аться! И никто не покинет остров без моей помощи!
— Вранье! — сквозь зубы бросил Одиссей.
— Можете проверить! — голос колдуньи сорвался на визг, она видела, что Пентесилее очень хочется последовать совету Одиссея.
Ахилл, сознание которого окончательно прояснилось, только теперь до конца понял, какой опасности избежал. С одной стороны, он проклинал себя за беспечность, с которой вошел в пещеру, уже ощутив странный запах прозрачного дыма, но не поверив своему безошибочному чувству опасности. Но, с другой стороны, он, даже одурманенный этим колдовским дымом, догадался не сказать волшебнице о том, что он на острове не один, и это, возможно, спасло его брата и жену. Равно как очень вовремя им на помощь явился Одиссей!
Между тем Гектор размышлял, не торопясь принимать решение. За последнее время он не раз и не два убеждался, как дорого может стоить любая ошибка. Он и прежде слыхал о колдунье Цирцее, от служивших при дворе его отца персов знал о восточных школах магов и заклинателей, о страшных тайнах, которыми их учили владеть. Царь Трои понимал, что угрозы Циреци могут быть реальны, хотя, возможно, она лишь запугивала путешественников, пытаясь сохранить себе жизнь. А оставлять ее в живых было нельзя — она вновь будет заманивать мореплавателей в свою ловушку и вновь убивать их. Если верить легендам о ней, этой женщине и вправду лет сто с лишним… Кто знает, на сколько еще колдовские снадобья и чародейство могут продлить ее век? Взять с нее клятву? Вздор! Чем она может поклясться? Вряд ли для нее что-то действительно свято. Самому дать ей клятву и потом эту клятву нарушить? Нет, до этого он никогда не опускался и вряд ли сможет это сделать, если бы и захотел.
— Пентесилея, отпусти эту женщину, — спокойно сказал Гектор. — Мы стоим вокруг нее, и у нее вряд ли получится сбежать или что-нибудь против нас сделать. А ты скажи мне, Цирцея, неужто тебе и вправду кажется, что ты такая всемогущая? Ведь ты не богиня. — Я не ниже богов! — воскликнула колдунья, гордо выпрямившись, едва рука амазонки разжалась на ее горле и острый, как бритва, нож исчез в ножнах на ремне боевой сандалии. — Я научилась древним магическим заклинаниям, знаю тайный язык и тайные знаки, которые даруют власть над смертными. Великие подземные демоны и духи воздуха служат мне и исполняют мою волю!
— Это ты служишь им и исполняешь их волю! — проговорил Ахилл, слушавший волшебницу с отвращением. — Коварные и злобные духи умеют пробудить в нас, слабых и глупых, тщеславие и внушить, что мы могущественны. Они любят, когда мы любуемся собой и в этом самолюбовании забываем о добре и справедливости. Наверное, им ничего не стоит и убедить человека, будто они ему повинуются и выполняют его волю, хотя творя зло, он сам выполняет их волю. Они помогают нам тешить свои страстишки, и мы за это по их воле населяем мир смертью и страхом. Ведь демоны сами ничего не могут — чтобы зло обрело плоть, им нужны мы! И мы охотно творим пакости, чтобы только думать, что мы лучше других и больше можем. Дураков они из нас делают, а мы этому радуемся!
— Кто научил тебя так думать? — быстро поворачиваясь к нему, спросила Цирцея. — Откуда ты все это взял?
— Сам понял, — пожал плечами герой. — Правда, меня воспитал великий мудрец, который многое рассказал мне о Боге и о демонах, но потом вся моя жизнь стала для меня хорошим уроком. А ты живешь, видимо, много дольше меня, но ничего не понимаешь. Людей я убил не меньше, чем ты, колдунья — это, увы, очевидно. И многие из этих смертей не к моей чести. Но я ни разу в жизни не убивал для своего удовольствия!
Волшебница рассмеялась.
— Меня радует власть. Радует, когда в моей власти оказываются сильные мужчины, и я могу делать с ними все, что захочу! Обычно мужчины владеют женщинами, а я сама владею ими!
— И что, они от тебя рожают? — спросила Пентесилея так спокойно и небрежно, что все трое мужчин подавились от смеха, хотя до того были совершенно серьезны.
Глаза колдуньи налились злобой, из бледно-серых они вдруг стали по-кошачьи желтыми, и в красивом лице явилось внезапно нечто жуткое, совершенно не человеческое.
— Вы все можете сильно пожалеть… — прошипела красавица. — Я… Я не привыкла, чтобы меня судили!
— А я не привык, чтобы мне угрожали. — спокойно сказал Гектор. — Думаю, мы все же покинем остров без твоего разрешения, Цирцея, потому что едва ли с тобой договоримся. Другое дело, что мне страшно не хотелось бы убивать женщину.
— Зато мне страшно хочется ее убить! — вмешался Одиссей. — На моих глазах погибали мои спутники. Так, что если позволите…
Троянцы невольно взглянули на итакийского базилевса. И в это мгновение ловкие пальцы волшебницы раскрыли оправу крупного перстня на ее левой руке, и небольшая зеленоватая горошина, выкатившись из этой оправы, упала в стоявшую на столе чашу с водой. Раздалось пронзительное шипение, и из чаши тотчас повалил густой сизый дым, точно вода вдруг загорелась.
— Осторожнее! — крикнул Одиссей, шарахаясь в сторону, как от змеи. — Это может быть яд!
Трое путешественников отпрянули, и колдунья, стремительно проскочив между ними, как стрела понеслась к выходу из зала.
— Ах ты, тварь!
Пентесилея, сорвавшись с места, первой бросилась в погоню, на ходу вновь обнажив нож.
— На выходе надо задержать дыхание! — предупредил Одиссей, бросаясь следом. — Там еще курится дурман!
Однако Цирцея не выскочила, как они думали, из пещеры. Отбросив какой-то полог, казавшийся просто драпировкой стены, она устремилась в открывшийся за ним боковой проход.
— Факелы! — закричал Гектор.
Ахилл и Одиссей одновременно сорвали пылающие факелы со стены центрального коридора. В то же время Пентесилея первой проскочила в проход следом за колдуньей. Она понимала опасность и выждала несколько мгновений, пока свет факелов догнал ее, чтобы видеть дорогу и заметить любую возможную ловушку. Пол бокового коридора был ровно выложен каменными плитами, стены и своды тоже были каменные. Возможно, проход был естественным ответвлением горной пещеры, возможно, был пробит руками людей, так или иначе, он, сворачивая, шел в глубь горы и постепенно все круче уходил вверх.
— Если ведьма убежит из пещеры, нам ее не поймать! — задыхаясь от стремительного бега, крикнул Одиссей. — Пещер и расщелин там, наверху, сколько угодно, и она их все знает! А тогда нам нелегко будет отсюда выбраться: у этой твари в запасе сколько угодно гнусных ловушек!
Все понимали, что итакиец прав. Однако колдунья выиграла не менее двух сотен шагов, и догнать ее было нелегко, она неслась, как безумная, высоко подобрав подол своего воздушного платья, уверенно прыгая по каменным плитам. Если бы Пентесилее, когда она изображала ревность, не пришлось бросить добытый на тропе лук, она живо положила бы конец этому бегству, но лука не было — амазонка не успела подобрать его. Правда, расстояние между беглянкой и преследователями все равно быстро сокращалось, и они надеялись вот-вот настичь ее.
Проход еще круче пошел вверх, стал расширяться, и в конце его замерцал дневной свет — коридор выходил на поверхность, вероятно, где-то на горном плато.
— Быстрее! — вновь закричал Одиссей.
И тут произошло то, чего нельзя было ни ожидать, ни предвидеть. Пентесилея была уже в десятке шагов от колдуньи. И внезапно, ступив на одну из плит, по которой Цирцея только что промчалась, амазонка ощутила, как эта плита уходит вниз… Если бы колдунья на бегу перескочила через эту плиту, Пентесилея сделала бы то же самое. Но Цирцея на нее наступила! То ли ловушка была рассчитана именно на второй толчок, то ли касаться плиты можно было лишь в одном каком-то месте, так или иначе, плита встала на ребро и затем перевернулась, заняв прежнее место, с такой стремительностью, что никто не успел бы сделать спасительного шага ни вперед, ни назад… Быстрота реакции на этот раз не выручила царицу амазонок. На глазах своего мужа, бежавшего в двух шагах за нею, на глазах Гектора и Одиссея Пентесилея, не вскрикнув, провалилась в разверзшуюся под ней черноту и исчезла. Миг, и плита вновь была вровень с другими, гладкая и незыблемая…
— Пентесилея! — не закричал, а взвыл Ахилл, кидаясь на колени, отбрасывая факел и пытаясь просунуть пальцы в щели между плитами. — Нет, не может быть! Пентесилея!!!
Щели были слишком узкими, и хотя Гектор, подскочив к брату, тут же попытался всунуть в одну из щелей меч, обоим стало ясно, что плиту не повернуть: даже сумей они поддеть ее мечом, лезвие просто сломалось бы — плита была слишком тяжела…
— Бросьте! — завопил, подбегая, Одиссей. — Может, Пентесилея и жива, но спасти ее можно, только если мы поймаем ведьму! Может быть, эту штуку возможно снова повернуть.
Гектор, не говоря ни слова, перепрыгнул ловушку и вновь кинулся следом за колдуньей, удиравшей теперь с торжествующим визгом и хохотом.
Еще несколько скачков, и Цирцея выбежала в новую просторную пещеру, ярко освещенную, потому что она выходила широким отверстием на поверхность, и за этим отверстием сверкало солнечное небо. Посреди пещеры, будто провалившись сквозь ее свод, возвышался огромный каменный валун, похожий на уснувшего быка.
Миновав проход, волшебница повернулась и дернула за какое-то кольцо в стене пещеры. И перед самым лицом Гектора, уже почти настигшего беглянку, со скрежетом рухнула толстая железная решетка. Герой едва успел отпрянуть, не то она могла расшибить ему голову. Бегущий позади Одиссей налетел на него, и оба с силой ударились о толстые прутья.
— Что, поймали?! — заверещала Цирцея, отбегая шагов на пятьдесят, оборачиваясь и скорчив гнусную гримасу. — Взяли меня, да?! Лягушки тупоголовые! Ваша красотка, думаю, уже подохла, и скоро вы будете с нею вместе! Ха! С кем вздумали тягаться! Со мной, Цирцеей! С великой Цирцеей! Ну, что?! Возьмите меня, если сможете! Тупые бараны! Вот я, вот! Что?! Не достать?!
В бессильной ярости Гектор и Одиссей искали глазами хотя бы пару камней чтобы попытаться через прутья решетки метнуть их в колдунью, но камней не было, а решетка, в этом они убедились тотчас, была невероятно прочна.