Вниз, вниз!
Авлона изумлялась силе и выносливости грифа. Он тащил их с Патроклом уже около получаса, а все еще почти не терял высоту. Правда, ему помогал ветер.
Прошло еще какое-то время, и вот выступы горного склона утонули в зеленой массе леса. Стало совсем светло, и дети видели сверху, как выпархивают из зеленых крон утренние птицы, вознося пронзительные приветствия рассвету, как мартышки, проснувшись, начинают свои отчаянные прыжки с ветки на ветку, как взлетают золотые рои насекомых над цветущими кущами лиан, взобравшихся на самые вершины деревьев.
Гриф снизил полет, видимо, совершенно изнемогая, и летел, почти касаясь верхних ветвей самых высоких деревьев. Будь Авлона одна, она рискнула бы спрыгнуть на любую из древесных крон и сумела бы, скорее всего, уцепиться за ветви и спуститься на землю. Но с малышом на шее она этого сделать не могла и ждала удобного момента.
А гриф летел. Он все еще не сдавался. Между тем, рука девочки, стискивавшая ремень, начинала слабеть. Пальцы разжимались, и петля перетягивала кисть с такой силой, что она все больше и больше немела.
Зеленая завеса прорвалась, и Авлона увидела внизу ровную поверхность воды. Они пролетали над рекой или озером.
— Все! — подумала девочка. — Пора!
Она отпустила Патрокла, прохрипев сквозь сжатые зубы: «Держись!», перехватила левой рукой секиру и одним резким ударом обрубила ремень.
Мелькание неба, земли, воды. Они перевернулись в воздухе, раз, потом еще раз, и стремительно врезались в ровную, светлую воду.
— Если там крокодилы, пускай только сунутся! — почти с отчаянием подумала Авлона.
Но никто не сунулся.
Девочка поплыла, гребя одной рукой, а другой придерживая малыша, который продолжал восторженно визжать и кричал ей в ухо:
— Пусти! Пусти! Я сам хочу павать! Я могу!
Она опомнилась, уже выходя из воды, увязая в склизком иле, и остановилась среди ивовых кустов, распластавшихся над водой. Где-то, за завесой прозрачных ветвей, пронзительно верещали обезьяны, испуганные плеском воды и низким полетом грифа над их царством.
— Лона! Лона… У тебя на ноге ковь течет!
Они сидели в траве, и Патрокл осторожно трогал пальчиком рану, оставленную дротиком карлика на правой лодыжке Авлоны.
— Боит? Да? — голос мальчика был ласков и тревожен.
Авлона обняла его и огляделась, почти не чувствуя секиры в стиснутых до белизны пальцах. Кажется, кругом было спокойно. Пока спокойно. Они были одни среди чужого дикого леса.
— Не болит, Патрокл, честно, не болит. Я сейчас перевяжу ее… И какой же ты молодец!
— А где папа и мама? — решительно спросил ребенок.
— Они к нам скоро придут. Или мы сами найдем их.
Авлона сказала и поняла, что почему-то в это верит. То есть почти знает, что так и будет. Только у нее кружилась голова, и надо было как-то с этим справиться.
Глава 12
Заводь, в которую упали дети, была отделена от реки илистым плесом. Ее берега также заросли ивняком и камышами, а кругом, плотно обступая воду, стояли мощные высоченные деревья, как везде в этих лесах, оплетенные густыми лианами.
Лес шумел сотнями всевозможных звуков, многие из которых Авлона уже научилась узнавать. Вслед за обезьянами подали голос птицы, древесные лягушки заверещали на все лады.
За лесом вставало солнце, и вот уже струи его света прорвались сквозь зеленую завесу, рассеяли утренний полусумрак, и вода засверкала, как гигантское лезвие, и над нею замелькали, заметались, изумрудно блестя, громадные, как птицы, стрекозы.
Авлона и Патрокл сидели посреди плеса, на илистой влажной земле. Это было опасно: плес почти вровень с водой, а в этой реке наверняка водились крокодилы.
— Идем! — Авлона поднялась, чувствуя, что ее шатает, и пытаясь подавить головокружение.
Ее левая кисть все еще почти ничего не ощущала, и девочке пришлось приложить усилие, чтобы взять малыша за руку. Она стала вспоминать, с какой стороны была полоска рассвета, когда они летели, чтобы определить направление, куда нужно идти. Девочка твердо решила вернуться к горному кряжу. До пещеры добираться сутки, а это значит, что одним им туда идти нельзя — ночью снова могут напасть карлики. И Авлона задумала, дойдя до первых утесов, где лес уже отступал и заросли становились ниже и реже, остановиться там и развести костер, чтобы мужчины и Пентесилея, выбравшись из пещеры, нашли их по дыму этого костра, а ночью увидели огонь.
— Наверное, они уже вышли оттуда… Конечно, вышли, — убеждала она себя. — Они могут подумать, что мы погибли. Значит надо поскорее дойти до гор!
Девочка привыкла, летая на орлах, определять расстояние и сопоставлять время полета со временем пешего перехода. Правда, на этот раз от сильного напряжения и волнения она была не очень внимательна и плохо запомнила их путь. Но все же прикидывала, что, если им удастся пройти лес по прямой, то после полудня они выйдут к горам.
— Мы идем к папе с мамой? — спросил мальчик, шлепая по мокрому илу и норовя идти рядом с Авлоной, шаг в шаг.
— Да, мы идем к ним, — ответила она как можно тверже.
Заросли за речным берегом казались непроходимыми, и амазонка уже готова была прорубаться сквозь них, используя свою секиру, однако от берега начиналась звериная тропа. Лианы и ветви кустов низко опускались над ней, но Авлоне этот коридор оказался как раз по росту, а Патрокл был еще ниже.
«Опасно идти по тропе, — подумала девочка. — Здесь звери ходят на водопой. Правда, ночь прошла, а днем редкий зверь отправится к реке. И потом, крупного зверя я обязательно услышу или почувствую по дрожанию земли. Если что, мы успеем свернуть или взобраться по лианам на дерево!»
Прошедшая ночь убедила маленькую амазонку в отваге Патрокла. Он не только не проявил испуга во время нападения карликов, но и сам сумел отбиться от одного из них — во всяком случае, уродцу как следует попало. И сейчас мальчик и не думал ныть — он был готов к новому трудному пути. В нем текла кровь сразу двух великих героев, и его душа не ведала страха. Но все же ему было только два с половиной года, и он пока что не мог долго ходить, не испытывая усталости. Примерно через час ножки мальчика стали заплетаться. Он, как и Авлона, был обут в кожаные чулки, но сандалий поверх них не носил — во время долгих переходов взрослые несли его на себе, и у него не было надобности в сандалиях: на стоянках, там, где земля была мягкой и в траве не могли прятаться змеи, он бегал просто босиком. Сейчас же чулки без твердой подошвы оказались неудобны: вот уже несколько раз малыш споткнулся, наступив на что-то твердое и, видимо, причинив себе боль. Он не жаловался, только кусал губки и все чаще шмыгал носом.
Авлона это видела. Что делать? Взять его на плечи? Свод тропы для этого слишком низок, ветви и лианы станут задевать ребенка, мешать им идти. Подхватить в охапку? Но в этом случае у нее будут заняты руки, и она не сумеет защищаться, если на них внезапно кто-то нападет…
Девочка остановилась.
— Вот что, Патрокл, — проговорила она, усаживая мальчика на выступающий из земли корень и садясь напротив, прямо на землю. — Ты вырос уже большой, пора тебе носить сандалии. Я надену на тебя свои, хорошо? У тебя нога уже почти такая же, как у меня.
Говоря это, она поспешно расшнуровывала свои боевые сандалии.
— А ты? — спросил малыш.
— Я умею ходить просто босиком. Нас этому учат.
— Маму и тебя?
— Да. Всех амазонок. Потом мы и тебя научим. А в сандалиях ты сможешь быстрее идти. Ты не очень устал?
— Не! — мальчик помотал головкой, окруженной густым черным облаком кудрявых ахилловых волос. — Токо чу-туть! А мы будем затлакать?
Маленькая амазонка вздохнула. Есть хотелось и ей.
— Сегодня мы не будем завтракать, Патрокл. Придется потерпеть. Вот, когда придем к горам, то пообедаем. Я чего-нибудь добуду… Ты потерпишь?
— Потеплю.
Дальше двинулись гораздо скорее — теперь Патроклу было куда легче идти. Тропа все так же вела сквозь густые заросли, и Авлоне несколько раз показалось, что они сбиваются с направления: сквозь тройной шатер ветвей — кустов, лиан, древесных крон, очень трудно было определять, с какой стороны солнце, казалось, что оно светит отовсюду. Будь девочка одна, она давно взобралась бы на дерево и посмотрела, где они находятся и где горы, но оставлять внизу малыша было страшно…
К полудню лес стал редеть, но, выйдя из него, дети оказались не перед горным склоном, к которому Авлона рассчитывала выйти, а перед небольшим озером, за которым вновь начинались заросли, более низкие, но зато и более густые. Справа и слева его плотно обступал кустарник.
— Лона! — тихо сказал Патрокл. — Ноги боят!..
— Да… Надо отдохнуть, — проговорила девочка. — И что-то съесть надо. Погоди, сейчас придумаю.
Она усадила ребенка возле какого-то мощного ствола, огляделась и вслушалась. Хотя полуденный лес был куда менее шумным, чем утренний, в нем звучало немало голосов — птицы, древесные лягушки, обезьяны. Но чтобы кого-то из них поймать, надо пойти на охоту, углубиться в эти заросли. А как это сделать, если малыша нельзя оставить одного? И с собой его не взять — какая с ним охота?..
На одном из кустов, росших поблизости, было немало ягод, на вид совсем спелых, но Авлона не знала, что это за куст и не ядовиты ли его плоды. Хорошо бы найти птичье гнездо с яйцами!
— Лона! Земя на нас смотит!
Голос Патрокла мигом оторвал Авлону от ее размышлений и заставил вздрогнуть. «Земя» на языке малыша означало «змея». Маленькая амазонка обернулась мгновенно и, не раздумывая, взмахнула секирой.
Головка свесившейся с куста гадюки покатилась в траву.
— Вот и обед! — воскликнула, переводя дыхание, Авлона и сняла с ветки блестящее тело змейки.
Она была невелика, короче руки маленькой амазонки, но ничего другого у них не было.
Авлона быстро развела огонь. Испеченная в углях и золе змейка была неплоха на вкус, и хотя мяса в ней было совсем немного, дети все же утолили голод. Снятую со змеи кожу Авлона разрезала вдоль и обвязала вокруг талии, отчасти заменив ею свой пояс.