Дом VIE был построен в период V, ближе к концу средней фазы Трои VI, и, судя по всему, люди жили в нем и в более поздние периоды VIe и VIж; в период VIз цокольный этаж был частично засыпан землей и мусором; если его вообще как-то использовали, то, скорее всего, в качестве хранилища. Из самых ранних напластований на полу ученым удалось собрать довольно внушительную коллекцию привозной микенской керамики – почти 20 сосудов, декорированных в позднем дворцовом стиле – микенском I и микенском II, по системе классификации, разработанной Фурумарком.
Здание VIH, обнаруженное и раскопанное Дёрпфельдом в 1893–1894 годах, отличается по своему внутреннему устройству от всех упомянутых выше. Оно находится в юго-западной части акрополя, в основном в квадратах В7—8. Это Г-образное сооружение, его длинная сторона ориентирована примерно с востока на запад, а короткая, отходящая от восточного конца, – на север. Дом стоит на террасе более 4 метров высотой, которая идет почти параллельно оборонительной стене на расстоянии от нее 6–7 метров. Во времена Трои VI пространство между домом и стеной крепости не было застроено, вероятно, там пролегала улица. Террасу поддерживает отличная подпорная стенка почти 27-метровой длины. На ее наклонной внешней поверхности имеется четыре вертикальных выступа, которые делят стенку на пять отрезков. Это одно из наиболее примечательных из сохранившихся до наших дней сооружений Трои VI.
Восточное крыло дома VIH, похоже, занимала одна комната или зал шириной более 5 метров и длиной 13 метров. Ее внешняя стена, обращенная к востоку, почти полностью разрушена. А у западной стены так и остались стоять на своих местах шесть кувшинов для хранения продуктов и воды. Северная часть крыла, от которой сохранилась лишь осыпающаяся стена, возможно, была кухней. Здесь были найдены несколько маленьких сосудов, несколько жерновов, около 50 грузиков для ткацкого станка. Поскольку в период Трои VIIa в этом здании вновь поселились люди, то, вероятно, все эти вещи относятся к данному периоду. Угол, образуемый крыльями Г-образного здания, был занят небольшим двориком, из которого, без сомнения, можно было попасть в две кладовые, располагавшиеся в южном крыле. С противоположной стороны дворика до сих пор сохранились шесть каменных ступеней; лестница, частью которой они являлись, судя по всему, вела на следующую, расположенную выше террасу крепости.
Здания города, о которых мы так подробно рассказывали, действительно заслуживают того, чтобы на них обратили внимание: кроме того, что каждое из них чем-то выделяется из общего числа, они, даже в таком сильно разрушенном состоянии, дают нам представление о жизни и характере тех, кто их построил. Без сомнения, эти люди обладали сильной волей, были отважны и изобретательны и способны в любой момент действовать смело и решительно. Эти люди сумели построить самую сильную крепость из всех, которые были на этом месте и до, и после нее. Они построили в этой крепости город, застраивавшийся в соответствии с планом. Они отнюдь не пренебрегали деталями, но в то же время обладали прозорливостью и были способны осуществить проект, чье величие не померкнет в веках.
О религиозной стороне жизни Шестого города известно мало. Параллельно южной стене башни VIи, в непосредственной близости от нее, стоит ряд каменных монолитов – столбов, или менгиров, прямоугольной формы. Два из них были открыты в 1894 году Дёрпфельдом, который, без сомнения, не ошибся, расценив их как свидетельство того, что это место было связано с отправлением какого-то религиозного культа. Два других камня такого же типа были найдены при раскопках 1932–1938 годов. Поскольку во времена римского господства они мешали строительным работам, верхушки всех четырех камней были срезаны, а один камень получил более серьезные повреждения. Принимая это во внимание, трудно сказать, какова была первоначальная высота камней. Тем не менее тот факт, что они были прочно закреплены в больших каменных блоках, служивших им фундаментом, говорит о том, что они были достаточно высокими. Вероятно, изначально столбов все же было не четыре, а шесть: к западу – там, где здания Трои IX возводились на толстом культурном слое, вполне достаточно места еще для двух столбов.
Эти столбы можно сравнить с менгирами Кипра и Анатолии. Несколько меньше они напоминают более элегантные столбы и колонны, известные по местам отправления культа минойской культуры. Возможно, что в башне VIи существовал храм: в ее центре плоскими камнями вымощен круг, в середине которого возвышается база. На верхней поверхности базы остались отметки, свидетельствующие о том, что на ней, очень близко друг к другу, стояли две колонны. В данном месте они едва ли выполняли чисто утилитарную функцию, поэтому с большой долей вероятности их можно отнести к числу предметов, использовавшихся при отправлении религиозного культа. В длинном и узком здании на противоположной стороне улицы, к востоку от башни VIи, не было найдено никаких бытовых керамических изделий, обычно в изобилии встречающихся в домах. Вместо этого там было обнаружено множество костей животных, а также кострищ, которые имелись на каждом из нескольких полов. Возможно, это здание тоже было святилищем, где во время религиозных обрядов в жертву приносились животные, сжигавшиеся на костре. Точно такой же каменный монолит и точно в таком же положении, как снаружи ворот VIФ, стоял у западных ворот VIЦ. Остатки этих архитектурных сооружений – единственные известные на данный момент свидетельства, относящиеся к религиозной стороне жизни Трои VI.
Довольно многочисленны разнообразные артефакты, найденные в культурном слое Трои VI. Однако, как было отмечено в ходе раскопок 1893–1894 годов и подтверждено во время последних археологических экспедиций 1932–1938 годов, чрезвычайно малое количество этих предметов обладает художественными достоинствами, соизмеримыми с великолепием оборонительных стен и зданий крепости. Возможное и разумное объяснение этого несоответствия заключается в том, что, вероятно, все ценные вещи были извлечены из-под руин города либо их хозяевами, либо теми, кто пришел им на смену и восстановил большинство из их жилищ. В любом случае для нас важность всех находок сводится не к их художественным достоинствам, а в основном к тому, что они подтверждают отсутствие преемственности между культурой Трои V раннего бронзового века и культурой Трои VI.
Помимо подтверждения наличия разрыва между культурой Пятого и Шестого городов, керамика Шестого города сама по себе представляет большой интерес. Еще на первом этапе существования Шестого города, в Трое VIa, появляется серая минийская керамика, обладающая рядом отличительных особенностей. Сначала она почти идентична по технике изготовления и характерным формам минийской керамике, обнаруженной в городах среднеэлладского периода в материковой части Греции. Это не просто серая керамика – такая, какая появляется в ранний бронзовый век в Трое и во многих других, далеких и близких местах, – это особый, легко отличимый от прочих, в том числе и по форме, вид серых керамических изделий. В этот период вошли в моду ручки сосудов в виде голов животных. В Трое мы имеем дело не с несколькими случайно завезенными туда фрагментами сосудов – мы имеем дело с гончарными изделиями, производившимися на месте в больших количествах и в течение длительного времени. (Рис. 30.) Археологами найдены керамические изделия по крайней мере 21 формы и их вариации, относящиеся к ранней фазе существования Шестого города; 26 различных форм и разновидностей сосудов средней фазы и более 49 форм и их разновидностей сосудов поздней фазы Трои VI. Большее по сравнению с двумя первыми фазами количество форм керамики поздней фазы объясняется тем, что культурный слой этого периода был исследован на большей площади.
Существует целый ряд теорий относительно происхождения и изготовления минийской керамики. Одно время считали, что ее делали из особого вида глины в каком-то одном месте, откуда потом она попадала в самые различные регионы. Сейчас установлено, что ее можно изготовить практически из любой глины. Оказалось, что ровный серый цвет изделий получался за счет обжига сосудов при определенных условиях. На протяжении долгого времени – весь период Трои VI – минийская керамика упорно сохраняла свои отличительные особенности, хотя нельзя утверждать, что она была совершенно не подвержена изменениям. Подтверждением последнего является увеличение к концу существования Трои VI числа новых форм и разновидностей керамики, когда сосуды чисто микенских типов, например стремевидные кубки и высокие сосуды с тремя ручками, изготавливались в технике минийской керамики. Подобную, но не точно такую же эволюцию претерпела под воздействием минийской минойско-микенская керамика в материковой части Греции.
В Трое, в период VI6 и позже, наряду с минийской керамикой появляются черепки керамики, расписанной в технике «мэтт». Сначала их немного, но затем, в отложениях средней фазы, они становятся достаточно многочисленными. Вероятно, эти черепки принадлежали довольно крупным сосудам, привезенным в Троаду с запада. Самая близкая к этому типу керамика изготовлялась в Центральной Греции и на Пелопоннесе. В следующие периоды, начиная с периода VI г, наблюдается увеличение числа черепков от привозных микенских сосудов. Несколько таких черепков от микенской керамики I были обнаружены в пласте, относящемся к периоду VI г, a в пласте VIд встретились отдельные черепки от сосудов микенской керамики II, В отложениях VIe и VIж поздней фазы были найдены фрагменты привозных сосудов микенского типа II и IIIА. В пласте периода VIз – именно в этот период было импортировано много микенской керамики – обнаруживаются преимущественно сосуды микенского типа IIIА и небольшое количество сосудов IIIБ. Подобное наличие в пластах культурного слоя Трои VI керамики «мэтт» и различных типов микенской керамики бесценно для археологов – оно указывает нам хронологические рамки, основываясь на которых можно осуществлять датировку Шестого города. Похоже, оно существовало на протяжении половины тысячелетия, примерно с 1800-го до 1300 года до нашей эры.