— Стреляйте! — закричал прорицатель, едва увидав бегущих. — В мальчишку и в воина! Или они нас погубят!
Несколько мгновений лучники все же колебались. Из пятерых выстрелили только трое: как ни враждовали они с мирмидонцами, но Пандиона знали и хоть немного, но уважали, а стрелять в наследника… Ну да, им не нравилась власть троянки, да, они были в гневе, узнав о гибели царя от руки Гектора, но все же…
Промедление дало возможность воину заслонить собою мальчика.
Одна из стрел, пущенных с сорока шагов, отскочила от нагрудника Пандиона, вторая застряла в наплечнике, третья попала ему в шею.
— Беги, Астианакс! — крикнул Пандион, закашлялся, но сумел перевести дыхание. — Скорей! Вон в ту сторону: там между деревьями — звериная тропа. Если помедлишь, они захватят тебя или убьют, и все будет кончено, ты слышишь?! Тогда твоя мама пропала… Беги!
— Но ты?..
— Я справлюсь с ними! А если придется тебя защищать, мне только будет труднее! Беги же!
С этими словами мирмидонец бросился навстречу лучникам, успевшим вытащить из колчанов новые стрелы.
К счастью, Астианакс подчинился приказу своего наставника — повернулся и что есть силы побежал туда, куда указал ему воин. Он бежал, слыша шум драки за спиной и почти не сомневаясь, что отважный Пандион сейчас перебьет всех врагов.
Мальчик обернулся, уже проскользнув под низко свесившимися над тропой лианами. И увидел…
Один из лучников, сраженный мечом Пандиона, упал, не вскрикнув, двое отступили, готовые обратиться в бегство, но еще двое вновь выстрелили, на этот раз с двух шагов. Первая стрела вошла сбоку, меж медных пластин нагрудника, вторая попала воину в плечо. Обе раны были не смертельны, смертельной была та, первая, и Пандион хорошо это знал. Он успел оглянуться, ища глазами Астианакса и надеясь, что того уже не видно. Да, мальчик успел скрыться… Как хорошо!
Астианакс не поверил, когда Пандион упал. Он подумал, что тот оступился и сейчас вскочит, как делал, когда они упражнялись, и воин притворялся, будто сражен его мечом… Но Пандион не вставал. И упал он очень странно — лицом вниз, как никогда прежде не падал. Мальчик вспомнил его слова: «Если видишь, что враг упал вниз лицом, то, скорее всего, он мертв. Но все равно проверь, прежде, чем подойти вплотную и вложить оружие в ножны!»
— Пандион!!! — отчаянно закричал Астианакс, выскакивая из-за ветвей. — Пандион! Нет, не надо!!!
— Хватайте мальчишку! Хватайте! — закричал Гелен. — А еще лучше — застрелите его поскорее!
— Лучше возьми его живым, Гелен! — произнес, подходя вплотную к прорицателю, один из лучников, самый старший, с которым троянец давно и прочно ладил. — Кое-что изменилось, и тебе надо бы иметь сейчас запасную кость в игре…
— Что стоите?! — рявкнул Гелен на своих людей, пытаясь краем рукава зажать сильно кровоточившую рану на руке. — Ловите щенка! Он не должен добраться до царицы! Живым его притащите, слышите!
И обернулся к лучнику:
— Что такое, Дагон? Что там еще изменилось?
Лучник подошел совсем вплотную к прорицателю и прошептал:
— Неоптолем возвращается. Я видел с маяка его парус. Тот самый, на котором выткан трезубец Посейдона. Таких вряд ли много… Это он. Сейчас ветер мешает кормчему править прямо к берегу, он будет ждать конца прилива. Но часа через четыре корабль пристанет.
Тут Гелену изменила выдержка. Он изрыгнул водопад самой грязной брани, швырнул на землю меч и бешено затопал ногами. Потом, с трудом овладев собой, заорал:
— Хватайте же щенка, ну!!! И дайте мне что-нибудь перевязать рану!
Лучники кинулись к стоявшему в оцепенении Астианаксу. Ни они, ни, тем более, находившийся в сотне шагов мальчик, не слышали рокового сообщения Дагона.
Астианакс опомнился. В его горле встал раскаленный комок, он задыхался, но слова Пандиона: «Беги, или твоя мама пропала!» заставили его очнуться. И царевич побежал, побежал в лес, спотыкаясь, царапая руки о ветви, захлебываясь слезами, все дальше и дальше, прочь от озера.
ЧАСТЬ IXЛОВУШКА
Глава 1
Прилив, в этот день необычайно высокий, начал отступать. Филипп, хорошо знавший коварные скалы, словно караулившие корабли у входа в узкий залив, пристально всматривался, ожидая, когда макушки покрытых водорослями камней выступят над поверхностью. Опытный кормчий мог бы и по памяти провести корабль меж этих скал, но рисковать не хотел — судно было сильно потрепано бурями и хотя шло без груза, все же несло довольно большую тяжесть: двадцать пять воинов-гребцов с погибшего корабля, все с боевыми доспехами, с оружием, — вес немаленький. К тому же, едва они отплыли от Итаки, в днище обнаружилась течь: как ни старательно конопатили и смолили судно во время последней остановки, на безлюдном островке починка оказалась не до конца надежной — одна из досок треснула. Пришлось причаливать к первому встретившемуся на пути рифу, который, к счастью, имел с одной стороны пологий и плоский спуск, и там вновь возиться со смолой — сжечь пять-шесть опустевших бочек и снова конопатить днище и тщательно заделывать брешь. Это задержало их почти на двое суток, и Неоптолем пришел в ярость. Эпир был так близко, а им приходится ждать!
А теперь еще и прилив мешал мореходам, уже видевшим совсем рядом родной берег.
— Если на маяке кто-нибудь дежурит, то нас уже заметили! — сказал один из гребцов, указывая на мощный силуэт каменной башни у входа в бухту. Солнце нас освещает, значит, на таком расстоянии можно уже и парус рассмотреть. То-то сейчас радости будет в городе! А хочется домой!
— А мне хочется или нет? — вдруг спросил себя Неоптолем, и острая боль, которую он все эти дни так упорно не замечал, будто и не ощущая, настигла его и поразила прямо в сердце.
— Посмотрите-ка, что за лодка плывет прямо к нам? — раздался рядом с царем возглас гребца. — Не рыбачья, вроде… Гребец в ней один. Изо всех сил загребает… И вон, на корме еще человек сидит. Рукой нам машет!
— Что им надо-то? — спросил другой гребец, привставая на скамье и всматриваясь.
— Похоже, им надо, чтобы мы раздавили килем их скорлупку! — сердито воскликнул Филипп, меняя положение весла. — Они что, не соображают: Если хотите пристать к кораблю, заходите по борту, нечего лезть под киль!
С кормы приподнялся одетый в черное человек, тот, что так отчаянно махал рукой, привлекая к себе внимание:
— Это корабль царя Неоптолема? Царь на корабле?
— Я на корабле! — отозвался юноша, разом очнувшись от своих мыслей и поднимаясь на нос, чтобы его было лучше видно. — Я возвращаюсь домой. Кто вы, и чего ради так спешите, что не можете подождать, пока корабль причалит в гавани?
Человек в черном вновь отчаянно взмахнул левой рукой. Правая безжизненно висела вдоль тела, будто чужая.
— Не плыви к гавани, царь! — крикнул он. — Во имя Зевса и Афины, дарующей нам мудрость, не плыви туда, или ты погубишь себя и всех нас!
— Что, что? — Неоптолем нагнулся и всматривался, но солнце светило ему в глаза, мешая узнать кричавшего. — Что случилось? Кто ты такой и отчего грозишь мне гибелью? Меня не так легко напугать!
— Не я тебе угрожаю, великий царь, но подлые и бесчестные воры, которые воспользовались твоим отсутствием. Ты не узнаешь меня? Я — Гелен, друг твоего отца, помощник жреца… Дай мне пристать к кораблю, и я все расскажу тебе! Юноша почувствовал, как его сердце забилось не в груди, а где-то в горле.
— Что с царицей?! — закричал он. — Что с царицей и наследником?! Говори! Ну!!!
Лодка была почти у самого борта корабля, и теперь царь видел стоящего на корме суденышка человека в черном, видел бледное, покрытое потом лицо. Правая рука троянца была обмотана куском холста, покрытого большими багровыми пятнами.
— Царица Андромаха жива и наследник тоже, хвала богам! — воскликнул прорицатель. — Но выслушай меня, Неоптолем, умоляю, или случатся великие беды… Только ты сейчас можешь помочь и исправить все, что случилось. Вели, чтобы нас подняли на корабль, а после прикажи кормчему развернуться и идти вдоль берега. В гавани вас ждут убийцы!
Тут же в памяти юноши явился берег недавно оставленной Итаки и безжизненные тела спутников Телемака. Их тоже ждали убийцы… Что же это такое? Или все ахейские земли переполнены подлыми разбойниками?..
Повинуясь знаку царя, несколько гребцов кинули вниз веревочные петли и на них подняли Гелена с его спутником. Еще один гребец спрыгнул в лодку и привязал к ее носу веревку, укрепленную на борту, чтобы суденышко не уплыло прочь.
— Ну? — Неоптолем подступил к человеку в черном, едва сдерживая волнение. — Что случилось? Ты ранен? Кто это сделал?
Гелен, казалось, теряя последние силы, опустился на скамью и с трудом перевел дыхание.
— Около года назад, когда прошло еще не так много времени со дня твоего отъезда, мой царь, на один из городов побережья напали морские разбойники. Три больших корабля пристали к берегу, и на них было полторы сотни головорезов. Городок маленький, они бы там всех перебили, но наша царица, едва прискакал гонец, послала отряд мирмидонцев, и разбойники были разбиты. Большая их часть сдалась в плен. Оказалось, что они родом из Трои, что будто бы стали разбойничать, когда Троя сгорела, и они остались ни с чем. Скорее всего, то была ложь: наверное, это беглые рабы, что бежали из троянских рудников на севере, когда началась война, и уплыли на захваченных финикийских судах. Царю Приаму было не до того, чтобы их преследовать.
— О чем ты говоришь? — в нетерпении крикнул Неоптолем. — Какое мне дело до этих беглых рабов? Говори о том, что произошло здесь!
— Прикажи кормчему идти вдоль берега… — вновь проговорил Гелен. — Я рассказываю подробно, чтобы ты лучше понял…
— Филипп, правь вдоль берега, на север! — не оборачиваясь к кормчему, бросил Неоптолем. — Ну, дальше, Гелен, дальше!
— А дальше царица пожалела этих подлых бродяг и велела выделить им землю и дома неподалеку от Эпиры