ятель, не тарахти так, я дальше уже вообще ничего не понимаю. Как тебя зовут, а?
С этими словами, жестом прервав красноречие негра, молодой человек поочередно указал на себя, брата и жену, называя их имена, и вопросительно посмотрел на спасенного. Тот вновь заулыбался и охотно ткнул себе кулаком в грудь:
— Муабба!
Представившись, негр снова указал поочередно на обоих убитых слонов и стал что-то говорить, показывая в ту сторону, где, по его словам, жили его соплеменники.
— Он спрашивает, съедим ли мы обе туши, или его родне можно что-то взять для себя, — сказал Ахилл, с трудом подавляя смех. — Как, брат, сегодня твой аппетит? Останется что-нибудь от двух туш после нашего обеда?
В ответ Гектор и Пентесилея расхохотались, даже не пытаясь сдержаться. В конце-концов негру объяснили, что кроме двух хоботов, они себе ничего не возьмут, и он в восторге запрыгал на месте, вопя не хуже настоящей обезьяны. Потом вновь что-то спросил.
— Он спрашивает, где найти нас, чтобы отблагодарить. — Ахилл нахмурился. — Нет уж, этого им знать вовсе не нужно.
— По-моему, он миролюбив, — заметила Пентесилея. — Его движения и взгляд не выдают никаких тайных умыслов. Однако мы не знаем, что у него за родня, и чего им захочется… Найти нас они, само собою, сумеют, если мы им и не скажем, где наша стоянка — они тут все хорошие следопыты. Но в любом случае, пускай знают, что мы их к себе не зовем…
— Мы сами к вам придем, — сказал Ахилл Муаббе и, не зная, как сказать «завтра», указал на солнце, затем на противоположную сторону небосвода.
Муабба закивал, продолжая улыбаться, потом приложил обе руки к груди и попятился. Через несколько мгновений он исчез за зеленой завесой.
— Они без труда нас найдут, даже если они и не такие уж прекрасные следопыты, — заметил Гектор. — Наша стоянка в пяти стадиях отсюда, а дым от костра отлично виден даже на том краю саванны. Тем более, думаю еще до заката они всем племенем явятся разделывать и уносить слоновье мясо. Но прятаться от них глупо.
— Мы с Авлоной услышим, если они вздумают подойти вплотную, — сказала амазонка. — Авлона различает даже движение змеи в траве, не то что самые неслышные шаги. Но, поверьте мне — в этом случае опасности нет!
— Я тоже так думаю, — проговорил царь Трои задумчиво и затем вдруг засмеялся:
— Представляешь, Пентесилея: я метнул «пелионский ясень»! С сорока шагов. И он воткнулся в старого слона на четверть своей длины!
— Почти на треть! — возразил Ахилл. — Я видел: бросок был великолепный, брат! А ты уверял, помнится, что тебе его и на двадцать шагов не бросить…
— Думаю, даже и на десять. Это я с перепугу… А вернее потому, что помолился об этом… о твоей силе, Ахилл, хотя бы на пару мгновений!
Глава 3
Вскоре все трое вышли на прогалину среди редко растущих деревьев и невысокого, покрытого розовыми цветами кустарника. Здесь блестело на солнце небольшое озерцо. В него не впадали ни река, ни ручей, однако оно, видимо, подпитывалось подземным источником, потому что и сейчас, в пору, когда дождей не было уже много дней, не пересыхало, и вода в нем оставалась свежей.
Маленький переносной шатер, сшитый из шкур антилопы, прятался среди кустов. Свободно в нем могли разместиться только двое, но больше места и не требовалось — путники обычно дежурили ночами по двое — так было безопаснее.
Приближаясь, они услыхали детский смех, шлепанье босых ножек и, выйдя из зарослей, увидели, что Авлона бегает вокруг озерца, на всякий случай не выпуская из рук дротика, а за нею, визжа и смеясь, гоняется маленький Патрокл.
Авлоне шел тринадцатый год. За эти два года она сильно выросла, хотя не обещала стать очень рослой — в ней сохранилась вся ее легкость и кажущаяся хрупкость. Девочка стала еще легче и одновременно еще стремительнее в движениях. Сейчас на ней была только ее кожаная набедренная повязка да широкий египетский платок, накинутый на плечи и завязанный узлом на груди. На шее блестела нитка стеклянных бус — подарок Яхмеса. Волосы она распустила, и бронзовые кудри змеились по спине до пояса.
Патрокл в свои без малого два с половиной года был необычайно крупным мальчиком — если бы не младенческие пропорции тела, он выглядел бы на все пять. Он был светло-смуглый, как и его отец, черноволосый и крупно кудрявый, как все Приамиды. Глаза — карие с золотыми искрами, тоже как у Ахилла, но в них никогда не появлялось того задумчиво-печального выражения, которое было присуще его отцу еще в детстве. Это был очень веселый мальчик, полный радости и озорства, что никого не удивляло — как ни тяжелы были условия их похода, как ни необычна из-за этого жизнь малыша, он рос среди любви, и эта любовь освещала всю его жизнь.
Обычно мальчик носил короткую белую тунику, которую мать сшила ему из тонкого, но плотного холста, чтобы защитить от безумного здешнего солнца, однако сейчас он бегал голышом, и Пентесилею это не беспокоило — кожа мальчика, хотя и нежная, как у всех малышей, была уже хорошо закалена, и час-другой, проведенный в прозрачной полутени легких ивовых ветвей и на освещенном солнцем берегу озерца, в которое он то и дело окунался, не могли ему повредить.
Как и его родители, Патрокл научился плавать едва ли не раньше, чем ходить: в скальной пещере, спрятанной за древней гробницей, где троянцы укрывались от лазутчиков Панехси, было озеро с прохладной, но очень чистой и мягкой водой, и Ахилл быстро приучил к нему малыша. Правда, потом почти пожалел об этом — за время их путешествия Патрокл то и дело пытался влезть без спросу то в реку, то в ручей, не желая уразуметь, что там могут быть крокодилы… В озерце, возле которого они на сей раз устроили стоянку, страшных водяных тварей уж точно не было, и мальчику разрешили купаться — само собою, только под присмотром взрослых.
— Папа! Я лыбу помал! — завопил Патрокл, увидав показавшегося из зарослей Ахилла, и помчался ему навстречу, что-то зажимая в кулачке.
— Покажи! — Ахилл нагнулся, и розовая ладошка раскрылась, как цветок, перед его лицом.
На ней, действительно, оказалась крохотная рыбка, голубоватая, с красными плавниками. Она чуть шевелила хвостиком, судорожно дергая жабрами.
— Замечательная рыбина! Но мы с Гектором принесли сегодня много другой дичи. Так что, может, отпустим ее? Вдруг через пару дней нам не повезет на охоте, вот тогда ты эту рыбу снова поймаешь. Она как раз подрасти успеет. Верно?
— Вено!
Малыш улыбнулся и ловко, по-взрослому размахнувшись, запустил рыбешку в воду. Сзади к нему подбежала Авлона, подхватила подмышки, закружила. Но при этом она серьезно, с тревогой смотрела на взрослых. Когда подошла Пентесилея, девочка решилась спросить:
— Что там случилось? Что был за рев, что за крики? Я слушала землю, и мне показалось, что там носится стадо слонов.
— Их там было два, — ответила Пентесилея. — Вон, Гектор принес их хоботы. Но один слон ростом с гору. Давай придумывать, что делать со слонятиной — жарить на палочках, или испечь в золе? Я никогда слонов не готовила.
Пока амазонки занимались стряпней, а маленький Патрокл играл возле них, сооружая шалашик из щепок, мужчины искупались в озере и затем растянулись в тени на полосатой шкуре зебры.
— Прости, брат, — проговорил Ахилл, небрежным движением руки отгоняя мушек, крутившихся над его лицом. — Я даже не сказал тебе «спасибо» за то, что ты снова меня спас!
— Это как «снова»? — не понял Гектор. — Даже если допустить, что ты бы не справился с тем слоном, то все равно, это в первый раз. До сих пор именно ты несколько раз спасал меня.
— У тебя плохая память! — усмехнулся Ахилл. — В самый первый раз ты спас меня, когда тебе было пять лет, а мне — три месяца. Забыл?
— Помню. Но ты тогда не утонул просто чудом, так что спасение относительное…
Гектор, повернувшись на бок, ловким движением поймал и раздавил слепня, который упрямо вился над плечом его брата.
— Вот. Если уж так считать, то сейчас я тебя в третий раз спас!
— Ну да. И убил второе чудовище подряд — сперва слона, потом эту муху… А что до спасения чудом, то знаешь, Гектор, я все меньше и меньше верю в такие чудеса. Мне кажется, это Он, Бог, которому мы с тобой молимся, все это решает и определяет. Он не отнимает у нас нашей воли, но когда мы оказываемся в безвыходном положении, проявляет свою волю. Если, конечно, хочет нас спасти.
— А разве проявления его воли не есть чудеса? — воскликнул Гектор. — Разве это не самое чудесное, что вообще бывает, братец?
— Да… Да, наверное. Эй, брат, по тебе ползет такое же чудовище, и сейчас оно тебя цапнет… Бей скорее — мне не дотянуться!
В это время тишину нарушил пронзительный визг и детский смех. Маленький Патрокл, подкравшись сзади к Авлоне, занятой возней с очагом, вскочил на нее верхом и вылил ей на голову воду из глиняной чашки. Девочка взвизгнула, но только для того, чтобы доставить озорнику удовольствие: она отлично слышала, как он подкрадывался. Однако она была амазонка и оставить нападение безнаказанным тоже не могла, а потому, быстро заведя руки за спину, поймала круглые мягкие пятки малыша и защекотала их. Патрокл завизжал еще громче девочки и кубарем скатился на землю.
— Ага! — закричала Авлона.
Вскочив с колен, она пустилась во весь дух вдоль берега.
Мальчик тоже вскочил и под звонкий смех матери, с удовольствием наблюдавшей за их возней, ринулся в погоню.
— Не поймаешь, не поймаешь! — кричала Авлона, хлопая в ладоши.
— Помаю!
— Догони! Ну! Догони!
Гектор привстал на локте и некоторое время следил за игрой детей. Впрочем, он смотрел только на стремительно бегущую Авлону. Ее бронзовые волосы, развеваясь, сверкали на солнце, загорелая кожа блестела, влажная от пота, глаза-изумруды, когда она оборачивалась, дразнили и смеялись.
Молодой царь опустил голову. Ахилл, искоса за ним наблюдавший, тихо спросил:
— Опять, да? Опять вспоминаешь?
— Да. Видишь, тебе уже и говорить не надо. Ты читаешь мои мысли, как я твои, — Гектор говорил, не поднимая глаз, стыдясь затаившихся в них слез. — Я ведь не говорил тебе о том, что чувствую, когда… когда смотрю на эту девочку. Она вырастает и становится все больше похожа на свою сестру! Вот точно так же когда-то Андромаха убегала от меня по берегу пруда, и дразнила, и кричала мне: «Догони! Догони!» Так же развевались ее волосы. Ей было шестнадцать. Авлоне сейчас тринадцатый год, но она взрослеет быстрее — слишком много испытаний… Знаешь, Ахилл, я привык терпеть эту боль, но иногда это слишком!