— Да уж, бухта тиха и безлюдна, как никогда! — воскликнул Гектор, уже давно стоявший рядом с кормчим и итакийцем. — Что же это они делают, а? У этих, что бегают вокруг корабля, луки в руках. Да, точно луки! И, как мне кажется, они только что стреляли.
— Они перебили тех, что теперь лежат! — крикнула Пентесилея, взбираясь по мачте на перекладину паруса и с высоты озирая происходящее. — Вон-вон, один из лежащих привстал, и лучник тут же добил его стрелой! А другой проткнул лежащего мечом. Я вижу, как солнце блестит на бронзовых лезвиях.
— Ну вот, кажется, и морские разбойники объявились! — Неоптолем тихо выругался и застегнул на талии пояс с привешенным к нему мечом. — Быстрее, Филипп! Надо перехватить этих шакалов!
Кормчий взмахнул рукой, и гребцы резко налегли на весла. Однако с берега успели заметить появление большого корабля, на котором явно было много людей. Убийцы засуетились и бегом кинулись к стоявшему у берега судну. Оно было на плаву, его удерживал лишь канат, намотанный на большой прибрежный камень. Через несколько мгновений узел был развязан, и разбойники (их было человек двадцать пять) живо перемахнули через борт и взялись за весла.
— Наперерез! — закричал Неоптолем. — Не выпускай их в море, Филипп!
— Не выйдет! — возразил кормчий. — Их судно легче и сидит очень неглубоко. А нам на пройти вдоль косы, там мелко. Я это вижу по цвету воды. Можно подойти на небольшой скорости, но они все равно успеют проскочить. Если прикажешь, царь, можно легко догнать их на открытой воде.
— Для чего? — не удержался Гектор. — Что нам с них взять? И кто такие те, кого они перебили? Мы же ничего не знаем! Так стоит ли нам вмешиваться?
— Морских разбойников надо уничтожать везде, где они водятся! Или я не прав? — в негодовании юноша даже позабыл о некоторой робости, которую не мог побороть, когда говорил с Гектором. — Ведь и ты всегда боролся с ними, дядя!
В это время кормчий, наблюдавший за отплытием и беспорядочным бегством чужого корабля, рассмеялся:
— Может, это и разбойники… но только не морские. Они парус повернули неправильно, а уж гребут, кто во что горазд! Сдается мне, что это судно не их, а, возможно тех, на кого они напали. А может быть, все было наоборот… Я бы не стал ввязываться. Лучше высадимся. Может, там не все перебиты, или придет еще кто-нибудь. Вот и узнаем, что у них за драка.
— Надеть доспехи, воины! — скомандовал Неоптолем. — К берегу, Филипп.
Корабль с беглецами успел скрыться за береговой косой, когда эпирское судно осторожно приблизилось к пляжу и стало у того же причального камня. Человек двадцать воинов остались на его борту, остальные сошли на берег.
Вблизи им открылось настоящее побоище. Более двадцати тел лежало в лужах крови, медленно растекавшихся по мелкой прибрежной гальке. Некоторые из убитых успели взяться за оружие — в их руках были обнаженные мечи. Все это были мужчины не старше тридцати лет, определенно ахейцы, одетые большей частью в простые короткие хитоны, некоторые в широких плащах, почти все в кожаных с медными пластинами нагрудниках.
— Итакийцы они, как думаешь? — спросил Ахилл Одиссея, молча, с нахмуренными бровями, ходившего от одного тела к другому.
— Похоже, что да, — ответил тот, еще сильнее хмурясь. — Покрой одежды, ткань плащей, оружие — все вроде бы наше. Но что все это значит, чтоб меня эмпусы[64] высосали досуха?!
— Как это было, Пентесилея? — спросил между тем Гектор стоявшую с ним рядом амазонку. — Откуда на них напали? С корабля?
— Ты и сам видишь, что не с корабля! — ответила молодая женщина, внимательно рассматривая оружие одного из убитых. — Почти все убиты стрелами, с близкого расстояния, и почти все в грудь. В них стреляли во-он из-за тех камней на берегу. Некоторые упали раненые, и их добили мечами или стрелами. Ну, это мы видели… Видимо, их застали врасплох. И мне кажется, что эти люди сошли с того самого корабля, а их убийцы теперь уплыли на нем, завидев нас.
Гектор недоуменно развел руками.
— Глупый и непонятный риск! Если это не их корабль, и если, судя по легкости его движения, да и по его осадке в воде, он был пустой, не груженый товарами, то какого сатира рогатого разбойникам было уплывать на нем, а не скрыться на берегу?
— Не знаю, — задумчиво сказала амазонка. — Могу предположить, что им во что бы то ни стало нужно было увести отсюда этот корабль. Или на нем все же было что-то ценное, что-то, что им жаль было бросить, но трудно было выгрузить и унести… Постой-ка, Гектор! А вот этот человек, кажется, жив!
Действительно, человек, лежавший дальше всех от воды, лицом вниз, вдруг шевельнулся и приподнял голову. Путешественники разглядели молодое, безбородое лицо, искаженное болью, расширенные темные глаза под упавшими на лоб каштановыми волосами. Правая рука юноши крепко сжимала меч. Увидав, что на него смотрят, он сделал невероятное усилие и попытался подняться, но тут же упал вновь. Стрела вертикально торчала из его спины на уровне лопаток.
— Лежи спокойно! — крикнул Гектор, делая шаг к раненому. — Мы поможем тебе.
Раненый вновь напряг все силы и на этот раз привстал, опираясь на левую руку, правой угрожающе приподымая меч.
— Не подходите! — прохрипел он. — Возможно, мне не жить, но первый из вас, кто ко мне приблизится, умрет вместе со мной!
— Не подходите! — прохрипел раненый. — Возможно мне не жить, но первый, кто ко мне приблизится, умрет вместе со мной!
— Послушай, мы не враги! — воскликнул Ахилл. — Мы чужестранцы, мы только что пристали к этому берегу и не знаем, что здесь произошло. Но мы не хотим твоей смерти. Кто ты? Как твое имя?
— Это почему я должен первым назвать вам себя, а не наоборот? — с трудом выговаривая слова, произнес раненый. — Я у себя дома, и вы на моей земле. Вам, а не мне надлежит назваться первыми.
Гектор усмехнулся.
— Нельзя не признать твоей правоты, так же, как нельзя не уважать твое мужество, хотя оно может стоить тебе жизни, итакиец! Будь по твоему. Мое имя Гектор, сын Приама, я — царь Трои. Довольно ли с тебя, или нам называться всем по очереди, покуда кровь будет уходить из твоей раны? Позволь подойти и тебе помочь.
По лицу раненого прошла судорога, но он справился с собой и еще крепче оперся на левую руку, всматриваясь в лица путешественников, будто пытаясь прочитать их мысли.
— Похоже, что ты говоришь правду! — выдохнул он, наконец. — Трудно поверить, что царь Трои Гектор жив, но я уже не раз слышал, что это так. Об этом ходят легенды… Ложь была бы проще и правдоподобнее. Что же, подходите, я верю вам. Мое имя Телемак, сын Одиссея, царя этого острова.
Глава 3
Одиссей не вскрикнул. Даже сейчас его воля оказалась сильнее чувств. Правда, побледнел он так сильно, что спаливший его лицо коричневый загар потускнел и стал серо-желтым. И в глазах, когда Ахилл бросил на него стремительный взгляд, появился ужас…
Гектор первым бросился к юноше, подхватил его и помог лечь — тот истратил последние силы и готов был потерять сознание.
— Кто это сделал? — спросил царь Трои, понимая, что Телемак может и не очнуться больше. — Кто стрелял в тебя? Скажи!
— Я не успел их рассмотреть! — едва слышно произнес юноша. — Но я знаю, кто это… Их… их послали те, что вторглись на наш остров, а в последние дни нагло и подло поселились в нашем доме… Те, что хотят жениться на моей матери и захватить Итаку… Женихи!
— Женихи! — вырвалось у Ахилла. — Но ведь никто не знает наверняка, что царь Одиссей умер!
— Им все равно… — ответил Телемак. — Этому сброду изо всех ахейских земель. Они считают, что один из них станет мужем царицы и… царем! Но мой отец жив. Я отправился в путь, чтобы в этом убедиться.
Эти слова тяжело раненого юноши могли бы показаться бредом, но он говорил очень твердо, хотя голос его был при этом слаб и все время прерывался.
— Куда ты плыл? — спросил Гектор, быстро переглянувшись с братом и избегая смотреть на Одиссея, который молча опустился на колени возле сына и положил ему под голову свернутый плащ. — Слышишь, Телемак, куда ты собирался ехать и отчего отплывал не из гавани, а из этой безлюдной бухты?
— Я отплыл из гавани, из… из города. Но когда мы огибали мыс и шли вдоль острова, на берегу этой бухты показался человек… Он махал нам руками и кричал, чтобы мы пристали. Это был наш раб Ефаний… Я его узнал… Он кричал, что его послала царица. Когда же мы пристали и высадились, в нас стали стрелять!
— Ефаний! — прошептал Одиссей. — Он служил еще моему отцу. И предал!
Телемак не мог слышать этих слов. У него, видимо, темнело в глазах. Он приподнял голову, всматриваясь в лица окруживших его людей.
— Передайте моей матери… передайте, что меня заманили в ловушку… Может быть, и само это известие было ловушкой!
— Какое известие? Какое известие? Скажи! — воскликнул Гектор.
— Нам… Нам сообщили, что в Эпире появился человек, который называет себя Одиссеем, царем Итаки… Я плыл в Эпир, чтобы найти этого человека. Вот только я не помню отца. Когда он уехал воевать, мне было два года. Я… мне снится только его голос!
Юноша улыбнулся, вновь попытавшись привстать, но тут же его глаза закатились, и он потерял сознание.
— Телемак, Телемак, мой мальчик! — крикнул Одиссей, хватая юношу за плечи. — Нет, нет, не умирай! Я — твой отец! Слышишь?! Ты слышишь меня?!
— Не трогай его! — твердо проговорил Ахилл. — И он не слышит. Он без памяти.
— Он умирает? — голос Одиссея был хриплым и сухим.
— Пока нет.
В то время, как Гектор задавал вопросы, а раненый пытался на них ответить, Ахилл тоже опустился возле него на колени, внимательно осмотрел древко стрелы и затем быстрым рывком разорвал прочный кожаный нагрудник. Он порвал его не сбоку, где были застежки, а прямо на спине, так что линия разрыва прошла как раз через отверстие от стрелы. Затем таким же образом герой разорвал пропитанный кровью хитон и осмотрел рану.