Вечная Жидовка кивнула:
— Жаль, что большая доля старинной иконографии навеки утратила смысл.
— А что такое собака? — полюбопытствовал дамский любимец, прихлёбывая воду из бутыли. Питательные плитки не притупили острого голода, но еда всё равно закончилась.
— Мелкий зверёк, широко распространённый в Потерянную Эпоху, — ответила старуха. — Не знаю, зачем «посты» позволили этим домашним любимцам людей исчезнуть с лица земли. Возможно, тут постарался вирус Рубикона.
— Это как с лошадьми, что ли? — Даэману припомнились большие грациозные животные из туринской драмы, которых он доселе считал плодом чьего-то воображения.
— Ну, собаки были помельче и мохнатые, но в общем вымерли в то же самое время.
— Значит, всяких там динозавров ПЛ возвратили. — Коллекционера даже передёрнуло. — А безобидных лошадок и собак не стали?
— Я же говорю, постлюди часто совершали необъяснимые поступки.
Путешественники ехали весь день, легко преодолевая на громадном шестиколёсном вездеходе неглубокие речки и пересохшие каналы. Вокруг расстилались бескрайние поля, на которых колыхались на ветру все известные и неизвестные Даэману злаки. Над ними хлопотали привычные глазу сервиторы, чей вид поначалу весьма порадовал молодого мужчину — пока до того не дошло, какой чудовищной величины должны быть эти умные машинки, заметные в синей дали. Футов двадцать, а то и все пятьдесят в высоту и наполовину такие же в ширину, не меньше. И вообще, чем сильнее углублялся вездеход в таинственный Бассейн, тем чужероднее становились поля и сервиторы, обрабатывающие их.
Когда паукообразная машина грузно покатила между высокими стенами сахарного тростника (как назвала растение всезнающая Сейви), с хрустом ломая зелёную поросль по обе стороны от узкой дорожки, Харман впервые заметил зеленовато-серых гуманоидов. Они скользили по полю, точно призраки, ухитряясь не тревожить плотно прижатые друг ко другу стебли.
— Это калибано, — пояснила еврейка. — Не думаю, что они нападут.
— Вчера ты говорила об этом более уверенно, — насторожился собиратель бабочек. — А как же всякие там дээнка-штучки, отрезанные волосы, сделка?
Старуха улыбнулась:
— Да, Просперо весьма переменчив нравом. Но пораскиньте-ка мозгами: если бы твари собирались остановить нас, зачем было ждать утра?
— У нас защитное поле вокруг кабины, — неуверенно начал коллекционер. — Может, оно их отпугнёт?
— Калибано умнее войниксов, — хмыкнула Сейви. — Они способны застать добычу врасплох.
Обитатель Парижского Кратера нервно повёл плечами, после чего долго не отрывал от поля напряжённого взора. Бледные силуэты мелькали тут и там, проворно ускользая из виду.
Оставив позади тростниковые заросли, вездеход вскарабкался на пригорок; дорога из бурой глины продолжала бежать на северо-запад по просторам, засеянным озимой пшеницей. Маленькие, в пятнадцать — шестнадцать дюймов, колоски шумели, будто сплошное безграничное море.
Увы, твари с кошачьими глазами не собирались отставать. Они тоже покинули зелёный тростник и теперь вприпрыжку мчались вдогонку прямо по пшенице; те, что выбрались на дорогу, отталкивались на бегу всеми четырьмя конечностями.
— Ох и не нравится мне такая компания, — поёжился Даэман.
— Это ещё что! Видел бы ты самого Калибана, — откликнулась Сейви.
— А они кто? — рассердился молодой мужчина. Хоть бы раз понять еврейку от начала до конца!
Старуха усмехнулась и перемахнула на тяжёлой машине через какой-то трубопровод неясного назначения.
— Говорят, все калибано — лишь клоны одного настоящего. Третьего элемента троицы Гайи: Ариэль, Просперо, Калибан.
— «Говорят, говорят», — передразнил коллекционер. — Кругом одни сплетни. Сама-то ты хоть что-нибудь знаешь, из первых рук? А то все эти древние кривотолки — ерунда чистой воды.
— Отчасти да, — согласилась Сейви. — Понимаете, я ведь не все полторы тысячи лет своей жизни бродила по Земле. Вот и приходится полагаться на книги да чужие слова.
— Что значит: «не бродила»? — встрепенулся Харман.
Еврейка невесело рассмеялась:
— Я, конечно, лучше вас, элои, приспособлена для восстановления здоровья. Однако никто не живёт вечно. И даже тысячу лет. Большую часть срока я, точно Дракула, провела в особых морозильных камерах, вроде тех, что вы видели на мосту Золотые Ворота. Время от времени высовывала нос наружу, то бишь выходила в свет, пыталась разузнать, что к чему, искала способ вернуть друзей, заключённых в голубой луч, и сразу назад, в спасительный холод.
Мужчина почтенного возраста склонился ближе к ней:
— И сколько лет ты… бодрствовала?
— Менее трёхсот, — промолвила старуха. — Этого вполне достаточно, чтобы утомить человечье тело. И разум. И душу.
— А кто такой Дракула? — встрял Даэман.
Сейви промолчала.
Между так называемым Иерусалимским побережьем и местом, куда направлялись путешественники, пролегло «три сотни миль» — ещё один оборот, ничего не значащий для слуха мужчин. Ведь раньше любую дорогу длиннее мили Даэман одолел бы в мгновение ока — по факсу. Как и все порядочные люди.
Половину вышеозначенного расстояния вездеход покрыл как раз к полудню. Но вот глинистая дорога закончилась, и машина тяжело покатила по твёрдым ухабам, заметно снизив ход. Сейви не единожды приходилось описывать большие крюки, однако машина неизменно возвращалась к намеченному курсу. Следить за направлением еврейке помогал крохотный инструмент со стрелкой и помятые карты, нарисованные от руки.
— А не проще воспользоваться напульсной функцией? — осведомился кузен Ады.
— Общая сеть не работает здесь, в Бассейне, — пояснила старуха. — К тому же нашу цель не отыщешь в банке данных. Ничего, мне хватает компаса, карт и ГСН[24] — это такое старое, позабытое изобретение, но действует безотказно.
— А как именно? — полюбопытствовал собиратель бабочек.
— Магия, — отмахнулась Сейви.
Молодого спутника ответ удовлетворил.
Дорога продолжала бежать под уклон. Ровные квадраты полей уступили место каменистым равнинам и буеракам, поросшим кое-где тростником и пышными папоротниками. Калибано больше не показывались на глаза; впрочем, их могла скрыть серая пелена дождя, разыгравшегося, когда солнце перевалило точку зенита.
На пути стали попадаться древние артефакты — корпуса бесчисленных погибших кораблей из дерева и железа; лес полуразрушенных ионийских колонн; старинные пластмассовые предметы, выглядывавшие из серой осадочной породы; выбеленные солнцем кости морских обитателей и несколько громадных, проржавевших бочек — «настоящих подлодок», по словам старухи.
Через пару часов ливень утих, и троица разглядела на северо-востоке мезас[25] или столовую гору с плоской зелёной вершиной, довольно покатую, в окружении зубчатых утёсов, изборождённых синими потоками.
— Нам сюда? — спросил Даэман.
— Нет, это Кипр. Во вторник исполнится тысяча четыреста восемьдесят два года с тех пор, как я утратила девственность на его пляже.
Спутники тайком переглянулись, однако благоразумно смолчали.
Ближе к вечеру под колёсами захлюпали болотца, и по сторонам от битой дороги вновь потянулись возделанные поля. Сервиторы самой невообразимой формы по-прежнему суетились над ними, не обращая внимания на вездеход, вперевалку колесящий мимо. Большинство машин, похоже, вообще не имели органов зрения.
Однажды путь преградила река в добрых две сотни ярдов шириной. Еврейка наглухо захлопнула щель (до сих пор друзья наслаждались чистым воздухом, свободно обдувающим кабину) и направила вездеход вниз по берегу. Посередине потока, на глубине сорока с лишним футов, даже яркие фары едва пронзали сумрачную толщу волн. Мощное течение постоянно сносило громадную машину вбок, и Сейви потратила немало усилий, чтобы вывести её на нужный путь. Пожалуй, прикинул Даэман, имей вездеход колёса чуть помельче, мотор послабее или не столь подвижные распорки — его вместе с пассажирами непременно унесло бы на запад.
Но вот гигантский «паук» вынырнул на сушу и покатил вперёд, волоча за собой тридцатифутовый хвост из грязных водорослей. Харман с уважением заметил:
— Не знал, что вездеходы ездят под водой.
— Я тоже, — беспечно бросила старуха.
Вскоре на пути начали попадаться энергетические устройства.
Когда первый прибор блеснул в тридцати ярдах от глинистой дороги, еврейка остановила машину.
— Желаете полюбоваться вблизи?
И хотя друзья уже несколько часов не видели ни единого калибано, Даэману менее всего хотелось покидать надёжную кабину. Однако недавний именинник, разумеется, изъявил желание пойти. Оставаться в одиночестве было бы ещё хуже, так что собирателю бабочек пришлось плестись вслед за престарелой парочкой через поле. К тому же после долгого сидения в машине ноги сделались как ватные, и размять их не мешало.
Желтовато-рыжее приспособление с подвижными зелёными прожилками парило в четырёх футах над землёй. Оно слегка напоминало шар, из которого во все стороны торчали какие-то «стручки», что раздувались, образовывали маленькие слепки с главного устройства и тут же вновь поглощались им. Обитатель Парижского Кратера наотрез отказался подходить к подозрительной диковине ближе чем на двадцать шагов. Ему и так стало не по себе, когда голова и плечи любопытного Хармана скрылись из виду за медленно летающей штуковиной на целую минуту.
— Что это? — поинтересовался девяностодевятилетний.
— Мы достигли окраин Атлантиды, — произнесла Сейви. — Осталось около шестидесяти миль. «Посты» возводили все наземные станции из этого материала.
Мужчина осторожно протянул руку:
— Можно потрогать?
— Некоторые из них бьют током, хотя и не смертельно. Ладонь тебе точно не оторвёт.
Пальцы Хармана коснулись блестящей изогнутой поверхности — и прошли насквозь. Он проворно выдернул руку; с неё тут же закапали жёлтые пузырьки, которые поплыли по воздуху обратно к большому шару.