— Да-а? — не выдержав, пленник усмехнулся. — А я думал, ты считал себя правым. Разве ты не самый умный, не самый находчивый?
— Я виноват перед тобой, как и перед другими, в том, что придумал эту страшную клятву, — продолжал, не слушая его, Одиссей. — Виноват в том, что потом струсил, а сам перед собой оправдывался, тем, что у меня родился сын. Я виноват и в том, что девять лет мучился желанием тебе отомстить за твою выдумку с Телемаком, за мое разоблачение.
— И ты отомстил! — выдохнул Паламед, вновь едва удерживаясь, чтобы не вскочить и не кинуться на базилевса. — Что тебе еще нужно? Теперь я потерял последнее! Скорее всего, меня убьют. Гектор не простит мне помощи Гелену.
— Гектор? Гектор простил мне Троянского коня и падение Трои! Гектор вообще не такой, как мы. И ты спас его сына. Так что, думаю, никто тебе ничего не сделает, Паламед. А я заговорил с тобой потому, что думал — ты тоже изменился…
Голос Одиссея при этих словах показался пленнику таким странным, что он против воли посмотрел ему в лицо. И увидел в спокойных серых глазах искры слез. Это было так невероятно, что Паламед вновь привстал со своего места. На этот раз Тарк не дернулся и не зарычал.
— Изменился? В чем я должен был измениться, Одиссей?
— Я думал, ты тоже хотя бы немного научился прощать.
— А тебе что, нужно мое прощение?
— Да. И твое тоже. Впрочем, я о нем не прошу, — тут голос базилевса стал прежним, спокойным и чуть насмешливым. — Я в последнее время предпочитаю то, что дают добровольно.
— Одиссей! — послышался в это время голос Гектора. — Мы выступаем — терять времени больше нельзя, скоро вечер. Ты с нами?
— А зачем бы я приплыл сюда с Итаки? — воскликнул базилевс, быстро вскакивая на ноги. — Уж не ради беседы с моим давним врагом! Иду.
И он, как ни в чем не бывало, кивнул Паламеду.
— Мне пора. С твоим приятелем Геленом у меня не получится такой мирной беседы.
Итакиец отряхнул с подола мелкую гальку, на ходу надел шлем, который во все время разговора вертел в руках, и пошел к ожидавшим его троянцам.
— Стой! — неожиданно для себя крикнул ему Паламед.
Не останавливаясь, базилевс обернулся.
— Уже некогда, Паламед. Я все тебе сказал.
— Я не все сказал тебе! Послушай…
Пленник рванулся следом, но его тотчас остановил глухой рык гигантского пса.
— Одиссей, да постой ты! — закричал Паламед. — Постой, или этот зверь меня загрызет! Ты же этого не хочешь…
Базилевс сделал несколько шагов назад.
— Слушаю.
— Не думаю, чтобы мы могли простить друга друга, — выдохнул раненый. — Но раз уж так… Не мучай себя воспоминаниями о подложном письме, которое ты мне подбросил, и о том мешке золота… Я действительно был в сговоре с Приамом. Спроси Гектора, возможно, он знает это. Астианакс слышал, как я рассказывал об этом Гелену. Ну? Легче тебе стало?
— Не знаю… — в некотором смущении признался Одиссей. — Сам-то я от этого лучше не становлюсь — что сделал тогда, то и сделал. Но я благодарен тебе. Прощай!
Он быстро пошел к своему кораблю, чтобы надеть доспехи и взять оружие, пока воины-мирмидонцы строились, чтобы выступить в недолгий поход. Их было пятьдесят человек. Кроме них, с Ахиллом и Гектором отправились только Одиссей и Пентесилея. Троилу, рвавшемуся пойти вместе со старшими братьями, Гектор приказал остаться.
— Мы еще поговорим о твоем легкомыслии! — пригрозил он, когда юноша хотел с ним заспорить. — Ты не имел права вообще уезжать из Трои. Авлона могла взять кого-нибудь другого. А ты, как видно, позабыл, что двое из четверых сыновей Приама и так уже далеко от дома, и никак нельзя было оставлять там одного Деифоба. Тебе нужны подвиги, а Трое нужен преемственный царский род. Так что жди здесь, охраняй наследника и царицу, а мы уж как-нибудь справимся с парой сотен разбойников. Филипп! — это относилось уже к старшему кормчему. — Следи за берегом. Если вдруг на нем появимся не мы, а чужие воины, не ждать их приближения! Сталкивайте корабли в воду и отплывайте. Думаю, такого не случится, но осторожность не помешает.
— Хорошо, что ты вспомнил об осторожности, царь! — воскликнул кормчий. — И осторожность подсказывает мне, что отплывать в ближайшие часы от этого берега нельзя ни в коем случае. Это будет опаснее любой битвы.
Заметив недоумевающий взгляд Гектора, Филипп указал на темную линию горизонта.
— Видишь? Вот эти клубящиеся облака и впереди них будто перья? Ураган идет, царь, и я благодарю богов за то, что мы в этой узкой, защищенной со всех сторон бухте. Ветер со стороны берега тоже усиливается — если два эти шквала столкнутся, может быть что угодно, даже смерч! На твоем месте я бы сейчас в поход не отправлялся — вас может смести с берега в море.
— Только не пугай! — воскликнул Гектор, нахмурившись. — Я знаю, что ураган очень опасен, но задерживаться мы не можем. Позаботься о кораблях.
Еще пятнадцати мирмидонцам и двадцати гребцам с корабля Одиссея велено было остаться. Объяснив воинам цель похода, Гектор вновь подошел к Андромахе и спросил:
— Хочешь видеть Неоптолема?
— Да, — без раздумья ответила она.
— Ну, конечно! — он улыбнулся. — Иди, побудь с ним. Он сделал все, что смог, теперь мы должны сделать все, что сможем, чтобы ему было легче.
— Я тоже хочу к Неоптолему! — закричал Астианакс.
Гектор улыбнулся.
— Пойдем. Но если он уснул, лучше его не будить.
Неоптолем, однако, не спал. Андромаха и Астианакс нашли его на одном из кораблей, куда гребцы со всей осторожностью перенесли раненого царя. Здесь было прохладнее, и юношу устроили под навесом, сделанным из запасного паруса, на ложе, сооруженном из пустых мешков, овечьих шкур и еще нескольких кусков парусины. Ахилл напоил сына болеутоляющим питьем из египетской аптечки, и какое-то время молодой человек дремал, убаюканный шорохом волн и мерным поскрипыванием мачты. Но крики воинов, приветствовавших возвращение Ахилла с царицей и наследником, вывели его из дремоты.
— Как ты? — спросил Гектор, перепрыгивая через высокий борт и подходя к раненому.
— Лучше, — он попытался привстать, но ему удалось только приподнять голову. — Дядя, послушай… Мне нужно идти с вами. Жители Эпира должны увидеть царя, и тогда волнения успокоятся.
— И как ты пойдешь? — царь Трои развел руками. — Мы можем, конечно, тебя донести, но тебе это может дорого стоить, во-первых, а во-вторых, это не слишком величественное появление царя перед своим народом после года отсутствия. День-два, и ты оправишься, а тогда уже все станет на свои места. Ну, а пока жителям Эпира хватит появления твоего отца — его ведь многие помнят. Не беспокойся, Неоптолем. И… успокой лучше моего сына, своего друга. А то он рвется с нами в поход.
— Неоптолем, здравствуй! — мальчик кинулся к раненому и обнял его.
— Здравствуй, Неоптолем! — сказала Андромаха, тоже подходя к постели. — Вот ты и вернулся.
Она сумела не только не заплакать, но даже улыбнуться без напряжения, и он понял, какое мужество ей для этого понадобилось.
— Здравствуй, Андромаха! — царь собрал все силы и привстал на локте. — Я сдержал свое слово.
— Неоптолем! Я так ждал тебя! — воскликнул Астианакс. — Тебя ранили, да? Этот проклятый Гелен и его подлые слуги? Ну, отец с Ахиллом им теперь покажут! А знаешь, знаешь, я ведь проткнул Гелену руку кинжалом! Как следует проткнул! А куда ты ранен? Я тебе не делаю больно?
— Нет, царевич! — Неоптолем прижал к себе мальчика и тут же ласково отстранил, любуясь им. — Ого, как ты вырос!.. А ранили меня в ногу. То есть, это я сам себя ранил. Потом покажу. Не сейчас.
— Ну, мы отправляемся! — сказал Гектор, проведя рукой по волосам Андромахи и потрепав плечо сына. — Побудьте с Неоптолемом, хорошо?
И, перемахнув через борт, соскочил на берег.
Глава 11
Ураган, как и предсказывал опытный кормчий, налетел спустя два часа и застал воинов на подходе к городу. Сила ветра была действительно бешеная, поэтому Гектор приказал всем лечь на землю и переждать. Прикрываясь сверху щитами, мирмидонцы заметили, что ветер не имеет определенного направления: он несся вихрящимися кругами, и если вначале мощный шквал летел со стороны моря, то потом он как будто завертелся на месте, воя и свистя, а затем, развернувшись, помчался назад, увлекая с собой тучи вырванной с корнем травы, ветви кустов и деревьев и даже отдельные небольшие деревца.
— Это не так страшно, как смерч в египетской пустыне, но зрелище все равно жуткое! — крикнул Ахилл, приподнимая голову. — Нас он, пожалуй, не унесет, но кого помельче — легко… Впервые вижу, чтобы ветер в течение такого короткого времени мог сменить направление.
— Я о таком слышал, но вижу тоже впервые! — отозвался Гектор. — У дворца, в который мы идем, прочные стены?
— Не шути так, брат! Дворец-то выдержит… Только вот из-за этой бури мы тратим время.
Однако ураган бушевал недолго. Бешеный ветер сник и утих почти так же внезапно, как налетел. Поднявшись, воины уже почти бегом направились к городу. Несколько человек местных жителей, попавшихся им по дороге, поспешно сторонились, хотя привычное вооружение и доспехи мирмидонцев их не пугали — просто люди явно не желали вмешиваться в происходящее. Ахилл остановил пожилого виноградаря, тащившего охапку жердей, которыми собирался подпереть примятые ураганом лозы.
— Что слышно в городе, старик? — спросил молодой человек, сменив свое критское произношение на более жесткий местный выговор.
— Да ничего, — селянин смотрел на него с некоторым недоумением. — А что там может быть? Там дома каменные, их ветру не свалить… У меня вот хижина вся покосилась от этой бури!
— А кроме бури, ничего не происходило? Битвы не было?
— Не-е-ет… Слушай, базилевс, а отчего это ты так похож на нашего покойного царя?
Ахилл усмехнулся, но при этом его глаза так мрачно блеснули, что виноградарь попятился.
— Он не покойный, а совершенно живой и вскоре вернется. Так всем и передай. А похож не я на него, а он на меня.