— Абарис! — скомандовал я, разглядывая убогую крепостцу без башен, зубцов и каких-либо иных фортификационных изысков. Серьезная твердыня для здешних мест. — Камнеметы ставьте и рогатки у ворот. Чтобы муха не выскочила.
— А гонца не будем посылать? — удивился тот.
— Сами пришлют, — махнул я рукой. — Лучше день пострелять, чем неделю уговаривать.
Сценарий у нас уже был отработан, и вскоре ошалевшие горожане, непривычные к потоку камней, летящих с неба, запросили переговоры. У них и выбора не было. В столице (если можно было так назвать это селение на холме), жило людей примерно столько же, сколько привел сюда я. А постные физиономии уважаемых людей свидетельствовали, что о сопротивлении они особенно и не помышляли. На всем немалом острове живет тысяч пять народу, из которых едва ли десятая часть способна взять в руки копье. И три четверти из этих людей прячется в горах и наблюдает за нами прямо сейчас, не слишком-то желая получить свою порцию железа. Им незачем воевать с нами. Мы их не трогаем, и они не трогают нас. Люди тут торговые, прагматичные, и отморозков по типу Портоса, который говорил «я дерусь, потому что дерусь» немного. Такие редко доживают до цветущего возраста, получая свое еще в юности.
— Царь Евн вопрошает тебя, чужеземец, — патетически выпятил грудь белобородый старец в грязноватом хитоне. — Зачем ты пришел, не убоявшись гнева повелителя Аххиявы? Разве ты не знаешь, что мой царь — сын ему?
— Да плевать я хотел и на повелителя Аххиявы, и на твоего Евна, — честно признался я. — У вас времени до заката. Вы отдаете всех пленников, что наменяли в ахейском лагере, всю медь, всю бронзу и олово. Даете ткани на сто хитонов, две тысячи мешков зерна, сто кувшинов масла, триста баранов и двести кувшинов вина. Царь Евн признает себя моим сыном и отдает мне всю свою казну.
— А если мы не согласимся? — озадаченно посмотрел на меня старец, слегка удивленный размером моих притязаний.
— Если не согласитесь, то завтра до полудня я зайду в город, и тогда живые позавидуют мертвым, — равнодушно пожал я плечами. — Вы даете еду ахейцам, которые разоряют мою страну. Так почему я должен жалеть вас? За то, что вы сотворили, вашим женщинам светит рабский рынок, а вам самим — смерть от железа.
— Да что мы сделали такого? — возмущенно посмотрел на меня старик. — Мы просто торгуем! За что ты хочешь нас покарать, царь?
— Вы встали не на ту сторону в чужой войне, — похлопал я его по плечу. — И теперь вам придется за это заплатить. Возвращайся, уважаемый, и передай своему царю то, что я тебе только что сказал. Либо он платит мне дань, либо я возьму город и все, что в нем есть. Иди, разговор окончен.
— Они не станут платить столько, — озадаченно посмотрел на меня Абарис. — Это слишком много.
— На то и был весь расчет, — признался я. — Здешнего царька надо пустить под нож. Он слишком верно служит Агамемнону, я не могу оставить его у себя за спиной. Готовьте таран, на рассвете пойдем на штурм.
Свое обещание я выполнил, и вскоре смотрел на несколько сотен человек, которые понуро ожидали решения своей участи. Мужчины погибли почти все, а те, что сдались, были изранены. Женщин, стариков и детей согнали в кучу на площади. Я ходил вдоль рядов уцелевших, пытливо вглядываясь в испуганные лица.
— Ты! — увидел я давешнего посла. — Как твое имя?
— Холайе, — ответил он, но, заметив, что я хмурюсь, тут же исправился. — Холайе, господин.
— То-то же! Ты назначаешься архонтом этого острова, Холайе, — я жестом приказал ему встать. — Ты выплатишь ту дань, что я назвал, и тогда я пощажу этих людей.
— Спасибо, спасибо, господин, — униженно кланялся старик. — Всех богов молить будем за вас. Мы недавно царевича Ликаона обратно в Трою отослали. Его Ахиллес пленил и нашим купцам продал.
— Выкуп получили за него, — понимающе усмехнулся я, и старик опустил голову, пряча глаза. Прогнуться не вышло.
Да, Лемнос хорошо заработал на чужом несчастье. Впрочем, на Ликаона мне было плевать. Сын наложницы, каких у Париамы без счета. Я его и видел-то пару раз. Холайе просто пытался меня задобрить.
— Это еще не все, — продолжил я. — Вы больше не торгуете с теми ахейцами, что пришли в Вилусу. Если узнаю об этом, вам конец. Понял?
— Да, господин, — пугливо посмотрел он на меня.
— А если понял, — я смерил его ледяным взглядом, — то я возьму десять заложников из самых знатных семей. Они поедут на Сифнос. А из твоей семьи возьму двоих. И все горожане принесут мне присягу именем богов, в которых верят.
— За-заложники? — поморгал тот в растерянности. — Какие еще заложники? Зачем заложники?
— Затем, что если вы нарушите данную клятву, — пояснил я, — то они умрут на кресте, проклиная своих отцов.
— Великие боги, — прошептал старик. — За что ты караешь нас?
— А ведь вы могли не доводить до этого, — укоризненно посмотрел на него я и повернулся к людям, которые вслушивались в каждое слово. — Разве я обманул вас? Я сказал, что возьму город, и я его взял. А вот теперь я клянусь вам именем бога Поседао, которого почитаю! Если вы преступите данную клятву, то я сотру этот город с лица земли, а всех, кто живет в нем, убью или сделаю рабами. Я населю Лемнос своими слугами, а ваши земли и скот отберу и отдам им. Расскажите это тем, кто сейчас прячется в горах. Остров большой, вам понадобится время. Но я не спешу.
— Да, господин! Клянемся, господин! — раздались испуганные голоса, преимущественно женские. — Не трогайте нас! Мы все исполним, что велите.
— Весной сюда приедет мой писец, Холайе, — повернулся я к своему новоявленному чиновнику. — Он пересчитает людей, которые здесь живут, их скот, количество олив и пахотной земли, и все рыбацкие лодки. Я установлю справедливую дань, и вы будете ее платить после каждого урожая.
— А? Чего? — старик застыл с дурацким выражением лица.
Он так и не понял, кого я пришлю и, главное, зачем. Ведь на этом острове ни один человек не умеет ни читать, ни писать, а дюжина дюжин для них — это абстрактное понятие, означающее бесконечное множество.
— Дикое время! Дикие люди! — сплюнул я и пошел к кораблям. — Ну вот, скажите на милость, какая тут может быть цивилизация? Как спасти этот проклятый мир? Вот ведь угораздило меня именно в это время провалиться. И почему не на пятьсот лет позже? Тьфу!
— Куда сейчас, государь? — спросил Абарис. — Может, наведаемся на Лесбос? Остров огромный, и там правит несколько басилеев. Я думаю, нам нужна еда.
— Лесбос? — задумался я. — А давай. Время пока терпит.
Сколько там ахейцы с троянцами воевали? Десять лет? Вранье, конечно, но я должен успеть. И хотелось бы вернуться домой до того, как море закроют зимние шторма.
Глава 15
Две недели спустя. Окрестности Трои.
— Корабли горят! Корабли! Еле отбили троянцев!
Патрокл ворвался в шатер, где Ахиллес бездумно валялся уже не первую неделю, понапрасну изводя зерно и мясо. Он наотрез отказывался биться, а ведь положение данайского войска ухудшалось с каждым днем. Подвоз еды с Лемноса прекратился, отряды, шедшие за продовольствием, били нещадно какие-то мальчишки-лучники, скачущие верхом на лошадях, и совсем скоро в лагере наступит голод. Войска под командованием Гектора и Деифоба регулярно выходили из города, отбрасывали ахейцев от ворот и преспокойно возвращались под защиту укреплений. А вот сегодня они уже дошли до кораблей, сумев поджечь десяток из них, а потом обложили частокол лагеря, едва не взяв его штурмом.
— Ну, чего ты молчишь? — заорал на своего друга Патрокл. — Так и будешь лежать?
— Так и буду, — Ахиллес повернулся на другой бок. — Я за эту сволочь воевать не собираюсь. И тебе не советую, друг мой. Наши ведь корабли не горят. Еда есть, добыча есть, рабынь наловили. Не о чем беспокоиться! Если совсем плохо станет, корабли в воду столкнем и пойдем домой. А по дороге еще добычи возьмем. Ты-то чего суетишься?
— Воины без тебя идти в бой отказываются, — замялся Патрокл, которому повоевать хотелось отчаянно. — Говорят, не будет удачи, если вождя нет.
— Правильно говорят, — зевнул Ахиллес и крикнул. — Форбанта!
В шатер зашла рабыня, взятая на Лесбосе, и встала молча, сложив руки и опустив глаза вниз. Легкий хитон не мог скрыть пышных форм и гибкого стана, но до отнятой у него Гипподамии, дочери Бриса из города Лирнесс, этой девушке было как до неба. Ахиллес разорил родной город своей ненаглядной, убил ее отца и мужа, но собирался привезти Брисеиду домой, во Фтию, и сделать своей женой. Он не видел в этой ситуации ни малейшего противоречия.
— Раздевайся и ложись, — показал Ахиллес на расстеленные на земле шкуры, и рабыня равнодушно стянула через голову хитон, переступила через него и опустилась на ложе. Ее смазливое личико напоминало сейчас бесстрастную маску. Она не станет плакать и сопротивляться, ведь ей несказанно повезло. Она ублажает господина, а не десяток воинов подряд, как ее товарки в лагере.
— А ты, Патрокл, — продолжил Ахиллес, — иди, Ифиду свою приласкай. Я тебе такую бабу подарил, а ты все о битвах думаешь.
Патрокл вышел из шатра, оглянулся по сторонам и, увидев нужного человека, виновато развел руками. Одиссей, стоявший неподалеку, молча кивнул и пошел в сторону стоянки микенцев, где его уже ждали. Ахейский лагерь шумел и волновался, напоминая ворчащего дикого зверя. Голодные воины злобились, и огромное множество костров, около которых ночевали копьеносцы и лучники, ночью казалось царям тысячеглазым зверем, который вот-вот набросится на них, если не утолить его алчность. Они ведь пришли грабить, а не умирать. Воины со слезой вспоминали первые дни осады, когда сюда со всех сторон текла добыча и толпы красивых рабынь. Вот уже недели две, как с Лемноса нет ни одного корабля. Хоть свой посылай.
Одиссей шел по загаженному песку, перемешанному тысячами босых ног, ловко огибая костры, вокруг которых вповалку лежали воины. Плохо дело, — острый глаз пирата, отличавшего парус от морской волны за сотни стадий, тут же уцепился за перемены. Один костер — это восемь-девять воинов. Так и было поначалу. А вот теперь у каждого костра сидит не больше семи человек, из которых двое непременно ранены. Кое-кто кашляет надсадно, простудившись на холодном ветру. А вот это кострище не зажигали давно. И вот это тоже. Некому его стало зажигать. Те, кто сидел около них, или в земле уже лежат, или вознеслись к богам в пламени погребального костра, как это принято у племен севера.