их уже житья никому нет! Выгнать их к сатирам рогатым, и тогда все будет снова хорошо.
В это время снизу, со стороны гавани, донесся какой-то шум. Словно множество голосов сплелись в нестройном, возбужденном крике. И затем послышался топот сотен ног — еще одна толпа, не меньше той, что собралась возле дворца, бежала, вливаясь в городские ворота. Явственно раздались отдельные вопли, полные смятения, потом женский визг, нестройные рыдания, чья-то отчаянная брань…
— Слышишь, госпожа? — тревожно произнес стоявший рядом с Андромахой старый Феникс. — Что это? Что это может быть?
— Что-то случилось! — воскликнула молодая женщина, внезапно ощутив накативший волной дикий, беспричинный страх, с трудом подавляя его, не давая отразиться на лице. — Сейчас они будут здесь, и тогда…
Темная масса людей появилась в узком просвете улицы и выкатилась на площадку перед дворцовой лестницей, смешиваясь с уже собравшимися там горожанами. Лица, искаженные гневом и отчаянием, беспорядочные движения, дикие вопли, — точно богиня безумия Ата, накрыла всю толпу своим мрачным покрывалом и всех превратила в одержимых…
Но почти тотчас причина этого раскрылась, и, услыхав первые же произнесенные кем-то из пришедших слова, те, кто собрался на площади раньше, тоже обезумели.
— Убит! Неоптолем убит!
Отчаянный рев сотен людей слился воедино и заглушил короткий крик, вырвавшийся в это мгновение у Андромахи. Она пошатнулась. Феникс протянул руку, чтобы подхватить царицу, но у той еще хватило воли отогнать обморок.
— Убили! Убили нашего царя! — выла толпа.
Андромаха поняла, что стража, стоявшая вдоль лестницы, поддается общему смятению и отчаянию — несколько мирмидонцев ринулись вниз, в толпу, с теми же дикими криками…
— Откуда эта весть? Кто принес ее?! — перекрывая рев, гаркнул возникший из-за спины царицы Пандион. — Кто рассказал о гибели царя?
Толпа завопила нестройно и вразнобой, надвигаясь на нижние ступени лестницы. Кто-то что-то отвечал Пандиону, но различить связные слова в общем гуле было невозможно.
В это мгновение Андромаха вдруг овладела собой.
— Вас спросили, откуда пришло известие! — во всю силу дыхания крикнула она. — Кто-нибудь может связно ответить? Ну!
Из толпы выделился высокий старик (кажется, раз или два царица видела его прежде — он приходил во дворец с какими-то просьбами от городских кожевников):
— Только что пришел корабль… На нем приплыл царь Итаки Одиссей, который вернулся после долгих странствий и плывет на свой остров. Он сказал, что видел нашего царя мертвым, да будет проклята эта весть!
Одиссей? Ясное сознание не изменяло Андромахе. Она начала осознавать, что во всем этом что-то не так, не так, как должно быть… Одиссей? Но отчего он по пути на Итаку попал в Эпир? Разве Итака не ближе к Зеленому морю?
— Где Одиссей? — вновь напрягая голос, воскликнула царица. — Пускай его приведут сюда!
— Я здесь, милостивая царица! Я шел к тебе, но толпа меня обогнала.
Раздвинув могучими руками первые ряды продолжавшей бесноваться толпы, вперед вышел рослый мужчина в темном хитоне и плаще. Густые волосы, обильно пробитые сединой, рассыпались по его широким плечам, коротко остриженная борода была почти совсем белой. Он поднялся на несколько ступеней и поклонился.
— Я — Одиссей, царь Итаки, госпожа. Пять лет после окончания войны я скитался по миру, потому что бури и шторма унесли мои корабли далеко от родных берегов. Все мои воины, все мои спутники погибли. В конце концов финикийский корабль довез меня до Эгейского моря, но я узнал, что на Итаке бесчинствуют мои враги. Они хотят вынудить царицу Пенелопу стать женой одного из них — хотят захватить Итаку. А потому я решил вначале высадиться здесь и просить у тебя приюта, чтобы лучше узнать, каковы силы врагов, и что мне делать дальше. Не моя вина, что я привез тебе печальную весть, царица!
— Откуда у тебя эта весть? — Андромаха с трудом узнавала свой голос — он дрожал, ломался и был сух, как у старухи. — Откуда ты узнал о смерти Неоптолема?
— Я видел ее своими глазами, — сказал приезжий и опустил голову. — Это было в Египте, где на краткое время я нашел приют.
— Как это произошло?
Он молчал, казалось, испытывая нерешительность, и она почти взвизгнула:
— Ну!!!
— Его убил Гектор, твой прежний муж, царица. Прости, но ты сама…
Лестница террасы накренилась, стала как-то странно вращаться, затем вдруг встала дыбом. Андромаха поняла, что крепкие руки Пандиона держат ее за локти.
— Ты лжешь! — услыхала она свой странный голос и свой же, совершенно дикий смех.
Ропот и гул толпы, все ближе подступавшей к ней, уже едва доходил до ушей царицы. Она вскинула голову, впилась глазами в худое, серое от пыли лицо приезжего. Что-то было не так в этом лице, что-то остановило взгляд и увело память прочь от происходящего. Но что это было, она не могла сейчас понять…
— Клянусь именами богов, я говорю правду! — его голос дрогнул. — И я не хотел бы говорить тебе этого, но я сам это видел. Гектор знал, что царь Неоптолем убил его отца, и что ты стала женой Неоптолема.
— Боги, боги, какое несчастье! Зачем он поехал?! Зачем я, старый безумец, его не удержал?!
Тихий горестный вопль старого Феникса потонул в реве толпы. Стоявшие впереди слышали слова Одиссея, и волна ярости, еще более сильной, чем только что владевшее толпой отчаяние, захлестнула всех. Кто-то выругался, сразу несколько голосов выкрикнули проклятия. Царица почти не слышала их.
— А что Гектор? — резко спросила она, продолжая неотрывно смотреть в окруженные сетью морщинок глаза приезжего и пытаясь понять, что в них наводит ее на мысль о каком-то нелепом обмане… Возможно, ничего такого не было, просто ее сознание защищалось от неотступно наплывающего безумия…
— Я не видел его после того дня, — сказал приезжий глухо. — Я уплыл на том самом финикийском корабле в день, когда армия царя Египта Рамзеса готовилась к сражению с напавшими на их земли лестригонами. Гектор сражался на стороне фараона, а Неоптолем случайно, именно в то время, приплыл к берегам Египта. Впоследствии, на одном из островов Зеленого моря, от других финикийских купцов, я услыхал весть о том, что египтяне победили страшных и непобедимых лестригонов, но Гектор погиб в бою.
Перед глазами царицы вдруг оказалось небо, подернутое пеной облаков. Своего судорожного отчаянного крика она не услышала, все звуки поглотил оглушительный звон, наполнивший в это мгновение ее голову.
— Вот видите! — из плотной густоты звона донесся чей-то хриплый, каркающий голос. — Она оплакивает не нашего царя, а своего первого мужа, мужеубийцу… убийцу Неоптолема! Из-за нее он погиб!
— Он и уехал из-за нее! Она, эта троянская ведьма, околдовала его — послала на гибель!
В какое-то мгновение до Андромахи дошло, что Пандион, до сих пор державший ее за плечи, оказался между нею и людьми, темной волной взметнувшимися на ступени террасы. В руке воина сверкал меч, солнце отражалось в нем искрами.
— Назад, я сказал! — взревел он. — Кто посмеет прикоснуться к царице, умрет в то же мгновение! Стража, а вы что встали?! Ко мне!
Мирмидонцы подчинились Пандиону, но в их движениях не было обычной быстроты, а в лицах решимости. Они привыкли к мысли, что служат Андромахе, пока в Эпире нет царя. Но сейчас им сообщили о его смерти…
А толпа ревела и металась, все выше накатываясь на ступени дворцовой лестницы. Пандион уже занес меч, чтобы ударить. Рядом с Андромахой оказался приезжий, тот, что принес дикую весть.
— Вставай, госпожа царица! Вставай! Надо уйти во дворец. Люди в отчаянии — это опасно!
Встать? Она только теперь поняла, что полулежит на каменных плитах, неловко опираясь на локоть. Совсем рядом царица увидала пыльный подол темного хитона странника, его ноги, обутые в истертые сандалии. Вдруг словно яркая искра вспыхнула в ее замутненном ужасом сознании — не мысль, а подобие мысли: не так! Что-то не так! Все, что сейчас было сказано, теряет смысл, этому можно не верить, потому что…
— Я схожу с ума! — подумала Андромаха почти равнодушно.
И тут же со страхом:
— Но если толпа в гневе убьет меня, то что будет с Астианаксом?! Надо сказать Пандиону…
Она не успела додумать до конца. Все вдруг изменилось. Между нею и толпой, вернее, между толпой и стоящим с обнаженным мечом Пандионом, явилась высокая мужская фигура в длинном черном одеянии. Громовой голос покрыл рев толпы.
— Назад, люди, стойте! Даже помыслить не смейте коснуться своей царицы, или проклятие Зевса падет на ваши головы! Если царь мертв, такова воля богов, а волей царя было назвать эту женщину своей женой и завещать ей власть над Эпиром! Горе вам уже за то, что посмели роптать! Молите богов, чтобы не обрушили за это на вас новых бедствий…
И толпа умолкла, в смятении отпрянула перед черной фигурой.
Глава 4
— Как бы то ни было, но ты появился вовремя, Гелен! А помог ли в том твой дар пророчества, либо это было счастливое совпадение, сейчас не так уж важно. Еще миг, и мне пришлось бы пролить кровь, а тогда…
Пандион не договорил, покачав головой и сурово нахмурясь.
— А тогда, — закончил вместо него старый Феникс, — гнев толпы мог только возрасти. Если б сейчас люди и утихли, то через какое-то время начался бы настоящий бунт. И так нельзя быть уверенными в том, что он не начнется. Наследник мал, а мысль, что несколько лет подряд Эпиром будет править женщина, неизбежно толкнет народ к недовольству. У нас это не принято. Вон, на Итаке что творится с тех пор, как пропал Одиссей, который сейчас так некстати появился у нас… А ведь когда он уехал, его отец Лаэрт был еще полон сил и какое-то время он правил, потом только захворал, и все свалилось на бедную Пенелопу. Даже Электра, полностью захватив власть в Микенах, якобы повинуется своему мужу, царю Пилату, а не будь его, быть бы и там бунту!
— Наследник мал! — мрачно подхватил Пандион. — А мы сами с собою лукавим, Феникс: после того, что, будь оно проклято, приключилось, народ станет особенно зол именно из-за наследника… И прежде иные роптали, что власть в Эпире унаследует не родной внук Ахилла, а сын Гектора, его врага. Тверди им не тверди, что под конец войны Ахилл с Гектором сдружились и были, что твои братья, никогда до ахейцев это не дойдет! А не дойдет, потому что им это не по нраву! И теперь, когда им рассказали, что Гектор убил царя…