— Прочь отсюда! Вниз! — голос Гектор сорвался на хрип. — Что вы стоите и смотрите? Если помедлим, сгорим! К морю, быстрее!
— Что это, Гектор? Что это такое? — Ахилл расширенными глазами смотрел на рвущееся вверх пламя. — Я выпустил демонов Тартара?!
— Почти так. Это извержение огненной горы. Твой учитель тебе не рассказывал про такие горы?
— Да. Рассказывал. Но мне и в голову не приходило, что это и в самом деле так страшно.
— Да уж, зрелище! — вырвалось у Одиссея. — Будь я один, я бы мог спятить от страха. И что теперь будет? Остров сгорит?
— Хотелось бы верить, что нет, — отозвался Гектор, но его голос прозвучал довольно мрачно. — Раз на склонах горы растет виноград, значит, по ним когда-то текла лава и сделала землю жирной, значит, извержения здесь некогда бывали, и остров уцелел. Но меня мучает одна довольно неприятная мысль, одно воспоминание… Надо добраться до безопасного места, и тогда я вам расскажу. Спускайтесь быстрее!
— Да где тут безопасное место? — на бегу проговорил Ахилл. — Камни летят, будто кто-то бьет нам вслед из пращи, и земля ходит ходуном. Похоже на настоящее землетрясение! Я слыхал о таких…
Обмениваясь восклицаниями, герои стремительно бежали по тропе вниз, к морю. Гектор, лучше других представлявший всю меру опасности, но и знавший о природе этого явления гораздо больше остальных, понимал, что вода не даст им надежной защиты, однако, оставаться в горах было, в любом случае, опаснее.
— Сколько это будет продолжаться? — спросил Одиссей, когда очередной удар снизу едва не сшиб их с ног. — Когда эта треклятая гора уймется? Может, принести жертвы Аиду и Гефесту?[58]
При всей опасности положения, Гектор рассмеялся.
— Это пламя не из Аидова царства, а из самых недр Тартара. Что до Гефеста, то в такой «кузнице» он бы долго не проработал… Нет, тут командуют духи пострашнее, и им наши жертвы не нужны. А продолжаться извержение может и несколько часов, и несколько дней. По расщелине спускаться не будем, это слишком опасно. Идем вдоль обрыва — ведь должен быть и другой спуск.
— В двух стадиях к северу отсюда, — ответил Одиссей. — Я тут все дорожки знаю. Идите за мной.
— Может, остановимся ненадолго? — спросил Ахилл, оглядываясь. — Я боюсь за Пентесилею. Она все еще без памяти. Надо сделать ей искусственное дыхание.
Гектор посмотрел на объятую пламенем вершину, нахмурился, однако кивнул:
— Пожалуй, можно, И мы заодно отдышимся. И если за это время покажется лава, определим, в каком направлении она движется и куда нам, стало быть, надо идти, чтобы она нас не достала.
Глава 7
К заходу солнца подземные толчки стали стихать. Черные облака над вершиной горы рассеялись, и стало видно, что она больше не изрыгает огня. Только столб дыма, уже не черного, а тускло-серого, продолжал исходить из жерла. Лава излилась, суда по всему, на западный склон горы — там задымился и загорелся кустарник. Но движение огненной массы было непродолжительно: как предположил Одиссей, она могла заполнить одну из глубоких расщелин с той стороны склона, и затем иссякла.
Все четверо скитальцев сидели на камнях у самого берега, наблюдая за огнедышащей горой, что, впрочем, не мешало им говорить друг с другом. В конце концов, они все уже слишком много пережили и перенесли, чтобы даже такое невиданное потрясение и такое жуткое зрелище могли надолго лишить их хладнокровия.
Пентесилея рассказала о своем невероятном спасении в нескольких словах: ее еще и теперь мутило и при любой попытке встать на ноги шатало из стороны в сторону.
— Ощущение такое, будто я выпила полбочонка хлебного вина! — невесело пошутила амазонка. — Та пропасть, вероятно, очень глубока, но кто-то прежде спускался в нее, не то откуда бы там ступени?.. Когда я провалилась, я, совершенно не думая, раскинула руки, и одной рукой задела скобу. Ну и, конечно, сжала пальцы, а потом ухватилась и второй рукой. Сразу поняла, что удушливый дым, идущий со дна пропасти, отравит меня, и задержала дыхание. Наши жрицы обучаются этому искусству, и лучшие из воительниц тоже овладевают им. Мы можем не дышать раза в четыре дольше, чем любой обычный человек. Но все-таки я начала задыхаться и стала понемногу вдыхать отравленный воздух. И поняла, что вот-вот сорвусь — я уже теряла сознание, когда услышала, что Ахилл разбивает плиту.
— Мы все ее разбивали, — сказал герой, невольно снова и снова проводя рукой по волосам жены, полулежавшей на его коленях.
— Все разбивали, но разбил ты! — Пентесилея чуть улыбнулась и сжала зубы, чтобы не выдавать тошноты и слабости. — Гектор, эта гора, кажется, унимается? Или нет?
Царь Трои покачал головой, отчего-то все больше мрачнея, будто ему в голову приходили только дурные мысли.
— Пока что извержение стихает, — сказал он. — Однако, это не дает уверенности, что оно не возобновится ночью, или утром, или через день.
— Да почему ты так тревожишься, брат? — удивленно спросил Ахилл. — Хирон говорил мне, что извержения, бывало, уничтожали целые города, бывало, что от них погибали тысячи человек, застигнутые врасплох, но ведь так случается только, когда этот кошмар начинается внезапно. Мы же настороже, мы не дадим этой самой лаве до нас добраться — она движется быстро, но и мы не черепахи! И ведь, в конце концов, это прекратится…
Гектор вздохнул.
— В конце концов, братец, прекращается все. Но во-первых, у огненной горы в запасе не только лава, но, как все вы видели, и горячий пепел, и камни. А еще бывают жгучие тучи[59], которых я не видывал, но в описании извержений, составленном нашими учеными, я читал, что эти тучи носятся быстрее скаковой лошади и накрывают огромное пространство. И внутри такой тучи не выжить никому.
— Да что ты так уж нас пугаешь! — вскричал Одиссей, в это время неспешно жевавший устрицу. — Я ничего не знаю об этих страшных горах, хотя когда-то от кого-то о них слыхал. Но, каковы бы они ни были, пока что мы спаслись. Давайте надеяться, что никаких туч на сей раз не будет, что через сутки-другие покажется корабль Неоптолема, что он не потонул в бурю… Словом, если мы живы до сих пор, то отчего бы нам не остаться живыми и впредь? Мне кажется, что после избавления от плена Цирцеи я уже ничего не боюсь!
Солнце неуклонно двигалось к горизонту. Довольно пологий склон, по которому спустились путники, вода в небольшой продолговатой бухте, скалы, обрамлявшие эту бухту — все окрасилось лучами заката в угрюмый багровый цвет. Это было от того, что алый солнечный диск опускался в море сквозь тусклую пелену полупрозрачных серо-коричневых туч, и они гасили торжествующий блеск его лучей. С востока небо стало серо-синим, и в нем еще мрачнее темнел дымный столб над вершиной горы.
Птиц не было слышно. Даже чайки улетели подальше в море, и их крики изредка долетали издали. Все живое попряталось от землетрясения и огненной бури.
— Не могу больше есть этих слизняков! — воскликнул Ахилл, швыряя в море половинки устричной раковины. — Голод они утоляют лишь отчасти, и от них все время хочется пить.
— На, глотни!
И Гектор протянул брату тот самый бурдюк с остатками вина, который утром они выловили в море. Отправляясь осматривать остров, молодой человек прицепил находку к поясу и успел позабыть о ней. Теперь, на берегу, он заметил болтающийся на боку мешок и, встряхнув его, обнаружил, что вина осталось еще порядочно.
— Всем по глотку-другому не помешает! — заметил Ахилл, с удовольствием отпивая вино. — Если бы еще раздобыть мяса или рыбы…
— Надо сходить на охоту! — проговорил Одиссей, задумчиво осматривая бухту. — Когда мы спускались, ведь не раз видели коз — они бегут с той стороны склона, от пожара спасаются. Схожу-ка я поохочусь, пока еще светло!
Он поднялся, отряхивая мелкие камешки с обрывков своего козьего плаща.
— Не стоит идти одному, — остановил его Гектор. — Людоеды наверняка тоже все побежали на эту сторону острова. И потом, как ты собираешься охотиться, Одиссей? Лука-то нет.
Итакиец в досаде махнул рукой.
— Да уж, оружием мы не богаты. Я пару раз добывал коз, подшибая их камнем — использовал пояс, как пращу. Но тут повезти должно — надо, чтобы добыча оказалась близко. Лук можно было бы сделать вот из этого, да только тетиву не из чего изготовить.
Говоря так, Одиссей показал толстую ветку, ствол какого-то куста, который он подобрал по дороге вниз.
— Дай сюда, — Пентесилея встала и протянула руку. — У меня найдется тетива. Не самая лучшая, но на два-три выстрела сгодится.
Взяв у базилевса мощную, почти прямую ветвь, амазонка ножом быстро вырезала бороздки с обоих концов палки, потом выдернула из своих волос гребни и костяные шпильки, распустила одну косу и аккуратно отрезала длинную тонкую прядь. Затем сделала на одном ее конце петлю, прочно стянула в бороздке и своими ловкими пальцами стремительно скрутила прядку по всей длине. После чего преспокойно согнула твердую, как железо, ветку и закрепила волосяную нить на другом конце.
— Вот. Только надо будет найти еще прямой отросток для стрелы.
— Уф! — вырвалось у Одиссея, изумленного и необычайным способом изготовления тетивы, и еще более силой амазонки. — Я знал, что ты сильнее многих воинов, Пентесилея, но сейчас мне кажется, что ты, во всяком случае, не слабее меня!
— Мы с тобой не сражались, не знаю! — пожала плечами молодая женщина. — Возможно, сейчас ты просто ослабел от долгих испытаний. Ничего, это пройдет. Может, мне пойти с ним на охоту, а, Гектор? Стреляю-то я уж точно не хуже любого из вас.
— С тебя на сегодня хватит! — почти резко бросил царь Трои. — Оставайся с мужем. Я пойду с Одиссеем. И далеко мы не уйдем. У меня нет никакого желания испытывать новые приключения! Брат, соберите пока веток и разожгите костер. Если вдруг в эту ночь корабль Неоптолема приблизится к острову, с него должны увидеть огонь — мы как раз на той стороне, с которой корабль может появиться.