Гектор покачал головой. Его лицо постепенно становилось все сумрачнее, словно он не мог решить, что делать дальше.
— Как бы там ни было, нас осталось меньше пятисот человек, — сказал он, наконец. — А в крепости тысяча с лишним ливийцев. Они не сражались, отдыхали и полны сил, а наши воины измотаны, многие ранены. Вопрос, можем ли мы взять крепость, я думаю, задавать смешно. Мы не можем ее взять!
— Но мы не можем и не взять ее! — голос Пентесилеи впервые слегка дрогнул. — Ты сам знаешь, что если мы вернемся, не захватив крепости, это будет означать наше поражение.
— Знаю. — Гектор усмехнулся. — В этом случае фараон не простит мне и гибели половины войска — получится, что я их погубил зря! И тот, кто подстроил нам эту ловушку, получит все преимущества.
— Я убью его! — воскликнула амазонка в ярости.
— Стоило бы это сделать, — прошептал Гектор. — Только он не так глуп и едва ли предоставит нам такую возможность. Словом, крепость надо взять, Пентесилея!
Последние несколько фраз они оба произнесли на критском наречии, и египтяне не поняли ни слова. Но Анхафф догадался.
— Вы ведь говорите о крепости? — спросил он командующего. — Вы обсуждаете, что нам делать дальше?
— Да, — ответил Гектор. — Именно это мы и обсуждаем.
Он вновь, уже в третий раз, обвел взглядом примыкающую к скалам сухую равнину. Большая часть воинов-египтян, кроме тех, кто охранял пленных, расселись в тени камней или колесниц и перевязывали свои раны. Те, кто не был ранен, чистили оружие, либо проверяли упряжь лошадей. Лица у них были усталые, но спокойные. Это были опытные бойцы, жестокий бой не сломил их и не ввел в уныние, как ни тяжелы были потери. Люди переговаривались между собою, некоторые отпускали шутки или обсуждали какие-то моменты битвы. И все это происходило рядом с разбросанными повсюду трупами, среди пятен уже впитавшейся в землю крови, под гортанные вопли хищных птиц, которые приступили к своему пиру, не страшась близости людей.
— Как нам похоронить мертвых? — спросил Гектор египтян. — У нас их предают огню, но у вас другие обычаи.
— Да, — кивнул Харемхеб. — Однако отвезти в Мемфис даже погибших бойцов колесничего отряда, а среди них есть люди знатные, мы не можем — их просто не довезти. И мумифицировать их здесь невозможно. Значит, придется зарыть или завалить тела камнями. Но не всех же мы сможем похоронить…
— Всех! — твердо возразил Гектор. — По крайней мере, своих. Пускай это сделают пленные под присмотром нашей стражи. Нам все равно придется отправить их в Мемфис как доказательство нашей доблести.
— И как хорошую боевую добычу! — добавил Анхафф. — Двести сильных рабов — славный подарок Великому Дому. Но что же мы будем делать дальше, великий?
Несколько мгновений Гектор молчал, раздумывая.
— Соберите всех, — сказал он наконец. — Я хочу, чтобы все меня слышали и все мне ответили…
Когда египтяне стянулись к колеснице военачальника, он оглядел их нестройную толпу и произнес, возвысив голос:
— Воины! Я благодарю вас! Вы совершили подвиг. Нам приготовили западню, из которой, казалось бы, невозможно было выйти, но нам это удалось. Слава вам!
Воины разом вскинули щиты и дробно застучали по ним мечами. Это было обычным ответом на приветствие военачальника, при этом все молчали, и глухой треск, наполнивший воздух, напоминал отдаленный рокот грома.
— Вы все уже знаете, что северная крепость захвачена врагом, — продолжал Гектор. — и что ливийцев там больше тысячи… Нас осталось менее пятисот, к тому же некоторые ранены, и кого-то нужно непременно отправить в Мемфис с пленными. Мы могли бы сейчас повести к крепости не более четырехсот человек, а это — почти верное самоубийство.
Ему ответило молчание. Все понимали, что он будет говорить дальше и ждали, не произнося ни слова. В душе Гектор был благодарен египтянам за их сдержанность. Ему становилось все труднее говорить и все труднее смотреть в их лица, изнуренные и потемневшие.
— Но мы разбили не единственный отряд мятежников, — вновь заговорил троянец. — Они не подняли бы восстание, не рассчитывая на большие силы и, как мы теперь понимаем, на помощь изменников в Египте. Если сейчас мы не возьмем северную крепость, главную твердыню Египта в ливийских землях, туда стянутся большие силы врагов, укрепятся в ней и вокруг нее, продвинутся дальше и эта область страны может быть потеряна надолго, если не навсегда!
— Проклятие богов на их душах!
— Чтоб их сожрали змеи!
— Пыль им в глотки!
Эта прозвучавшая с разных сторон брань прорвала молчание. Воины вознегодовали, их ряды пришли в движение.
Гектор поднял руку, и все замолчали.
— Это означает, что если мы не возьмем крепость, то наш поход, и все наши жертвы окажутся напрасны! Однако вести то, что осталось от нашего и без того небольшого войска туда, к крепости, и пытаться ее взять, было бы безумием. Вы это понимаете. Но у нас с Пентесилеей нет выбора.
Гектор перевел дыхание и вновь оглядел воинов.
— От того, победим мы в этом походе или проиграем его, зависит, возможно, жизнь моего брата и ее мужа. Во всяком случае, возможность его найти… Не только гнев фараона, который может нам не поверить, грозит нам, но и козни могущественного и очень опасного врага, имени которого я не назову, потому что не имею прямых доказательств его измены. Я и Пентесилея не можем вернуться в Мемфис, потерпев поражение.
Воины продолжали молчать, и Гектор понял, что они ожидали именно этих слов. Многие из них и так уже поняли, что происходит, поняли после гибели отряда шерданов, после того, как обнаружилась ловушка, устроенная Тефибом.
— Я не вправе приказывать вам идти за мной к северной крепости! — еще сильнее возвысив голос, воскликнул Гектор. — Вы и так сделали все, что могли. Если вы пойдете туда, то только добровольно, ради славы и памяти тех, кого мы оставляем здесь, и ради могущества и гордости Египта. Я — чужеземец, и вы вправе не верить мне.
— Не верить тебе после того, как ты спас нас всех! — воспользовавшись мгновением паузы, воскликнул Харемхеб. — Мы погибли бы все до единого, если бы не твой гений военачальника, не разоблачение изменника, не выдумка с камнями, не твое искусство и не твоя отвага и невиданная сила! Не верить тебе?! Что мы — цапли пустоголовые?
— Мы верим тебе, великий Гектор! — подхватил Анхафф. — Ты подтвердил свою славу.
— Я спрашиваю всех! — от волнения троянец говорил уже во всю силу своего мощного голоса. — Мы, я и Пентесилея, пойдем туда даже вдвоем, хотя это — верная гибель. Попробуем что-то придумать… Вас всех я отпущу, если вы захотите уйти, и никто вас не осудит.
— У нас есть дети, великий! — воскликнул какой-то воин из отряда колесничих бойцов. — Лучше лишить их возможности хранить наши мумии[33], чем заставить их стыдиться покрывшего нас позора. Ты хочешь, чтобы мы предали тебя после того, как ты нас всех спас? Нет уж! Мы пойдем с тобой.
— Мы пойдем с тобой, — твердо сказал Анхафф.
— Да это и обсуждать нечего! — пожал плечами Харемхеб. — Не хватало только, чтобы сыны Египта отступили, когда за их славу идут сражаться чужеземцы!
— Мы идем к крепости! Мы верим тебе!
Волна криков прокатилась по толпе, и Гектор понял, что услышал общий ответ. Никто из этих людей не захочет стать предателем в глазах остальных.
— Благодарю вас! — он перевел дыхание. — Если так, слушайте меня. Мы отдохнем здесь до утра. Это нужно и для того, чтобы сбить врагов с толку — нас ведь ждут в крепости, думая, что мы придем туда, как в ловушку, поверив обману Тефиба. Пусть поймут, что мы не придем. А мы пока что снимем доспехи с убитых ливийцев, благо они закрывают не только тело, но и почти все лицо так, что не узнать, кто под ними. Единственная возможность для нас — самим обмануть ливийцев в крепости. Только надо придумать, как отличать своих воинов от вражеских, чтобы не перебить друг друга.
— Очень просто, — предложил Харемхеб. — У нас у всех есть платки. Сейчас они у каждого на шее. Можно их скрутить в жгуты и держать в руке. Когда войдем в ворота крепости, понадобится мгновение чтобы надеть их через голову на шею.
— Отлично! — проговорил Гектор. — Платки видны сразу. А ну-ка, давайте мне сюда Тефиба!
Когда предателя подвели к нему, Гектор проговорил уже не так громко, но так, чтобы слышал не только Тефиб, но и большинство египтян.
— Я не могу обещать, что подарю тебе жизнь, потому что это не в моей власти. Но если ты сделаешь то, что я тебе прикажу, и поможешь нам неузнанными проникнуть в крепость, то вот мое слово: я дам тебе уйти в пустыню, и уже от тебя будет зависеть, выживешь ли ты, сумеешь ли дойти до своих приятелей-ливийцев либо скрыться в ближайшем оазисе, или тебя сожрут шакалы. Это — единственная твоя возможность выжить.
— Но тогда Мерикара заберет в рабство моих сыновей! — чуть слышно проговорил изменник, не поднимая глаз на командующего.
— Если мы победим и я получу право о чем-то просить Великого Дома, я выкуплю их, потому что они не виноваты ни в твоем предательстве, ни в предательстве Мерикары, — твердо сказал Гектор. — В этом я тоже даю тебе слово, и я о нем не забуду. Ливийцы в крепости знают тебя в лицо, и только ты можешь уверить их, что идешь с отрядом их соплеменников, уцелевших в битве с нами. Решай, или умрешь немедленно. Я жду.
Тефиб поднял голову. По его грязному лицу текли слезы.
— Я сделаю то, что ты прикажешь, великий! — прошептал он.
— Если так, то завтра мы выступаем! — произнес Гектор уже спокойно и вновь взглянул на своих воинов: — Те, кто в силах, будут хоронить убитых. Я помогу вам. Начальникам сотен — назначить дежурных на ночь и выставить охрану.
Глава 11
Перед рассветом шакалы, всю ночь оглашавшие равнину воем и лаем, вдруг умолкли. Лишь некоторые порою подавали голос, будто торопили людей, своим присутствием мешавших им приступить к невиданному пиру: непогребенные тела ливийцев оставались в их власти, ибо египтянам едва удалось вырыть ямы и засыпать песком и камнями своих убитых, для погребения врагов уже не оставалось ни сил, ни времени.