И позже, когда она наконец сдалась ему, как он и ожидал, Приам посмотрел наружу, в темноту, и увидел факелы, пылающие на Великой Башне. Тогда он понял, что вся его жизнь была подготовкой к этому мигу. Все битвы, в которых он сражался, все сыновья, которых он породил (по большей части, пустая трата энергии и семени), даже годы с любимой Гекубой поблекли, превратившись в серую тщету. Его ночь с Андромахой была исполнившимся пророчеством. Грозовой щит породил дитя Орла, и Троя простоит еще тысячу лет.
Он был царем, выполнившим свое предназначение, однако его чресла все еще жаждали ее. Не проходило ни дня, чтобы Приам не сожалел о данном ей обещании.
Андромаха согласилась делить с ним ложе — но только до тех пор, пока не почувствует, что беременна. Она потребовала, чтобы Приам дал слово, что выполнит это соглашение. И он дал слово. Дурак!
Но все равно он был убежден, что она к нему вернется. Попавшая в ловушку печального брака с мужем-импотентом, конечно, она вернется. Однако она не вернулась, и это до сих пор озадачивало царя.
— Гектор и Андромаха ждут тебя в Янтарной Комнате, повелитель, — сказал Полидорос, появляясь в дверях. — Я послал воина, чтобы тот отыскал Геликаона.
— Он царевич Эней, — огрызнулся Приам. — Благородное имя, которое давно уважают в моей семье.
— Да, царь, мой повелитель. Я на мгновение забыл.
Приам покинул свои покои и пошел по широкому коридору; Полидорос следовал за ним. Комната, где ждали гости, находилась в южной части дворца, вдали от холодных зимних ветров. И все равно воздух здесь был зябким.
Царя ожидали Андромаха, Гектор и молодой царь Дардании. Оставив Полидороса снаружи охранять дверь, Приам шагнул в комнату, чтобы поздороваться с гостями. Произнося слова приветствия, он не мог оторвать взгляда от Андромахи, от изгиба ее грудей под желтой тканью, от ярко-зеленых глаз, от ее притягательных губ.
Отведя, наконец, глаза, Приам проговорил:
— Эней, мой мальчик, я скорблю вместе с тобой. Когда моя дорогая Гекуба скончалась, мое сердце словно пронзила пылающая стрела.
Приам оглядел комнату. В ней повисло напряженное молчание. Андромаха сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Гектор стоял за ней с суровым выражением лица, с холодными глазами. И Энею, похоже, было не по себе. Знают ли они, о чем Приам собирается попросить? Жрица прибыла только вчера, поздно вечером, но могла успеть проболтаться о цели своего приезда слуге.
Приам немедленно отбросил эту мысль. Жрица была скрытная старая ведьма и вряд ли сплетничала с дворцовыми слугами. Нет, здесь что-то другое. Выбросив меньшую проблему из головы, он сосредоточился на самом неотложном вопросе.
Посмотрев на Энея, Приам спросил:
— Ты все еще собираешься рискнуть и отплыть на запад по зимнему морю?
Его родственник кивнул.
— Нам нужно олово, — просто сказал Геликаон. — Теперь, когда его на Кипре больше нет, а хетты используют все олово, которое могут раздобыть, мы должны поискать в более отдаленных краях. Если я отправлюсь немедленно, я смогу добраться до Семи Холмов задолго до Одиссея, который, вероятно, как всегда, зазимует на Итаке.
Приам знал: это опасно, но план был хорош. Без олова не будет бронзы, с которой смогут работать кузнецы, без бронзы не будет мечей, копий, щитов и шлемов. Без бронзы не может быть победы над Микенами.
— И ты пойдешь на «Ксантосе»? Ты не проскользнешь незамеченным на этом извергающем огонь чудовище.
— Верно, — согласился Эней. — Но с полной командой в восемьдесят человек это судно быстрей любой галеры, и оно сможет противостоять штормовому морю. К тому же оно перевезет больше олова, чем смогут перевезти любые три галеры вместе взятые. А что касается чудовища, ну… Я не сомневаюсь, что Агамемнон согласился бы с тобой.
Тут заговорил Гектор:
— Если какой-нибудь корабль сможет добраться зимой до Семи Холмов и благополучно вернуться, то только «Ксантос». Вероятно, Агамемнон снова нападет весной — на Дарданию, на Фивы Гипоплакийские или на саму Трою. Нам нужны оружие и доспехи для войска. Я согласен: Геликаон должен отплыть как можно скорее.
— Как можно скорее, да, — сказал Приам, подойдя к маленькому резному столику и налив себе воды.
Он снова посмотрел на Андромаху. Она носила ожерелье из вырезанных из слоновой кости морских коньков. Застежка ожерелья удерживала ее густые рыжие волосы. Она сидела, сложив руки на коленях, и серьезно наблюдала за Приамом. Если она и гадала, зачем ее сюда пригласили, то не подавала виду.
— Мы должны обсудить еще кое-что, — сказал Приам. — Вчера здесь появилась представительница верховной жрицы с Теры. Похоже, было принято решение относительно твоей юной подруги, Андромаха, беглой жрицы.
— Каллиопы. Ее зовут Каллиопа.
Голос Андромахи был негромким, но царь расслышал в нем напряжение.
— Да, Каллиопы. Как все мы знаем, в наказание за такой побег хоронят живьем на острове, чтобы услужить Спящему Богу. Это наказание до сих пор не отменено. Они требуют, чтобы кости девушки были возвращены на Теру весной, дабы там их похоронили, тогда душа ее будет вынуждена целую вечность служить Минотавру.
Андромаха открыла рот, но Приам поднял руку, не дав ей заговорить:
— Дай мне закончить. Те, кто помогают беглянкам, тоже должны понести наказание. Обычное наказание за это — сожжение живьем. Но два микенских воина, которые помогли ей, теперь ценные воины Троянской конницы. Как покровитель Благословенного Острова, я решил, что они стали жертвами обмана и не ведали, что творили. Верховная жрица может послать своих представительниц к Одиссею, который тоже помог девушке. Однако остаешься еще ты, Андромаха.
Гектор, как и ожидал Приам, не замедлил с ответом:
— Андромаха не несет ответственности за действия Каллиопы, — сказал он, сдерживая гнев. — Она понятия на имела, что девушка покинула Теру, пока та не появилась в моем поместье. Я не позволю никому наказать мою жену за то, чего она не совершала.
— Да, очень хорошо, — нетерпеливо проговорил Приам. — Верховная жрица и не жаждет ее наказать. Она просит, чтобы Андромаха привезла кости отступницы на Теру. В конце концов, из-за Андромахи девушка бежала с острова. И я согласился на то, чтобы Андромаха отправилась на Теру с костями Каллиопы в знак раскаяния. Кассандра в любом случае должна весной отправиться на этот остров. И теперь две мои дочери поплывут туда вместе.
Гектор вспылил:
— Это безумие! Андромаха не может никуда плыть. Это просто заговор Агамемнона! Он уже пытался убить Андромаху. Все мы знаем, что верховная жрица — его кровная родственница. И теперь с ее помощью он хочет заманить Андромаху в море. К весне флот Агамемнона снова будет держать в своих руках морские пути. Это ловушка!
Приам холодно уставился на сына.
— Конечно, это может быть ловушкой! — огрызнулся он. — Но я не могу отказать. Если я откажу, Троя может быть проклята жрицей Теры. Такое проклятие придаст сил нашим врагам, и, конечно, наши союзники дважды подумают, прежде чем прийти к нам на помощь. Но мы, как всегда, их перехитрим. Мы не будем ждать весны. Андромаха и Кассандра отплывут из Трои на «Ксантосе». Завтра.
Мгновение царила тишина. Приам посмотрел на сына и увидел, что вся краска сбежала с его лица.
— Нет, — сказал Гектор. — Этого я не допущу.
Такая реакция удивила Приама. Гектор был прекрасным стратегом, человеком, понимавшим необходимость риска на войне. Приам перевел взгляд на Андромаху, ожидая, что та заговорит. Но она сидела очень тихо, опустив глаза. Тогда подал голос Эней.
— Это умный план, но я согласен с Гектором. Риск очень велик. Отплыть на Теру зимой, когда дни коротки, значит плыть в темноте в предательскую погоду. Это заставит нас приблизиться к пристанищам пиратов.
— Риск велик, — согласился Приам. — Но посмотри, что перед нами стоит. Наши враги превосходят нас числом, наши торговые пути перекрыты. Весной тысячи микенцев могут явиться на наши берега. Тогда нам понадобится «Ксантос» и все союзники, каких мы сможем собрать. Имея благословение жрицы Теры, мы сможем удержать этих союзников. Ты думаешь, я хочу рисковать Андромахой и Кассандрой, подвергая их опасностям зимнего моря? Нет, не хочу. Но я не вижу иного выхода.
— Тогда я отправлюсь с ними, — сказал Гектор.
— Что? — Приам был ошеломлен. — А вот это будет полной бессмыслицей, ты сам это знаешь. Если распространятся вести о том, что ты в Зеленом море, на одном-единственном корабле, весь микенский военный флот начнет охоту. Нет. Я уже пообещал царю Ээтиону, что ты с Троянской конницей отправишься на юг, к малым Фивам. Эту землю опустошают вражеские армии. Их нужно разгромить или хотя бы сдержать.
Шагнув вперед, он похлопал Гектора по плечу.
— Имей веру, сын, — сказал он. — Эней — прекрасный моряк, и я верю, что он справится с опасностями моря.
— Дело не в море… — начал Гектор.
Его голос замер. Покачав головой, Гектор вышел на балкон.
Теперь Приама мучила жажда, и он окликнул Полидороса. Дверь открылась, вошел молодой воин.
— Принеси вина! — приказал царь.
— Да, повелитель, но ты сказал…
— Неважно, что я сказал!
Гектор некоторое время стоял на балконе, стараясь успокоиться. В конце концов он вернулся в Янтарную Комнату и, повернувшись к Приаму, сказал:
— Как приказал царь, так тому и быть.
С этими словами он повернулся к Геликаону, который поднялся с места. Посмотрев на старого друга, Гектор почувствовал глубокую печаль. Вот человек, которого любит его жена, от которого она родила сына. С вымученной улыбкой Гектор сказал:
— Береги себя, Геликаон. И привези Андромаху домой в целости и сохранности.
Геликаон ничего не ответил, и Гектор понял его. Нельзя было дать никаких обещаний, потому что Зеленое море зимой опасно само по себе, даже без пиратов и вражеских кораблей.
Шагнув вперед, Геликаон обнял Гектора. Тот поцеловал его в щеку, отодвинулся и снова повернулся к отцу. Но Приам не смотрел в его сторону. Вместо этого он жадно взирал на Андромаху. Не попрощавшись с женой и отцом, Гектор вышел из комнаты.