Последняя стража встала при появлении утренней звезды, и караульные подкинули в костры побольше веток, чтобы изжарить для воинов по куску вяленого мяса. Его запасы подходили к концу, но Гектор приказал перед трудным походом накормить людей посытнее — им предстояло без передышки идти до полудня, чтобы затем, сделав короткий привал, еще за два-три часа достичь крепости.
Среди пеших воинов нашлись трое, которые хорошо и правильно говорили на ливийском языке: у двоих матери были ливийки, третьему пришлось долгое время служить в той самой северной крепости и много общаться с ливийцами. Этим троим предстояло вслед за Тефибом окликнуть крепостную стражу и переговариваться с нею, пока будут открывать ворота.
— Но их наверняка насторожит, что с ними не говорит предводитель отряда, и что его вообще не видно, — заметила Пентесилея. — Придется сказать, что он убит, а это вызовет лишнюю заминку.
— Им скажут, что он не убит, а ранен, и ему нужно быстрее оказать помощь, — Гектор вертел в руках кожаный доспех с колючими медными шишками, снятый с убитого вожака. — Этот громила был почти с меня ростом, и его наряд мне подойдет. Двое воинов будут меня с двух сторон поддерживать, а я стану идти, шатаясь, точно из последних сил. Шлем бы надевать не надо, но лицом я ничуть не похож на этого варвара. Пускай думают, что мне уже и не до шлема…
— Но у него борода! — усмехнулась Пентесилея. — Где ты возьмешь бороду?
— Обмотаю шею и всю нижнюю часть лица тряпкой. Только ее нужно измазать кровью. Главное, чтобы они открыли ворота, а уж там… Фу, как воняют их доспехи! Как бы мне в них и на самом деле не потерять сознания… Что же, ливийцы никогда не моются?
— Они живут в пустыне, где очень мало воды, — заметила амазонка, тоже сморщившись, когда Гектор поднял кожаный панцирь к ее лицу. — Впрочем, вряд ли грязь у них считается чем-то дурным…
Подошел Харемхеб и доложил, что вскоре собирается поднимать воинов.
— Подожди, пока появится заря, — сказал Гектор. — Двинемся в путь с первыми лучами солнца. А как ты думаешь, сколько человек нам придется отправить с пленными?
— Двадцати хватит, — ответил молодой военачальник.
— На двести человек пленников? Это не опасно? — усомнилась Пентесилея.
Харемхеб рассмеялся.
— Я ведь вчера говорил, и ты слышала это, что связывать рабов и пленных мы умеем не хуже, чем драться в бою. Никто из них не сумеет освободиться.
— Но до Мемфиса, по меньшей мере, десять дней пути, — воскликнул Гектор. — Что же, их за все это время ни разу не развяжут?
Египтянин пожал плечами.
— А зачем? Мы вяжем так, что путы достаточно прочны, но при этом кровь не застаивается и руки не отмирают. Есть много различных способов. Кормить и поить их воины станут, тоже не развязывая. Конечно, пленным будет несладко, но никто не звал их на нас нападать!
— Н-да! — проговорил Гектор, тут же вспомнив каменную темницу под храмом Птаха и рассказ Пентесилеи о том, как египтяне обошлись с его братом.
— Постарайтесь все же, чтобы все дошли живыми, — сухо сказал троянец.
— О, об этом не тревожься, великий! — египтянин улыбнулся. — За потерю рабов воинам не поздоровится, а потому они постараются довести всех. Разве что кто-то умрет от ран.
Войско выступило на восходе солнца и двинулось самым скорым шагом, чтобы до наступления сильной жары пройти большую часть пути. Гектор приказал взять раненых в колесницы, чтобы они не тратили сил на ходьбу. С пленными ливийцами и охраной решили вернуться в Мемфис только пятеро воинов, получивших достаточно серьезные раны, остальные были уверены, что смогут сражаться.
К полудню, когда сухая, поросшая низкими кустами и изрезанная узкими оврагами равнина сменилась ровной песчаной пустыней, вдали, на северо-западе, прорисовалась темная гряда невысоких гор.
Гектор взглянул на карту.
— Вот они, — произнес троянец, вглядываясь в дрожащие от зноя очертания хребта. — Их называют Та-Нутар, да, Анхафф?
— Ливийцы дали им такое название, — ответил военачальник, тоже привставая на своей колеснице и заслоняя глаза рукой от солнца. — На наших картах, как видишь, это просто горы Та. А в народе их зовут Ожерельем Ливийской пустыни. Они совсем невысокие, но та сторона хребта, что примыкает к северной крепости, отвесна и совершенно неприступна. Между нею и западной стеной крепости пролегает глубочайшая расщелина, настоящая пропасть, и на нее выходят вторые, западные ворота крепости. Лишь узкая тропа ведет вдоль крепостной стены к каменной осыпи — переходу, который дает возможность добраться до горного отрога и по козьим тропам подняться на него.
Гектор приказал своему вознице остановиться и, обернувшись, скомандовал:
— Войско, стой!
— Отдыхаем час, — сказал он Анхаффу, — затем переодеваемся в ливийские доспехи и идем туда. Колесниц возьмем не более двадцати, как будто мы, то есть ливийцы, захватили их у египтян.
— Если бы они нас разбили, то могли захватить и все, — заметил Анхафф. — Но ты прав, великий, они не мастера управлять повозками.
Гектор соскочил с колесницы и подошел к Пентесилее, которая, сойдя с седла, аккуратно раскладывала на песке ливийское снаряжение — доспехи, меч, дротики, шлем.
— Как твои раны? — спросил троянец.
— Драться не помешают. Но болят, конечно.
Сказав это, она подняла голову и, выпрямившись, посмотрела ему в лицо.
— Ты весь в напряжении. Думаешь, мы можем проиграть?
— И ты думаешь о том же, сестра, — спокойно сказал Гектор. — Если мы сумеем туда войти, обманув ливийцев, это уже чудо. А как будет дальше? Ты же не менее опытный воин, чем я, и понимаешь, что нас слишком мало, и силы слишком неравны.
— Год назад мы вышли против четырехсот шестидесяти разбойников Пейритоя, когда нас было одиннадцать! — голос амазонки дрогнул, выдавая такое же напряжение и сомнение. — Нас было почти в сорок раз меньше, чем наших врагов, и мы тоже были измотаны и изранены. А сейчас нас меньше только в два с половиной раза…
— Да! — воскликнул Гектор. — Да, но тогда с нами был Ахилл! И ты и я — великие воины, Пентесилея, но мы не можем больше, чем могут люди.
Амазонка кивнула.
— Ты прав. Но мы идем на это именно ради него. Или наша любовь к нему не сделает нас сильнее и тверже? Или ты не его брат, а я не его жена?
Гектор тряхнул головой, почувствовав, что на лице выступает краска.
— Ну ладно, нечего стыдить меня! — произнес он почти резко. — Или не я отдал приказ идти к крепости? Или первого сражения я не выиграл? Я знаю, что нам придется победить, но мы сможем это сделать, только проникнув в крепость. А там уж постараемся драться как следует.
Последний переход занял два часа. Через час они увидели на фоне темной гряды гор чуть более светлые очертания мощных стен, с выступающими над ними зубцами. По бокам стены громоздились две прямоугольные сторожевые башни.
— Ворота у них мощные, судя по их контурам, — вглядываясь издали, проговорил Харемхеб. — Согласно плану, в крепости две стены и двое ворот. Створки тех и других окованы медью.
— Надо сделать так, чтобы нам их открыли… — Гектор поправил на шее окровавленную повязку, от которой ему было нестерпимо жарко. — Ну, выводите вперед Тефиба и наших воинов, что говорят по-ливийски. Тефиба подведите ко мне. Сейчас мы еще достаточно далеко, и со стен нас едва ли могут видеть.
Предателю развязали руки и подтолкнули к главнокомандующему. — Я не стану повторять моих обещаний, — сказал троянец негромко. — Думаю, ты их и так помнишь. Теперь все зависит от тебя. Мы должны войти туда, ты понял? И знай: если побежишь, стрела Пентесилеи догонит тебя через десять шагов. Ну, все — надеваем шлемы, и вперед!
Он оперся о плечи Харемхеба и еще одного воина и пошел дальше, пошатываясь, будто ему было трудно идти. Египтяне смешали строй и двигались толпой, как будто это шло не войско, а и вправду банда разбойников, которым крепко попало в недавней схватке.
Однако чем ближе они подходили к северной крепости, тем более странным казался им ее вид. Над зубчатыми стенами не было видно ни одной человеческой фигуры, ни одного копья, вообще никакого движения. А ведь охрана должна была нести дежурство на стенах и на башнях!
— Что бы это означало? — прошептал Гектор, напряженно всматриваясь. Там как будто никого нет!
— Ну, не совсем никого! — ответил Харемхеб, продолжая делать вид, что с усилием поддерживает раненого. — Вон, смотри, над стенами вьются птицы.
— И много! — подхватила идущая рядом Пентесилея. — Это грифы, я отсюда различаю их белесые шеи.
Понимая, что никто не смотрит на них со стороны крепости, Гектор выпрямился и, не в силах подавить возбуждения, вскочил на колесницу и глянул из-под руки на темный прямоугольник крепостных ворот. И ахнул:
— Гермес — покровитель обманщиков[34]! Да что же это?! Ворота открыты! Они открыты настежь!
— Может это — ловушка? — произнес с сомнением Анхафф. — Может, они ищут нас?
— Если только они посходили с ума!
Гектор толкнул возницу и махнул рукой войску:
— Слушать команду! Построение в три цепи. Колесницы вперед. За мной!
До распахнутых в немом молчании ворот северной крепости оставалось около четырехсот локтей. Колесницы неслись, как ураган, пешие воины, все больше отставая, бежали следом. Пыль встала стеной, накрывая их и ослепляя.
— Щиты над головой! Копья к бою! — командовал Гектор, уже различая сквозь желтые клубы пыли темную кладку мощной стены, уже видя пустой провал ворот.
И тут Пентесилея, сумевшая бегом догнать колесницу, закричала:
— Смотрите, смотрите! Ворота не раскрыты… Они же… Они…
Но Гектор, в это время поравнявшийся с высоким проемом ворот, уже и сам увидел то, что заставило его крикнуть вознице: «Стой!» и взмахом руки задержать бешеную атаку войска. Распахнута настежь была лишь одна из створок крепостных ворот — вторая просто валялась на земле.
— Вот это да! — проговорил запыхавшийся Харемхеб, подбегая и в изумлении замирая на месте. — Створка сорвана с обеих петель, и засов оторван, точно на эти ворота скала рухнула. И вон, смотрите, доски посередине прогнуты и поломаны, будто их чем-то протаранили…