Даэман обмочился, когда чудовище схватило его вместе с друзьями. Термокожа немедленно впитала жидкость и просохла, не оставив следов. И всё же, несмотря на ужас, щёки пухлого мужчины заливала краска при этом постыдном воспоминании. Теперь, глядя на мерзкое создание, молодой путешественник понял: те, земные калибано, когда-то вызывавшие у него такое отвращение, были только жалкими тенями Калибана, Единственного и Неповторимого. На первый взгляд тварь казалась неуклюжей и неповоротливой, однако пленники не могли забыть, как проворно двигались её перепончатые лапы в разрежённом воздухе и как мощно зубы сжимали сеть, в которой бились три взрослых человека.
— Что тебе от нас нужно? — требовательно вопросила Сейви, сидя на мокрой каменной колонне посреди чёрной пучины.
Старуха снова завладела оружием, заметил вдруг Даэман. Почему же она не целится? «Стреляй! — мысленно закричал он. — Прикончи эту гадость!»
Калибан вытянулся ближе, так что его пропахшее гнилой рыбой дыхание тяжёлой волной окатило пленников, и прошипел:
— Крадётся вниз, пока щекотно шкуре. Падёт цветок, пчелой обременён, склонится плод — сорвать, куснуть, изгрызть.
— Он помешан, — шепнул Харман по радиолинии.
Тварь оскалилась.
— И всласть беседует с собой, и всё о Том, кому судьба рядила Богом стать. О ком ещё, коль тема сердце дразнит? Ха, знал бы он! Но злиться — самый час.
— Кто это Он? — поинтересовалась еврейка более чем спокойным тоном для человека, попавшего в лапы вонючего монстра. — Ты, случаем, не о себе говоришь в третьем лице, Калибан?
— Он есть Он, — прошелестел голос чудища. — Есть только один Он. Сетебос!
При звуке грозного имени тварь распласталась ниц, растопырила ноги и прикрыла голову руками, будто бы страшась удара свыше. Нечто мелкое и чешуйчатое метнулось внизу по камням и с плеском упало в мутную жижу. Вокруг поднимались клубы жёлтого пара.
— Кто такой Сетебос? — вымолвил Харман, пытаясь держаться столь же невозмутимо, как его спутница. — Это твой господин? Отведёшь нас к нему? Позволь нам только поговорить. Может, он отпустит невинных людей?
Калибан запрокинул голову, принялся царапать мшистую трубу всеми когтями и прокричал куда-то ввысь, под своды грота:
— Сетебос, Сетебос и Сетебос! Помыслил пребывать средь холода луны.
— Луна? — повторила Сейви. — Твой хозяин живёт на луне?
— Помыслил, сотворил её нарочно, в соперники дневному солнцу, — промурлыкал монстр. — Но звёзды — нет, возникли те иначе; Он создал облака, и метеоры, и ветра, и прочее: и этот остров, то, что здесь растёт и жизнь влачит, и море, бесконечное, как змей, кусающий себя за хвост.
— О чём речь-то? — зашептал Даэман. — Он, кажется, двинутый. Можно подумать, этому Калибану мерещатся всякие божества.
— Лишь одно, — откликнулась еврейка. — Его собственное. И вероятно, совсем не мерещится.
— Кому пришло в голову создать подобную мерзость? — поморщился девяностодевятилетний. — Уж точно не Богу.
При этих словах уродливые прозрачные уши чудовища заворочались и встали торчком.
— Помыслил, Сикораксой урождён я, смертный червь. Просперо, помыслил, безмолвный раб по собственной же воле, раб Тихого, такого же слуги. И всё-таки Сетебос многорукий, как каракатица, деяньями ужасный, впервые поднял взор и вдруг проник, что в небеса не взмоет, не дано, и счастья там не обретёт, но мир его — мир мыльных пузырей — реальным мирозданьям не чета, и доброе в сём мире столь же близко реальному добру и так же схоже, как схожи день и ночь.
— Мир мыльных пузырей? — переспросила старуха. — Ты об этом городе на астероиде экваториального кольца?
Вместо ответа Калибан пополз вперёд подобно дикой кошке, готовой напасть. Его кошачьи глаза сощурились в каком-то ярде от невольных зрителей.
— Помыслил, может, им знаком Просперо?
— Я знакома с Ариэлем, воплощением биосферы, — отвечала еврейка. — Он лично позволил нам попасть в Атлантиду и проделать весь этот путь. Мы здесь по праву. Спроси Ариэля.
Калибан захохотал и перекатился на бок; лишь когти да перепончатые ноги помешали твари скатиться с трубы в зловонную жижу.
— Помыслил, сам Он, как Просперо, держит для Ариэля цаплю с острым клювом, что бродит по воде и ловит рыбу, тут же изрыгая; ещё морскую тварь, тупую, неуклюжую, её поймал Он и ослепил, чуть укротил, меж пальцев раскроил ей перепонки, и вот упрятал в каменной пещере, и окрестил беднягу… Калибаном.
— Что он, чтоб ему провалиться, несёт? — произнёс кузен Ады по коммуникационной линии. — Эта тварь ненормальная. Пристрели её, Сейви. Умоляю.
— Кажется, я… начинаю… понимать, — жарко зашептал Харман. — Сам он — Калибан. Но говорит о себе в третьем лице. Похоже, Просперо поработил его с помощью твоего знакомого, Сейви.
— Наш гостеприимный хозяин изловил в пруду ящерку и нарёк своим именем, — продолжила его мысль старуха. Голос её звучал отстранённо, почти беззаботно, словно хищный взгляд монстра опутал жертву гипнотическими чарами. — А теперь играет в собственного господина, Просперо.
Тварь осклабилась и почесала шею. Над рёбрами, почти под самыми подмышками существа Даэман разглядел настоящие жабры, до непристойности похожие на серые шевелящиеся рты.
— Стреляй, Сейви, — повторил собиратель бабочек. — Он убьёт нас!
— Скажи, Калибан, — успокаивающим тоном начала еврейка, — что случилось со здешними постлюдьми?
Монстр захныкал; по его вытянутой морде потекли струйки слизи.
— Сетебос, — прошептал он, испуганно косясь на высокие потолки пещеры, как если бы его могли подслушать. — Сетебос велел мне иль одарить их род ногою третьей, иль оторвать одну и так оставить. А что за наслажденье — постлюдишек по одному выслеживать и жрать и мозг их превращать в живую глину, податливую под моей рукой! Вот так и Он! И Он!
— О господи, — выдохнула старуха и до того резко отпрянула, что едва не свалилась вниз.
— Что? — встревожился Даэман. — В чём дело?
— Это он. Он убил «постов». — её лицо никогда ещё не выглядело столь измождённым. — По приказу Сетебоса. Или самого Просперо. Кажется, Калибан почитает обоих своими божествами.
Чудовище прекратило скулить и оскалило зубы в блаженной ухмылке.
— Помыслил, в этом нет ни правоты, ни преступленья, Он ни добр, ни зол: Он — Господин и властью облечён.
— Кто именно? — настаивала Сейви. — Сетебос или Просперо? Кому ты служишь?
— Зовёт себя ужасным, — прорычал Калибан, вставая. — Взгляни на его ноги — и поймёшь! Короткий смерч способен уничтожить надежду шестимесячных трудов. Я знаю, для Него я ненавистен.
— Да кто тебя ненавидит-то? — вмешался Харман.
Ну и психи, мелькнуло в голове Даэмана. Разве можно разумно беседовать с этой тварью?
— Давай же, — заклинал он Сейви. — Убей его!
Еврейка приподняла оружие, но по-прежнему не целилась.
— Помыслил, постлюдишки червоточин наделали, червей развёл — Сетебос, — изрёк Калибан. — Просперо превратил червей в богов, а Сетебос из камня высек лики, а зеки прочно воздвигают их. Чутьё твердит мне: Тихий — вот Создатель, Сетебос — просто жалкий ученик. Но отчего творения так слабы и беззащитны? Почему бы всех не заковать в кольчугу чешуи, а мягкие глаза не сделать жёстким камнем? Хоть спорить бесполезно: Он един и волен в своих решеньях.
— Кто един? — не сдавалась старуха.
Чудовище сморщилось, собираясь вновь расплакаться.
— Слепая тварь лизнёт любую длань за кус мясца. Сетебосу вдвойне приятен труд: ведь надо же занять бесчисленные руки.
— Калибан, — промолвила еврейка раздельно и мягко, словно обращаясь к ребёнку. — Мы устали и хотим домой. Ты можешь нам помочь?
В глазах ужасного создания впервые блеснуло нечто непохожее на ненависть или самоедство.
— Да, леди, Калибану путь известен, и лично Он желает вам добра. Но вам Его стезя знакома тоже: не вздумайте пускаться на обман.
— Тогда скажи нам… — заикнулась было еврейка.
— Сам-то Он таков! — встрепенувшись, воскликнуло чудовище, затем присело на корточки, свесило вниз несообразно длинные руки и принялось скрести мохнатую трубу когтями. — Ведь тут игра: не отгадаешь — смерть! Что? Угодить Ему и защититься? Ха! Если б Он хоть раз поведал как! И не надейся!
— Если бы ты помог нам вернуться, мы бы… — Старуха ещё немного приподняла оружие.
— Мы все умрём! — выкрикнула тварь. — Просперо раздобыл нам Одиссея, но Сетебос услал героя в дальний путь. Просперо, что ни ночь, к Юпитеру взывает, шлёт к Марсу человечков, Сетебос же расправу учинит им руками мнимых богов. Ведь тут игра: не отгадаешь — смерть!
Калибан перескочил на другой конец трубы, обхватил её ногами, кувыркнулся вниз головой и выловил из мутного ила ящерицу-альбиноса с выколотыми глазами.
— Сейви, — глухо произнёс девяностодевятилетний.
— Нет, мы не все умрём. — Чудовище пустило слезу и заскрежетало зубами. — Тот убежит, другой уйдёт в пучину, а третий по ветвям — и был таков; а кто захочет милости снискать… что ж, главное — не вздумай повторяться!
— Стреляй, Сейви! — не сдержавшись, проговорил вслух Даэман, и гулкое эхо повторило его слова.
Старуха прикусила губу, однако взяла монстра на мушку.
— Ниц! — завизжал Калибан. — Падём пред Ним, возлюбим Сетебоса!
И он отпустил слепую ящерку, которая тут же нырнула в пруд, но по пути ударилась о скалу, где сидела еврейка.
— Взгляни на его ноги — и поймёшь! — взревела мерзкая тварь и бросилась на первую жертву.
Старуха нажала на курок. Сотни отточенных дротиков из хрусталя вонзились в грудь чудовища. Чешуйчатая плоть порвалась, как бумага. Испустив жуткий вопль, Калибан рухнул на вершину каменного столба, ухватил еврейку своими невыносимо длинными руками и одним щелчком могучих челюстей почти перекусил противнице шею. Сейви умерла без единого вскрика. Тело обмякло в страшных объятиях монстра, голова запрокинулась назад, оружие выпало из похолодевших пальцев и ушло в тёмную пучину.