под самой грудью, что выразительно подчёркивает роскошный белый бюст; на лице няньки пляшут отсветы от жаровен, разожжённых на верхней террасе. Как я и предполагал, младенца кормит эта женщина, а не мать. Это важно, поскольку в мой замысел входит похищение ребёнка вместе с кормилицей. Андромахе же должна явиться ложная Афродита и заверить несчастную, будто дитя украдено богами в отместку за грехи троянцев, что если Гектор желает снова увидеть сына, пусть приходит на Олимп, и всё в таком роде.
Значит, сперва мне надо сграбастать малыша и няньку. Как ни гадко, а даму придётся ошарашить выстрелом тазера — она гораздо крепче меня и, без сомнения, лучше дерётся. Потом быстренько квитировать их на холмы Индианы — новый эпицентр демографического взрыва в доисторическом мире. Отыскать Найтенгельзера (кстати, что делать с Патроклом, ума не приложу) и убедить его взять заложников под опеку до моего возвращения.
И когда всё это кончится? Спустя несколько дней, недель, месяцев? По плечу ли Кейту подобная задача? Если дело дойдёт до рукоприкладства, я готов поставить все деньги на кормилицу из Трои тысяча двухсотого года до нашей эры. Впрочем, это уже головная боль Найтенгельзера. Моё дело — убедить Гектора, что тот обязан восстать против богов, и лучший довод посапывает передо мной в колыбельке.
Маленький Скамандрий, получивший от жителей Илиона ласковое прозвище Астианакс — Владыка города, принимается тихонько хныкать и потирает крохотными кулачками раскрасневшиеся щёчки. Даже под защитой Шлема Смерти я примерзаю к месту, настороженно глядя на женщину. Та продолжает мирно спать. Но конечно же, стоит мальчику заплакать всерьёз…
Сам не зная зачем, опускаю свой бронекапюшон и становлюсь видимым. Кто меня здесь заметит? Две беззащитных жертвы, да и те через пару мгновений окажутся за десятки тысяч миль отсюда… Так что навряд ли они смогут описать мою внешность троянской полиции.
Подбираюсь на цыпочках и откидываю прозрачную вуаль. Налетевший с далёкого моря бриз раскачивает занавески на террасах и колышет лёгкую газовую ткань. Малыш молча распахивает глазёнки и смотрит прямо на меня, своего похитителя. И улыбается. Разве такие крохи не должны бояться чужаков? Вот не думал. Хотя что я вообще знаю о детях? У меня и Сюзанны никогда их не было. Студенты, которых годами учил Хокенберри, напоминали скорее полуоформившихся взрослых — долговязые, нескладные, лохматые, неуклюжие в общении, с бестолковыми взглядами. Боже, пять минут назад я не ведал, что малыши до года умеют улыбаться.
Оказывается, умеют. Ещё миг — и Скамандрий поднимет рёв, а мне придётся забрать его с кормилицей далеко-далеко отсюда. Интересно, перенесёт медальон сразу трёх человек или нет? Ладно, скоро узнаю. После — живо назад. Запаса энергии в моём вибрасе пусть ненадолго, но хватит. Обернусь Афродитой и объявлю жене Гектора ультиматум.
Что будет с Андромахой? Закатит ли она истерику, примется ли кричать и рвать на себе волосы? Сомневаюсь. В конце концов, Ахиллес по