у поля боя, тяжело припадая на раненую ногу. Теперь на поле появились носильщики, забиравшие раненых. Одиссей увидел, что лекари и хирурги помогают раненым из западных войск, а воины добивают раненых троянцев.
Земля была густо перемешана с грязью и кровью, и Одиссей почувствовал, что быстро устает. Потом он увидел знакомого человека: толстый воин в доспехах огромного размера лежал в грязи, прислонившись к боку убитой лошади. Одиссей дотащился до него.
Царевич истекал кровью из дюжины ран.
— Ну, ну, Одиссей, — слабым сиплым голосом проговорил он, — ты пришел, чтобы меня прикончить?
— Нет, Антифон, — ответил царь Итаки, устало присев рядом. — Я просто хотел поговорить со старым другом.
— А мы с тобой разве друзья? — спросил царевич.
Одиссей пожал плечами.
— Сейчас друзья. Завтра будет другой день.
— Завтра я буду мертв, Одиссей. Это день моей смерти, — Антифон показал на рану в боку, из которой лилась на землю темная кровь. — Тощий человек уже бы умер.
Царь Итаки кивнул.
— Что случилось с мостами? — спросил он.
Антифон сердито нахмурился, его бледное лицо слегка потемнело.
— Этот дурак, мой отец. Приам втайне велел Орлам поджечь мосты, если наши войска начнут отступать. Он говорит: троянцы не отступают.
Одиссей почувствовал отвращение.
— Теперь он окончательно спятил? — спросил он, потрясенный безжалостной жестокостью троянского царя к своим войскам. — Порой трудно отличить безумие от хладнокровной жестокости.
Антифон попытался сесть, но был слишком слаб и снова соскользнул на землю. Одиссей увидел, что поток крови, текущей из его раны, стал меньше. Он знал, что царевичу недолго осталось жить.
— Царь жесток и эгоистичен, как всегда, — вздохнул Антифон. — Порой у него мутится в голове. Мы думаем, это из-за вина, потому что он почти не ест. Потом ему в голову приходят безумные идеи, такие, как эта. Гектор просто не обращает на них внимания. Но это… — он указал в сторону реки. — Приам все еще хитер, как видишь. Он не сказал об этом никому, кроме своих Орлов. А те покончат с собой, стоит ему отдать приказ.
К ним подошел микенский воин с мечом, красным от крови, выискивающий раненых врагов. Одиссей махнул ему, веля уходить.
Антифон некоторое время молчал, и Одиссей подумал, что он уже умер. Потом богатырь сказал с отчаянием в голосе:
— Троя падет. Ее нельзя спасти.
Одиссей печально кивнул.
— Агамемнон победит, и город падет. Как только мы достигнем великих стен, город будет осажден, это только вопрос времени. И тогда найдется предатель. Предатель всегда находится.
— Я думал, что Троя простоит тысячу лет, — слабым голосом сказал Антифон. — Было пророчество…
Одиссей раздраженно ответил:
— Всегда есть какое-то пророчество. Я не верю в пророчества, Антифон. Через тысячу лет Золотой город превратится в прах, стены его разрушатся, и дикие цветы будут расти там, где когда-то стоял дворец Приама.
Антифон слабо улыбнулся:
— Это как раз похоже на пророчество, Одиссей.
Царь наклонился к нему:
— Но Троя не умрет, Антифон. Я тебе обещаю. Ее история не будет забыта.
В его голове уже сплеталась история о гневе воина и смерти героя.
Теперь глаза царевича закрылись. Он прошептал:
— Я был предателем…
И умер.
Одиссей устало поднялся.
Он увидел, что воин, которого он отослал прочь, нашел другого троянца, жестоко израненного, неспособного спастись. Микенец пронзил его прямо в сердце, потом двинулся дальше. Увидев лежащего ничком в грязи молодого человека, он пошел к нему. Одиссей увидел, что у юноши рыжие волосы и на нем нет доспехов. Одна рука его слабо шевелилась, как будто он пытался перевернуться. Когда микенский воин поднял меч, Одиссей сказал:
— Стой!
Тот помедлил, с сомнением посмотрев на царя.
— Он один из моих людей, воин. Ты ведь знаешь меня?
— Ты Одиссей, царь Итаки. Все тебя знают.
Воин опустил меч и двинулся прочь.
Мальчик был облеплен грязью и кровью и, похоже, получил сильный удар по голове. Одиссей опустился рядом с ним на колени и помог ему перевернуться на спину.
— Ксандер! Никак не ожидал увидеть тебя здесь, — сказал Одиссей. — Снова геройствуешь, парень?
Ксандер внезапно очнулся и обнаружил, что лежит на песчаном берегу и уже наступил вечер. Он слышал шум волн, разбивающихся о скалы, отдаленный звук арф и флейт и тихие голоса неподалеку.
— Лежи тихо, дурак, — сказал глубокий голос, — и дай ране зажить. Она могла задеть жизненно важные органы.
— Тогда я мертвец, — ответил второй раздраженно. — Если я должен идти по Темной дороге, я не собираюсь делать это трезвым. Дай мне тот кувшин.
Голова Ксандера невыносимо болела, и, когда он попытался сесть, мир вокруг него покачнулся, и мальчик снова со стоном лег.
— Как ты себя чувствуешь, Ксандер? — спросил голос.
Ксандер чуть приоткрыл глаза и с удивлением увидел Махаона, смотревшего на него сверху вниз — лицо целителя было в тени, так как солнце светило ему в спину.
— Где мы, Махаон? — спросил мальчик. — Почему мы на берегу?
Он снова попытался сесть, на сей раз успешно. Оказывается, его кожаная сумка лежала у него под боком.
— Выпей, — сказал целитель и, встав рядом с ним на колени, поднес к губам Ксандера чашу со вкусно пахнущей жидкостью. Мальчик отхлебнул, потом жадно выпил все. Жидкость была теплой и напоминала на вкус, как ему подумалось, летние цветы. Он никогда не пробовал ничего такого вкусного.
Ксандер почувствовал, что в голове его немного прояснилось, и огляделся по сторонам.
Оттуда, где он сидел, он мог видеть только воинов: некоторые из них, раненые, лежали, другие сидели вокруг костров, смеялись и шутили. Черные корпуса кораблей, вытащенных на песок, заслоняли от Ксандера море, но он ощущал запах соли. В животе его все сжалось, когда он понял, где он.
— Мы на берегу, который вы зовете бухтой Геракла, и я не Махаон, — сказал лекарь.
Усевшись, он налил густую жидкость из глиняного горшка в чашу с водой, греющуюся над огнем. Потом поднял глаза. Ксандер видел теперь, что это не лицо его наставника, хотя двое мужчин были очень похожи. Этот человек был старше и почти лысый, и один его глаз выглядел странно — глазное яблоко было бледно-жемчужным.
— Меня зовут Подалириос, а Махаон — мой брат, — сказал целитель. — Ты, несомненно, знаешь его, Ксандер. С ним все хорошо?
— Нет, — печально признался мальчик. — Когда я в последний раз его видел, он был очень болен, господин. Хотел бы я, чтобы в моих силах было ему помочь. Он всегда был добр ко мне. Почему я здесь, среди врагов?
При этих словах раздался взрыв смеха, и кто-то сказал:
— Ты в лагере фессалийцев, мальчик. Ты должен гордиться, что ты с Ахиллом и его мирмидонцами, самыми прекрасными воинами в мире.
Тот, кто это сказал, был стройным молодым человеком со светлыми волосами, заплетенными в косу, притянутую концом к шее. Он смывал кровь с рук, но Ксандер догадался, что это чужая кровь, потому что на воине не было ран. Рядом с ним сидел огромный темноволосый боец, одетый в черное, а между ними лежал бритоголовый человек с заплетенной в косу рыжей бородой. Его грудь была перевязана, и Ксандер видел, как кровь просачивается сквозь толстые повязки, пятная белую ткань. Его взгляд лекаря отметил серый оттенок кожи этого человека и лихорадочный блеск в глазах.
— Подалириос, — спросил Ксандер целителя, — я не знаю, как я сюда попал, но могу я теперь вернуться в Трою?
Мужчины вокруг снова засмеялись, а Подалириос ответил:
— Зови меня Белоглазым, Ксандер. Все меня так зовут. Тебя принес сюда Одиссей с Итаки. Он нашел тебя без сознания на поле боя и доставил в безопасное место. И ты не можешь вернуться в Трою. Теперь ты лекарь и хирург воинов Фессалии. Это Ахилл, царь Фессалии, — целитель указал на одетого в черное гиганта, — и теперь ты его слуга.
Ксандер удивленно уставился на легендарного воина.
— Господин, — смущенно проговорил он, — я не жрец Асклепия, давший торжественное обещание помогать больным и раненым везде, где их найду. Я простой помощник Махаона. Я должен быть в Трое.
Ахилл нахмурился.
— Одиссей сказал мне, что ты тренировался вместе с Махаоном в Доме змей. Если такой знаменитый целитель посылает тебя на поле боя, чтобы помочь троянским раненым, он должен верить в твои навыки. И ты говоришь, что не будешь помогать моим раненым воинам? Тщательно обдумай свой ответ, мальчик.
Пристыженный, Ксандер сказал:
— Прости, господин. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
Ахилл обратился к Белоглазому:
— На рассвете, когда мальчик отдохнет, отведи его в Радость царя. Там он будет полезен.
Целитель кивнул и двинулся прочь.
К костру подошел слуга, предлагая воинам блюда с мясом и пшеничным хлебом. Одно блюдо он поставил рядом с раненым, но тот не прикоснулся к еде, только жадно выпил свой кувшин вина. Ахилл показал на Ксандера, кивнул, и слуга подал мальчику еды. То была жареная свинина, подогретая в жирной подливке, с соленой хрустящей корочкой, очень вкусная. Ксандер почувствовал, как у него заурчало в животе от восхитительного запаха. Он вспомнил, что не ел весь день, вернее, весь вчерашний день. Ксандер подумал: а когда он вообще ел в последний раз? Потом забыл об этом и вонзил зубы в сочное мясо.
Пока воины ели, царило молчание. Потом Ахилл сказал раненому:
— Я велю перенести тебя в Радость царя, Тибио. Ночью на берегу может быть холодно. По крайней мере, там ты будешь под крышей.
Тибио покачал головой.
— Здесь, у огня, мне будет хорошо. Я не хочу быть наверху, с мертвыми и умирающими.
— Я царь и могу тебе приказать, — мягко проговорил Ахилл.
Тибио фыркнул.
— Ты сам хотел бы находиться там, в этом дворце муки?
Ахилл покачал головой и больше не заговаривал об этом.
Светловолосый воин толкнул его локтем.
— Мы ходили однажды туда, когда были детьми. Помнишь, посещали Радость царя вместе с твоим отцом? Я не знаю зачем.