Кто-то сердито застрекотал над самым ухом. Мальчик вздрогнул и открыл глаза. Большая пушистая белка сидела на ветке возле самого его лица и отчаянно ругалась, возмущенная тем, что ночь кончилась, а он все еще здесь. Она еще вчера возмущалась. Но если бы не эта белка, он бы пропал. И сейчас — не разбуди она его, он бы вот-вот свалился!
Кто-то сердито застрекотал над самым его ухом. Мальчик вздрогнул и открыл глаза
Мальчик понял, что не сидит, а почти лежит на жестких пружинистых ветвях. Его руки разжались, и он не упал только потому, что, во-первых, привалился боком к сплетению тонких веток, а во-вторых, его держит хитон, на спине тоже плотно приставший к вязкой кедровой смоле.
На этом кедре он провел весь вчерашний день и всю ночь…
Астианакс бежал от своих преследователей долго, очень долго. Не хватало дыхания, стало больно в груди, но он бежал. Четверо разбойников гнались за ним по пятам, все время пытаясь окружить, но у них не получалось. В конце концов он понял, что вот-вот упадет… И бежать стало труднее: склон пошел вверх, начинались горы. Но тут на пути попался этот кедр — высокий, с мощной кроной. Лазать по деревьям Астианакс умел хорошо — Пандион научил его и этому. Мальчик стал быстро карабкаться наверх. Внизу ствол был слишком толстый — не обхватишь руками, но выручили лианы, оплетавшие кедр почти до середины. А дальше ствол стал тоньше, и вскоре начались ветки — тут уже царевичу было совсем не трудно лезть. Один из разбойников пополз за ним следом. Он лез ловко и чуть не догнал беглеца уже среди ветвей кроны, но Астианакс сверху вниз ударил кинжалом, попав прямо в оскаленное злобой лицо. Отчаянный крик, треск ветвей… Разбойник не долетел до земли, успел зацепиться за те же лианы и, изрыгая ругань, воя от боли, спустился к своим товарищам.
Больше никто из них не отважился лезть на вершину кедра. Астианакс устроился чуть не на самой макушке, где ветви были не слишком толстые — они могли просто не выдержать взрослых мужчин. Да и получить удар кинжалом никому не хотелось. Некоторое время они кричали ему, угрожали, требуя, чтобы он спустился, клялись, что ничего плохого не сделают, еще что-то обещали. Потом им надоело. Но уйти они не могли, у них был приказ во что бы то ни стало поймать его и привести Гелену, а Гелена они, как видно, очень боялись. Они остались ждать внизу, у корней кедра. Сперва сидели на земле и играли в кости, потом один из них пошел в лес и принес убитого фазана. Тогда разбойники разложили костер и снова стали кричать Астианаксу, чтобы он спускался.
— Есть ведь хочешь, а? — орали они. — Ведь хочешь же! Слезай! Не обидим, поделимся мясом. Нечего тебе бояться — Гелен женится на твоей мамочке, а ты будешь их сыночек.
— Мой отец великий Гектор, сын царя Трои! — крикнул мальчик. — И никакой Гелен не будет маминым мужем и моим отцом!
Он плюнул вниз, но ни в кого не попал. Они хохотали, уплетали жареного фазана, запивали водой из ручья и снова звали его спуститься.
Астианакс, в самом деле, страшно хотел есть. Он не позавтракал утром, поспешив к озеру, чтобы подслушать разговор Гелена и Паламеда, и теперь у него от голода стало тянуть в животе, а через некоторое время начала покруживаться голова. Если бы еще запах жареной птицы не доходил до кроны кедра… Пахло ужасно вкусно, и мальчику захотелось зажать себе нос, но он понимал, что это не поможет. Однако вскоре еще сильнее захотелось пить. Если бы пошел дождь! Прошлой ночью дождь был, совсем не сильный, но и такого хватило бы, чтобы промочить его хитон, а из промокшей ткани очень удобно высасывать воду — это тоже уроки Пандиона. Пандион! Астианакс никогда, никогда не простит себе его гибели… А, может, он жив? Как бы узнать? И где бы взять хоть глоточек воды? Небо чистое, как новенький холст…
Тогда и появилась белка. Она долго прыгала вокруг мальчика по ветвям, трещала, то садясь столбиком, прижав к белой грудке когтистые лапки, то становилась на все четыре, вздернув толстый задик, выгнув дугой свой замечательный хвост. Ей явно хотелось, чтобы мальчик оставил в покое ее кедр и куда-нибудь ушел. Но он не двинулся с места, лишь иногда поворачиваясь и меняя положение тела среди веток, чтобы руки, ноги и спина не слишком затекали. Белка поняла: от него не отделаться и занялась своим обычным делом — едой. Она отыскала большую шишку, отгрызла от ветки, взяла в лапки и принялась вылущивать крупные коричневые орешки, продолжая время от времени поглядывать в сторону Астианакса и гневно стрекотать.
Орехи! Как же он мог позабыть, что на кедрах растут замечательные шишки с орехами… Правда, в это время года зрелых шишек немного, но вот же белка нашла! Осмотрев ветви вокруг себя и немного ниже, он сразу нашел две подходящие шишки и быстро дополз до них. Шишки уже начали раскрываться, растопыривая толстые чешуйки. А меж этих чешуек оказалась вода! Вчерашней ночью дождь наполнил крошечные чашечки, а так как шатер ветвей укрывал шишки густой тенью, вода не успела испариться. Астианакс высосал обе шишки и, понадежней усевшись в развилке ветвей, принялся выковыривать и есть орешки. Они были очень вкусны — наполняли рот густым лесным ароматом. Если бы еще сидеть на ветках было поудобнее…
Посыпавшиеся вниз скорлупки обозлили карауливших мальчика разбойников. Они поняли, что тот нашел себе пищу.
— Ладно, без воды ты все равно недолго протянешь! — заорал один из них.
— А здесь и вода есть! — отозвался Астианакс. — В шишках вода есть! Вот! А вы, поганые жабы, дуйтесь от злости! Уроды, ворье, разбойничьи морды! Неоптолем вас на куски поразрубает!
Они разразились руганью.
— Подстрелить мальчишку, и все тут! — предложил один. — Не век же нам тут сидеть… Гелену скажем, что он сам свалился.
— А дырку от стрелы куда ты денешь? — возразил другой. — Да ладно, шишек сейчас немного, и воды в них могло набраться чуть-чуть. К вечеру он все равно слезет. Хоть и Гекторов щенок, но мал еще — долго не вытянет.
Они ошиблись. Шишек и в самом деле удалось найти всего шесть — сколько мальчик ни ползал по ветвям, больше готовых, созревших орехов не было. И что самое неприятное: вода оказалась только в двух шишках из шести — четыре висели на солнце и высохли. Можно было спуститься ниже и поискать шишки на нижних ярусах ветвей, но мальчик чувствовал, что руки и ноги у него устали, начали неметь, тело тяжелело, отказываясь служить. Он боялся потерять равновесие при спуске.
Вскоре его снова стали мучить голод и жажда, но слабость была так велика, что все ощущения притупились. Опустился вечер, за ним вскоре упала ночь. Мальчик знал, что нельзя спать, и не спал, сколько мог, а потом взошла луна, в ней появились эти синие горы, и он едва к ним не полетел. Но появилась белка и разбудила его. Молодец белка!
Сквозь лохматые ветви кедра лились солнечные лучи. Солнце было уже высоко, подбираясь к полудню.
— Сколько же я спал? — прошептал Астианакс и понял, что горло у него сухое-пресухое, а в висках будто стучат какие-то крохотные молоточки.
«Умираю я, что ли? — испуганно подумал мальчик. — Да нет же! Феникс говорил, что без воды человек может прожить три дня, а без еды вообще иногда очень долго… А сколько можно прожить без воды и без еды, сидя на дереве?»
Покрутив головой вправо-влево, заставив затекшую шею двигаться, он посмотрел вниз. Сквозь сплетения ветвей, далеко-далеко виднелась поросшая мхом земля, пятно костра. И… Больше ничего! Значит, разбойникам надоело его караулить, или они и в самом деле испугались гнева Неоптолема и решили уйти? Так или иначе, но их там больше нет. А значит… Значит можно спуститься и бежать во дворец! Уж туда-то он сумеет пройти незаметно…
За время сна, судя по всему, не такого краткого, раз успел наступить день, тело мальчика немного отдохнуло, и хотя ноги затекли от неудобного положения еще сильнее, двигаться стало легче. Он с трудом отодрал прилипший на спине хитон от шершавой коры, затем медленно и осторожно стал спускаться, перебираясь с ветки на ветку. Вот уже и нижняя развилка. Здесь надо прижаться к стволу и соскользнуть по нему до густого сплетения лиан. А там уже вообще просто.
Из кустов, окружавших залитую солнцем прогалину, с треском вылетела большая черная птица. Гаркнув испуганно и сердито, унеслась прочь. Что ее напугало? Пандион говорил: «Если птица вдруг вылетит из зарослей, приглядись к ним: звери ходят осторожно, они редко вспугивают птиц, десять против трех, что там человек». Мальчик всмотрелся в колеблемые слабым ветром ветви — вроде бы никого… Но вот там что-то хрустнуло, и что-то блеснуло, как искра на уже угасшем костре. Что это? Наконечник копья! В нем отразилось солнце… Тот, в чьих руках было копье, сделал неосторожный шаг вперед, и Астианакс увидел голое плечо и желтую полосу пеплоса. В желтом пеплосе был один из его преследователей. Никуда они не ушли! Просто, пока было темно, спрятались в кустах, надеясь, что он, не увидев их утром, слезет с дерева и попадет к ним в руки…
Астианакс заплакал. Слезы потекли по его щекам, закапали с подбородка, и он укусил себя за палец, чтобы не разреветься в голос. Снова карабкаться наверх было невыносимо трудно, он даже подумал, что уже не сможет это сделать, и только отчаянная злость помогла ему найти силы.
В кустах раздался вопль ярости, вырвавшийся разом у всех четверых. Послышались проклятия, и разбойники выскочили из засады. Громче всех вопил тот, чье лицо было наискось перевязано обрывком ткани.
— Скотина, ах ты, скотина хитрая! Паршивец! — ревел разбойник. — А ну слезай, или мы тебя придушим!
— Слезай! — орали и остальные.
— Хвост собачий вам в глотки! — ответил мальчик, припомнив слышанное от какого-то воина ругательство. — Живого вы меня не возьмете, поняли?
— С меня довольно! — крикнул раненый разбойник. — Этот паршивец и в самом деле нас тут уморит. Предлагаю подстрелить его. Ничего этот Гелен нам не сделает.
— А на что нам, в самом деле, Гелен? — отозвался другой. — Может, пока мы торчим тут и вчетвером караулим одного маленького ублюдка, уже вернулся Неоптолем и разобрался с этим Геленом. А может, Гелен его прикончил, выдумав какую-то очередную хитрость, и все уже само собою решилось. Может, Гелен сбежал. Да все может быть — мы тут сутки отдыхаем! На обед был фазан, на ужин — один кролик на всех, что нам — подыхать?! Вы как хотите, а я стреляю!