его товарища…
Как и думала Пентесилея, большой дельфин первым подплыл к ней почти вплотную. Он никогда не видел человека, и его маленькие глазки под здоровенным нависающим лбом выражали некоторое недоумение: что еще за рыба появилась в этих местах? Она не казалась опасной, была не так уж велика, и зверь спокойно обошел ее сбоку, осмотрел и уже собирался отплыть, но тут «рыба» сделала какое-то странное движение, что-то длинное и темное, как щупальце головонога, взвилось над водой, и прежде, чем дельфин успел осознать опасность, его толстую шею резко захлестнула ременная петля. В следующее мгновение Пентесилея вскочила верхом на «морского коня», что есть силы стиснув коленями скользкую кожу.
Будто самый настоящий конь, дельфин взвился над водой, упал, перевернулся и заметался, стараясь сбросить всадницу. Казалось невероятным, что она сохраняет равновесие и удерживается на нем. Это было высшее искусство амазонки-наездницы, которым владеют не все они, и лишь очень немногие умеют покорить дикого дельфина. Обычно дельфинов сперва подманивают и приручают, кормят рыбой, приучают к близости человека, долго играют с ним в воде, после чего он уже спокойно позволяет амазонке сесть на свою спину или, накинув на его тело петлю, плыть, прицепившись к ней. Лишь некоторым удается одолеть неприрученного дельфина, оседлать и подчинить своей воле, так же, как они делают на суше с лошадьми. Обычно царицу амазонок выбирают лишь из тех, кому по силам такой подвиг, хотя главными при выборе всегда остаются доблесть в битвах, находчивость и ум.
Почувствовав, что неведомое существо цепко держится на его спине, огромный дельфин резко ушел в воду. Это было опасно — если он станет погружаться слишком быстро, кровь прихлынет к голове наездницы, и она может погибнуть. Кроме того, дельфин способен оставаться под водой куда дольше человека, и для Пентесилеи существовала вторая опасность — задохнуться. Но она действительно умела очень подолгу не дышать, а что до быстроты погружения, то это ее не особенно пугало: дельфины — прекрасные пловцы, но не самые лучшие ныряльщики, они редко уходят в глубину по прямой и погружаются с небольшой скоростью.
Надо сказать, что вожак дельфиньей стаи и не стал уходить далеко в глубину, скорее всего, потому, что вовсе не догадывался о том, что его нежданный противник не умеет дышать под водой. Он пробкой вылетел наружу, вновь высоко подскочил, упал, перевернулся и хотел завертеться на месте, чтобы таким образом постараться скинуть непрошеную всадницу. Но этого Пентесилея не позволила ему. Плотно стянув ремень на толстом загривке «морского коня», она перегнулась и сделала то, что делают со слишком упрямой лошадью: набросила на глаза животного кусок ткани. То была полоса ее туники, которую молодая женщина заранее оторвала и намотала на руку, а теперь стремительно развернула и накинула так ловко, что тряпка закрыла оба глаза дельфина. Самым трудным было ее закрепить — затянуть ее можно было лишь на утином носу дельфина, но глаза находились куда дальше. Пришлось держать тряпицу согнутой рукой, а для этого почти лечь на спину «коня». Вздумай он теперь подпрыгнуть или нырнуть, всадница почти наверняка не смогла бы удержаться. Однако дельфин замер в воде, лишь мотая головой из стороны в сторону, затем резко дернулся и помчался вперед, полагаясь теперь на быстроту бегства и, видимо, плохо понимая, что нельзя убежать от того, кто сидит на твоей спине. Впрочем, так же поступают олень или кабан, на спину которым вскакивает пантера — они мчатся со страшным всадником на спине, пока не падают мертвыми.
Благодаря ловкости Пентесилеи, с помощью ременного поводка в последний момент развернувшей голову зверя в нужную сторону, дельфин помчался как раз к далекому кораблю, пересекая направление его движения.
Повязка вскоре соскользнула с глаз «морского коня» — Пентесилея не могла удерживаться при такой большой скорости, оставаясь в согнутом положении. Однако «конь» продолжал мчаться по прямой — теперь он был одержим только страхом и желанием избавиться от своей ноши.
Корабль становился все ближе. Амазонка уже различала его высокие стройные борта и отверстия для весел, видела, как эти весла взмахивают и вспенивают воду у бортов. Это был ахейский корабль, и она понимала, что, скорее всего это корабль Неоптолема.
Судно, на парусах и веслах, шло быстро, но все же не с такой скоростью, с какой мчался обезумевший от ужаса дельфин.
Оставалось преодолеть еще три-четыре стадия, когда вдруг «морской конь» — возможно, почувствовав, что всадница стала уставать, решил вновь сделать попытку вырваться. Он внезапно высоко подскочил из воды и на лету перевернулся. Пентесилея усидела во время прыжка, однако при ударе о воду немного съехала вбок, и, чтобы выровнять равновесие, ей пришлось резко вытянуть вперед ноги. И тут же, извернувшись, дельфин ухватил ее левую лодыжку своими острыми, как иглы, зубами. Боль была пронзительной и резкой. Пентесилея выпустила ременную петлю, изогнулась, достала до рукояти ножа. Она любила дельфинов почти так же, как лошадей, и ей не хотелось убивать «морского коня», хотя сейчас тот мог убить ее, а от нее слишком много зависело. Удар ножом в основание верхнего плавника не был смертельным, однако зверь тотчас разжал челюсти. Еще один укол в щеку ниже глаза заставил его отпрянуть, и он уже не думал о новом нападении.
Пентесилея посмотрела в сторону корабля. Тот был близко, очень близко. И, самое главное, ее увидели оттуда! Скорее всего, с корабля заметили выпрыгнувшего из воды огромного дельфина и разглядели фигуру всадницы на нем. Амазонка видела, как сгрудились у правого борта несколько человек, видела, что гребцы оставили весла и привстали со своих мест. Многие указывали на нее, издали долетали изумленные возгласы.
— О боги, они, возможно, думают, что я — нереида или морская нимфа! — прошептала молодая женщина. — Если так, они побоятся приблизиться ко мне…
Она подняла руку, взмахнула ею над водой.
— Помогите! — крикнула она изо всех сил. — Помогите!
Впервые в жизни Пентесилея звала на помощь.
— Помогите! На корабле! Неоптолем!
Она плыла к темному силуэту корабля изо всех сил, из последних сил, ощущая, как немеет левая нога — зубы дельфина нанесли ей серьезные раны.
— Неоптолем!!!
— Я здесь, Пентесилея! Здесь!
Весла гребцов ударили по воде, парус вновь развернулся, и корабль рванулся навстречу плывущей.
— Скорее, скорее! — кричал гребцам стоящий на носу человек, и теперь амазонка уже ясно различала его лицо, прекрасное лицо юноши, так похожего на ее мужа.
— Он жив! — прохрипела женщина, подтянувшись на протянутом ей весле и уже на последнем дыхании переваливаясь через борт. — Ахилл жив, Неоптолем. И Гектор… Мы все. Туда плывите! Скорее…
Меньше, чем через час, корабль достиг поплавка, и всех троих подняли на борт.
— В этом романе соединилась половина всех исторических преданий! — задумчиво проговорил Михаил, когда профессор умолк и потянулся за давно остывшей чашкой. — Тут еще и миф об Атлантиде!
— Историку стыдно так говорить, — заметил Каверин. — Атлантида не миф, это признают теперь даже самые скептически настроенные ученые. Другое дело, где она была и от чего погибла…
— Так вот же рассказывается, от чего! — воскликнул Виктор. — Опять от цивилизации, блин…
Каверин покачал головой:
— Не стоит думать, что это обязательно ТА САМАЯ Атлантида. Гектор называет ее именно так: «Атлантис»: но это может быть, во-первых совпадением. Во-вторых, одинаковые названия встречались в древнем мире нередко: вспомните египетские и троянские Фивы. И, в-третьих, легенда об Атлантиде может быть обобщенной — то есть рассказывать о нескольких произошедших в разное время трагедиях, как об одной. Не потяну я сегодня второй части — устал… Да и время позднее. Даю распечатку с собой. Снова два экземпляра. И приглашаю через месяц на обсуждение.
ЧАСТЬ VIIПЕНЕЛОПА
Глава 1
Ахилл проснулся от резкого толчка и от скрежета, который раздался как будто под самым его ухом. Толчок был так силен, что голова героя мотнулась куда-то в сторону, и он ткнулся затылком обо что-то твердое.
— Что это? Что? Опять землетрясение?
Он стремительно вскочил, мгновенно стряхивая сон, но не удержался на внезапно накренившейся поверхности и упал на одно колено.
Позади послышался негромкий смешок, герой обернулся и, уже до конца очнувшись, понял, что спал на сложенном парусе, в тени кормового возвышения, на котором стоял сейчас его сын Неоптолем, вытаскивая из гнезда рулевое весло. Весла гребцов, как молодой лес, вертикально торчали над бортами, а сами гребцы и все мирмидонские воины сгрудились в передней части корабля, только что глубоко врезавшегося носом в мягкий песчаный берег и от толчка накренившегося на бок. Парус на мачте давно был свернут.
— Все на сушу! — крикнул, возвысив голос, Неоптолем. — Вытаскивайте корабль из воды — нам придется чинить его и заново смолить днище! И не забудьте сразу выставить стражу.
И тут же, улыбнувшись, юноша спрыгнул с кормового настила.
— Доброе утро, отец!
— Доброе утро, Неоптолем. Ничего не понимаю… Куда это мы причалили?
— Кто его знает! На какой-то островок. Скорее всего, он необитаем. У нас почти кончилась пресная вода, а о съестных припасах я и не говорю.
Как только юноша произнес «съестные припасы», Ахилл ощутил мучительные судороги в желудке. Он вспомнил, как их с Гектором и Одиссеем вытащили из воды, и как он, выпив чашку воды, упал на жесткую парусину и мгновенно провалился в сон. Тогда вечерело. Сейчас, судя по солнцу, утро.
— Значит, за ночь мы доплыли до этого острова? — спросил герой сына.
Рядом с ним вновь послышался уже откровенный хохот, и он увидел Гектора, одетого в чистый светлый хитон и, судя по всему, готового вместе со всеми спуститься на незнакомый песчаный берег.
— Здравствуй, братец! — воскликнул он, продолжая смеяться.