— Невероятно! — так же тихо отозвался его брат, в свою очередь склоняясь над останками зверя. — Как это кто-то умудрился снять с нее шкуру, оставив внутри кости?!
Ахилл усмехнулся, но голос его, когда он заговорил, выдал внутреннюю дрожь:
— Чтобы снять шкуру, ее распарывают на брюхе. А здесь, смотри-ка: ни надреза, ничего…. Вот в боку обломок моей стрелы. И вот какая-то странная рана на горле: будто вонзили что-то совершенно круглое. И при этом остались шкура и кости, а плоть будто вытекла. Люди такого сделать не могли!
— Ты думаешь, здесь и вправду обитают демоны? — спросил Гектор.
— Думаю, надо отсюда уходить! Демоны это или какая-то иная мерзость, но только находиться здесь слишком опасно. А там, возле пещеры — наши близкие: мои жена и сын, сестра твоей жены… И мы не знаем, не случится ли что-то с ними, пока мы здесь. Нам надо вернуться, Гектор!
— Вероятно, ты прав, — нахмурившись, ответил старший брат. — Хотя еще никогда меня так не разбирало любопытство. Сознайся, что и тебе хотелось бы узнать тайну этой шкуры!
— Сознаюсь. Но как мы это узнаем? Полезем дальше в пещеру?
В это время братья, взглянув друг на друга, разом подняли головы. Их факелы были опущены, и оба вдруг заметили, что тьма каменного коридора, ведущего туда, где гулко шумела вода, как будто неплотная. Там, куда никак не мог достать свет факелов, ясно ощущался какой-то другой свет. Серый и мутный, он шел из-за каменного выступа.
Гектор и Ахилл вновь переглянулись.
— Ну что? — спросил молодой царь. — Только посмотрим, что там такое светится и, если снова наткнемся на что-то непонятное, повернем назад.
— Ладно, — согласился Ахилл.
— Впрочем, постой! — Гектор крепче сжал дротик, перед тем проверив, легко ли выходит из ножен меч. — Я пойду первым. Держись шагах в тридцати. Это на всякий случай. Я только взгляну…
Он выпрямился, сделал несколько шагов по коридору, свернул за выступ, из-за которого шел непонятный свет. Едва потеряв его из виду, Ахилл вдруг понял, что сейчас произойдет что-то действительно страшное. Он рванулся следом за братом как раз в тот миг, когда внезапно раздался короткий крик, негромкий, полупридушенный, полный того же непередаваемого ужаса, что и ночной рев пантеры…
Каменный проход выходил в широкий зал обширной пещеры. Она была освещена, вернее полуосвещена тусклым зеленоватым мерцанием. То, от чего это мерцание исходило, занимало центральную часть пещеры. Посреди громадной, раскинутой через весь зал сети, ажурно сплетенной из тонких, серебристо-белых веревок, висело, вернее, восседало в воздухе самое кошмарное создание, которое герой когда-либо видел. Размером с крупного буйвола, по виду оно более всего напоминало паука — у него было восемь длинных суставчатых ног, покрытых шерстью. Однако тело было не круглое, как у обычных пауков, а вытянутое и членистое, состоявшее из толстого туловища, которое, сужаясь, переходило как бы в хвост, тройной, немного изогнутый кверху, как у скорпиона. И вся эта тварь светилась, испуская тот самый зеленоватый призрачный свет, который мутным маревом заполнял пещеру. Блики этого света играли в струях небольшого водопада, рушившегося в глубине из невидимого отверстия и образовавшего небольшое озерцо посреди пещеры. Из него и вытекал ручей, вдоль которого братья шли по подземному переходу.
«Паук-сколопендра! Чудовище, которое живет в горе, и которому молятся демоны!»
Эта мысль лишь на долю мгновения явилась в сознании Ахилла. Он уже не смотрел на чудовище. Он видел лишь своего брата, сплошь опутанного серебристой сетью, бессильно повисшего в ее петлях. Работая двумя передними ногами, паук постепенно подтягивал его все ближе и ближе к своей небольшой, как бы сплющенной голове.
Ахилл вырвал меч из ножен и одним ударом разрубил шесть или семь боковых веревок чудовищной паутины, при этом ощутив их прочность. Сеть дрогнула, качнулась. Но в то же время герой, сделав неосторожный шаг, попал ногой в одну из нижних растяжек сети. Веревки плотно пристали к телу, и, когда Приамид попытался их оторвать, в серебристых петлях паутины оказалась вторая его нога. Рывок, и он, потеряв равновесие, упал, взмахнул мечом, но его руку, а затем и все тело также опутали тонкие, крепкие веревки. Задние ноги паука усиленно работали, он стягивал петли, одновременно рывками поднимая новую добычу и все больше приближая ее к себе.
Паук все ближе и ближе подтягивал к себе жертву
Герой рванулся, отчаянно силясь разорвать сеть, дергаясь в разные стороны. Однако удавки сжимались все плотнее и плотнее, лишая дыхания, парализуя. Липкие узлы намертво приставали к коже. В ушах зазвенело, тьма стала заволакивать глаза, но он видел, как надвигается на него безобразное тело, как раскрывается внизу плоской головы полукруглый рот, выпуская длинный отросток, похожий на жало осы.
И вдруг сознание прояснилось. В ушах ясно, словно наяву, прозвучал спокойный голос старого Хирона, и Ахилл увидел себя вновь восьмилетним мальчиком, которого старый мудрец однажды подвел к большой паутине, что сплел паук в одном из уголков их жилища. Хирон говорил:
«Пауки — ловкие и коварные охотники. Видишь, как сумел он поймать муху в липкие нити своей сети! И чем больше и сильнее она бьется, тем крепче паук стягивает петли. Однако стоит мухе перестать биться, как он ослабит сеть. Ему не нужно убивать жертву прежде времени — он любит пить сок из живой плоти. Будь муха похитрее, она, быть может, могла бы вырваться из паутины, сразу же перестав трепыхаться, но ей ведь этого не понять! Запомни — чтобы победить паука, надо быть хитрее и хладнокровнее него!»
Усилием воли герой заставил себя прекратить сопротивление. Затем он расслабил все мышцы, выдохнул воздух из груди и повис в паутинных петлях, не шевелясь.
Удавки тотчас ослабли. Паук-сколопендра, уже не спеша, ритмичными движениями поднимал добычу все ближе к себе. Краем глаза Ахилл видел опутанное паутиной тело своего брата. Тот, вероятно, был без сознания — одна из петель захлестнула ему горло. Про себя Ахилл молил Единственного Бога, чтобы чудовище первым приблизило к себе его, а не Гектора. Правая рука героя была по-прежнему плотно стянута петлями, и пара липких узлов пристали к ней намертво, так что нечего было и думать пустить в ход меч, который он все так же крепко сжимал, однако левая рука висела свободно.
— Насекомые — загадочные твари, — вновь услышал Ахилл голос своего старого учителя. — Они очень отличаются от всех прочих тварей, в них есть что-то демоническое, потустороннее, быть может, поэтому люди их боятся, хотя они очень малы. Иногда очень трудно убить насекомое — они живучи. У большинства из них — твердый панцирь, который и для человека порою довольно крепок. Но место соединения головы с туловищем у них всегда уязвимо и наиболее чувствительно. Ты смеешься, мальчик! Ты думаешь: для чего старый чудак столько рассказывает тебе о букашках? Ведь не придется же тебе с ними сражаться? Кто знает, Ахилл, кто знает! Я говорил тебе о пауках, которые ловят птиц? Таких я сам видел. А мне говаривали, что есть где-то и пауки-чудовища, ростом больше человека! Может, они вымерли — но, может, и нет…
Голова твари была уже в двух локтях от лица Ахилла. Стеклянные выпуклые глаза тупо и жадно рассматривали добычу, беспомощно, безвольно висящую в петлях паутины. Ахилл сдерживал дыхание, чтобы даже слишком сильное биение сердца его не выдало.
Еще один рывок серебристых петель. Пасть паука-сколопендры расширилась, длинный отросток выдвинулся сильнее, нацеливаясь в голову жертвы.
— Пора! — прошептал Ахилл.
Его левая рука с быстротою змеи рванулась к рукояти висящего у пояса ножа. Длинное лезвие тускло блеснуло в призрачном свете. Удар был так силен, что рассек шею чудовища чуть не пополам, а следующим движением Ахилл отрубил жало. Мутная липкая жидкость, больше похожая на гной, чем на кровь, хлынула ему в глаза. На какой-то миг петли провисли, судорожно трепыхаясь вместе с телом паука, и ноги героя коснулись земли. Правой рукой он по-прежнему не мог действовать — узлы паутины держали ее крепко, однако он успел еще достать коленчатое брюхо твари и ткнуть ножом во вспученные бородавки, из которых тянулись пучки паутинных веревок.
Чудовище задергалось, забилось, его ноги скрючились, но затем вытянулись, рванувшись к врагу. Рана, вероятно, не была смертельна, и невиданно живучая тварь вступила в бой.
Ударами ножа Ахилл одну за другой рассекал веревки паутины, и паук уже не мог опутать его целиком и подтащить к себе. Но мохнатые лапы упрямо изгибались, натягивая уцелевшие нити, стараясь вновь захлестнуть туловище жертвы.
— Скотина! Безмозглый урод! — задыхаясь, кричал герой. — Сожрать нас решил?! Пантерой не наелся? Подавишься!!!
В это мгновение коленчатый хвост твари изогнулся и достал левую ногу героя. На конце этого хвоста были два крючковатых отростка, похожие на клещи, которые с невероятной силой сомкнулись на лодыжке Ахилла, вонзив в кожу множество мелких зубьев.
От страшной боли герой вскрикнул, нагнулся, но петля паутины хлестнула его по лицу. Ахилл чувствовал, что еще несколько мгновений, и крючья сломают ему ногу.
И тут с каменного пола, хрипя от напряжения, поднялся Гектор. Он очнулся, едва удавка на горле ослабла, а когда Ахилл разрубил часть паутины, молодой царь мешком упал в неглубокое подземное озерцо, что было как раз под самой сетью. За эти мгновения ему удалось нечеловеческими усилиями разорвать несколько опутавших его веревок и встать. Дротик упал в воду и уплыл по течению ручья, еще когда герой неожиданно попал в паучью сеть, однако на поясе висел меч, и Гектор, обнажив его, бросился к чудовищу. С хриплым криком он ударил, вложив в удар всю свою силу, и конец коленчатого хвоста, отрубленный, повис на окровавленной ноге Ахилла.
— Вот тебе, ублюдок! — прорычал Гектор. — Вот тебе, получай!
Тварь продолжала дергаться и биться, и братья наносили ей удар за ударом, кромсая коленчатое тело. В конце концов, когда Ахилл еще раз достал ножом шею паука и почти отделил плоскую голову от туловища, тот, забившись еще сильнее, весь изогнулся и застыл, постепенно опускаясь на полуразрубленной сети все ниже и ниже к воде озерца. Свечение его тела не померкло, а, казалось, еще усилилось, и в этом свете стало видно, как под сводами пещеры заметались несколько громадных летучих мышей. Пять или шесть мышиных шкур висели комьями в петлях гигантской паутины. Быть может, теперь они радовались гибели чудовища?