Когда они поднялись на край плато, солнце стояло над горизонтом уже совсем низко. Надо было спешить, но, как назло, никакой дичи не было видно. Гектор лезвием меча срезал тонкую, почти идеально прямую ветку с куста той же породы, из какой был сделан их лук — его тяжелая, твердая древесина отлично подходила для стрелы.
— Ну? — спросил Одиссей, останавливаясь и оглядываясь. — Ты что-то хотел спросить у меня, или как?
— Ничего, — покачал головой Гектор. — Я пошел с тобой действительно потому, что одному тут бродить опасно. Ты очень помог нам, Одиссей. Да, что там! Если бы не ты, мы все могли погибнуть. Мой брат уж точно был на пол шага от гибели… Так что вспоминать прошлое мы не будем. Хватит!
Итакиец усмехнулся.
— Вы с Ахиллом, похоже, всерьез побратались. Слово «брат» у тебя звучит так, как если бы ты говорил действительно об одном из своих братьев.
Гектор хлопнул себя по лбу.
— Ха! Со всеми этими событиями мы забыли тебе сказать. Ахилл и в самом деле мой брат. Самый настоящий.
И в нескольких словах он рассказал ошеломленному базилевсу историю рождения Ахилла, а затем о том, когда и как им открылась правда.
— В жизни не слышал ничего более потрясающего! — воскликнул Одиссей, проводя рукой по лицу, будто проверяя, не во сне ли он все это слышит. — Какое сплетение самых невероятных обстоятельств! Какой ужас!
— Ты о чем это? — спросил Гектор.
— О чем? Да о тех самых двенадцати годах, будь они прокляты! Как же Ахилл пережил это… Впрочем, — резко перебил он самого себя, — это трудно пережить и мне.
— Рад это слышать!
В голосе Гектора, против его воли, послышалось ожесточение, и он, поняв это, тут же добавил, уже мягче и спокойнее:
— Хорошо бы забыть, но, к сожалению, это невозможно… Смотри, Одиссей — козы!
Пара темных силуэтов промелькнула на фоне кустов в трех десятках шагов от них, и базилевс выстрелил вслед животным, почти наугад, не успев прицелиться. Тем не менее, он попал в одну из коз, и та, раненная в ногу, упала и покатилась по каменной осыпи.
— Быстрей! — воскликнул Гектор. — Надо ее подобрать и возвращаться — еще полчаса, и будет совсем темно.
Бегом, рискуя подвернуть ногу на грудах каменных осколков, оба бросились вниз по склону. Раненая коза, поднявшись, и ковыляя на трех ногах, пыталась от них спастись, но троянец свалил ее точным броском камня, попав прямо в голову.
Охотники подошли к затихшему животному и увидели нечто странное: коза лежала как раз посреди спуска, который походил на застывшую реку мелких и крупных камней. Очевидно, когда-то вся вершина холма обрушилась и покатилась вниз, заполняя обломками длинный, на удивление ровный желоб горного склона. И в середине этот каменный поток дымился! Сквозь обломки, как сквозь полуостывшие уголья костра, густыми струями тянулся дым. И тот же серный запах остро проникал в ноздри…
— Это еще что? — в полной растерянности проговорил Одиссей. — Уж не вылезает ли и с этой стороны огонь проклятой горы?!
— Так оно и есть, — кивнул Гектор. — У огненных гор бывает и по пять, и по шесть отверстий. Видишь, на склонах желтые потеки? Это сера. А ниже видны струи застывшей лавы. Скорее всего, здесь еще недавно было жерло, но одно из извержений поколебало вершину, она рухнула и завалила отверстие. Возможно, давление снизу разворотило бы завал, но мой братец позаботился открыть горе другую дыру.
Говоря так, царь Трои тревожно осматривал ущелье, и при этом уже явно все сильнее хмурился.
— Ты скажешь, наконец, что тебя так тревожит? — не выдержал Одиссей. — В жизни не поверю, что ты испугался этого здоровенного кузнечного горна!
— Я не испугался, — покачал головой троянец. — Просто кое-что вспоминаю… Посмотри внимательно на склоны расщелины, Одиссей. Они тебе не кажутся странными?
— Кажутся, — согласился базилевс, — такое впечатление, что расщелина искусственная, что она пробита в склоне какими-то инструментами. Даже видны места сколов, где остались следы зазубрин — будто мощной киркой били… Но ведь остров был населен дикарями, а наша подружка Цирцея появилась на нем, ну… лет этак сто назад. Так кто же мог?..
— Я знаю… кажется, знаю, кто и когда! — прервал итакийца Гектор. — Я почти уверен, что знаю, куда мы попали. И если я прав, то нам и в самом деле грозит страшная опасность. Страшнейшая. И именно после того, как Ахилл своротил этот проклятый камень!
Лицо троянского царя, когда он говорил, было так серьезно и так тревожно, что сомневаться в его словах было невозможно. При всем своем хладнокровии Одиссей почувствовал, что у него замирает сердце.
— Да объясни же, в конце концов, в чем дело, чтоб тебя гарпии облили помоями![60] — воскликнул он. — Фу, прости, я знаю, что у вас в Трое такие грубости не приняты, а уж тем более, в отношении царской особы, но ты своими загадками совершенно задурил мне башку!
— Я непременно все объясню, — согласился Гектор, — но только всем сразу. Все должны знать, что случилось, и что может случиться дальше. Давай побыстрее вернемся, чтобы изжарить нашу добычу и за ужином все обсудить.
С этими словами герой поднял тушу козы, вскинул на плечо и как можно проворнее стал спускаться к морю.
За это время солнце успело опуститься до самого горизонта, сумерки наползали стремительно и неуклонно, и особенно жутко в наступающем полумраке звучал глухой гул продолжавшей дымить огненной горы. Гул, заглушавший даже непрерывный рокот моря, окрашенного заходящим солнцем в цвет крови.
Глава 8
Пентесилея хотела подняться по склону, чтобы нарубить еще веток и нанизать на них козье мясо, но Ахилл решительно запретил ей уходить от костра и бродить по холмам в темноте. Тогда амазонка, со своей обычной изобретательностью, применила другой способ. Войдя по колено в море, она набрала в воде плоских, отполированных прибоем камней и, вытащив их на сушу, побросала в костер. Затем, как всегда быстро, освежевала тушу козы, отсекла самые сочные ее части и нарезала мясо тонкими пластинами. После этого она взяла палку, которая перед тем послужила Одиссею стрелой, и выгребла раскаленные камни из огня, оставив их по краям костра. На них амазонка и разложила еще дымящиеся свежей кровью мясные ломти, а когда от них потянуло ароматом жаркого, той же палочкой перевернула их, чтобы пропечь с другой стороны.
— Готово! — проговорила Пентесилея, поддевая мясо ножом и ломтик за ломтиком складывая на разложенной мехом вверх козьей шкуре.
— Лучше, чем в покоях у колдуньи! — воскликнул Ахилл, хватая кусок мяса, роняя, потому что тот был горяч, затем вновь подхватывая его и с упоением начиная жевать. — В чертоге Цирцеи я и не успел ничего съесть, но уверен, что наше угощение лучше.
— Повспоминай, повспоминай о Цирцее! — полушутя, но с довольно мрачной улыбкой воскликнула Пентесилея. — Ты так нежно смотрел на нее!
— Если бы ты видела, сестрица, во что эта красавица обратилась, когда Ахилл придавил ее железной решеткой, ты посмеялась бы над своей ревностью! — небрежно заметил Гектор, в свою очередь принимаясь за мясо и, точно так же, как его брат, обжигая им пальцы. — О-о-о! Горячо, но ждать невозможно… Очень хочется есть!
Одиссей ел, не произнося ни слова. Он был голоден не менее, а, возможно, и более, чем его спутники, однако у него не выходили из головы загадочные слова Гектора, и он хотел получить им объяснение. Но торопить троянского царя было бы и неучтиво, и неумно, а потому базилевс делал вид, что поглощен едой.
Все это время огнедышащая гора продолжала глухо гудеть, и, хотя в темноте уже не было видно ее окутанной дымом вершины, скитальцы не сомневались, что чудовище не успокоилось до конца.
Кусочек за кусочком Пентесилея укладывала мясо на раскаленные камни, и оно исчезало с той же быстротой, пока от козы, довольно крупной и упитанной, не остался лишь обчищенный скелет, голова да внутренности.
— А жертву богам мы принести забыли! — наконец, нарушил молчание Одиссей, то ли укоризненно, то ли с едва заметной усмешкой.
Гектор развел руками.
— В таком положении трудно решить, к кому из богов следует взывать, а на всех все равно не хватило бы мяса. Надеюсь, боги это сами понимают и не будут обижены…
Путешественники допили остатки вина из заветного бурдюка, затем набрали в него воды из впадавшей в бухту речушки, чтобы запить последние куски козлятины.
— Ну, и когда же ты, царь, расскажешь нам то, о чем начал говорить на горном склоне, в той странной впадине? — наконец, не выдержал Одиссей.
— Сейчас и расскажу, — в свете костра Гектор обвел взглядом лица всех своих спутников и улыбнулся. — Думаю, каждый из вас готов уже к любым новым испытаниям… А об опасности лучше знать заранее, верно? Так вот, если мое предположение правильно, то остров, на котором мы находимся, может вот-вот исчезнуть.
— Как это исчезнуть? — изумилась Пентесилея. — Из-за колдовства, что ли?
— О нет, не из-за колдовства! Я расскажу вам то, что знаю, и вы сами все поймете. Хотя, думаю, Ахилл может кое что знать об этом.
— О чем, Гектор? — спросил младший брат. — Ты, как сфинкс, говоришь загадками[61].
Гектор посмотрел на него и неожиданно спросил:
— Твой великий учитель, который знает, наверное, почти все на свете, конечно, рассказывал тебе о некоторых древних исчезнувших государствах?
— Да, — кивнул Ахилл. — Он рассказывал мне много старых преданий, я всех уже не помню.
— А он говорил тебе об Атлантисе?
Молодой человек встрепенулся.
— Атлантис? Великое морское государство на семи островах? Да, это сказание я помню.
Гектор покачал головой.
— Это не сказание. Атлантис существовал в действительности.
— И в действительности утонул? Взял и ушел в воды моря? — спросил Ахилл и ощутил, как дрогнула лежавшая на его локте рука Пентесилеи.
— Что? — спросила она. — Как это утонул? Такое бывает?