[37]. Наверное, потомки намудрили.
Я пустил Буяна легкой рысью, огибая караван по широкой дуге. Там, где не было лучников, подъезжал и бил почти в упор, целя в ноги. Посмотрим, как они дальше пойдут, отягощенные ранеными. А вот этот пращой взмахнул. Ну его на фиг. От такого и шлем не спасет.
— Трен-нь! — стрела ударила пращника в грудь, и он упал, раскинув руки.
Я трусил вдоль каравана, не приближаясь без необходимости, и если видел место, которое защищали одни копейщики, давал шенкеля, подъезжал вплотную и бил в упор. Выглядело это все форменным издевательством, потому что сделать они мне не могли ровным счетом ничего. Я их просто расстреливал, как в тире. Лучников и пращников в караване было немного, человек пятьдесят, и они либо бежали в мою сторону сломя голову, либо в бессильной злобе стреляли издалека. Растянувшийся на тысячи шагов караван защитить почти невозможно, и наемники поняли это быстро, начав сгонять ослов в кучу, ощетинившуюся копьями. Они явно думали, что вот-вот подойдет основное войско, раз я такой отважный. Им и в голову не могло прийти, что я тут в одиночку воюю. Этим парням подобный уровень слабоумия незнаком. Еще одна стрела чиркнула на излете по шлему, а вторая ударила в попону, увязнув в войлоке. Бедняжка Буян. Хоть и нежарко сейчас, но под плотной тканью душно, как в бане. Несколько камней пролетело в паре шагов, и я отъехал подальше, от греха. Впрочем, они тоже двигаться не могли. В этом случае караван вновь растянется на пару километров, и прикрыть его у них не выйдет никак. Наступила ситуация, именуемая в шахматах патом. Если близко подъеду я, наемники забросают меня камнями. А вот когда тронутся в путь они, я найду щель в охране и просто перестреляю с полсотни ослов. Ослов наемникам было жалко до ужаса, а потому вскоре нашелся компромисс.
— Эй ты! Переговоры! — заорал какой-то воин в бронзовом панцире. Что-то рожа его, перечеркнутая шрамом, мне знакома. Да ладно! Неужели?
— Мы не воюем с царями! — орал тот. — Мы просто идем домой! Угомонись! И своим скажи, что мы с миром идем!
— Гелон, это ты, что ли? — крикнул я.
— Ну да! — растерялся он. — Гелон я. А ты откуда мое имя знаешь?
— Я с Тимофеем, племянником твоим, гостеприимец, — ответил я.
— Ну, племянник! Ну, шустёр! — растерянно закрутил головой Гелон. — И тут подсуетился. Он мне рассказывал, что какого-то парня из Дардана накормил. Так это ты, что ли?
— Это я! — качнул я шлемом.
— Опустили оружие, олухи! — заорал Гелон. — Тетиву с луков снять! Камни на землю бросить! На землю, я сказал! Это гостеприимец наш!
— Хорош гостеприимец! — заворчали наемники, злобно зыркая исподлобья. — Полтора десятка наших подстрелил.
— Совесть имейте! — укоризненно посмотрел я на них. — Я же вас жалел как мог. Всего одного только и убил, а стрел у меня шесть дюжин.
Наемники посмотрели с тупым недоумением, но разошлись, ворча себе под нос что-то не слишком для меня приятное.
— Слушай, парень! — спросил вдруг Гелон с каким-то детским любопытством, что на его суровой роже смотрелось даже немного комично. — Ты из племени кентавров, что ли? Я слышал, что они живут где-то на севере, но всегда думал, что это брехня.
— Долгий разговор, — махнул я рукой. — Скажи своим, чтобы лагерь разбивали. Дальше вам нельзя. Скоро сюда царевич Гектор с тремя сотнями колесниц подойдет, он от вас мокрого места не оставит.
Я приврал, конечно, существенно превысив ударные возможности троянских вооруженных сил, но и такой расклад для пешей команды обычно становился фатальным. Знатные воины на колесницах рвут полуобученную пехоту в клочья, а подошедшие щитоносцы добивают разбойников и развешивают их вдоль дороги на крестах. Тут такой способ наглядной агитации практикуется с незапамятных времен, мы его у более цивилизованных вавилонян подсмотрели.
Только вот эти совсем не похожи на деревенщину, которая разбежится от одного вида несущихся колесниц. Лучники изранят коней, а потом в общей свалке погибнет немало наших. Так что, разбить этих наемников, конечно, можно, да только нелегко такая победа дастся. Кровью умоемся, уж очень их много. На целую армию тянут, а не на обычную шайку.
— Отойдем-ка, Гелон, — сказал я. — Переговорить надо.
— Лагерь ставь! — заревел Гелон, который по достоинству оценил свои перспективы. — Тут ночуем.
Наш разговор изрядно затянулся, и в конце его, когда все окончательно прояснилось, я сделал командиру наемников предложение из разряда тех, от которых сложно отказаться. Как выразился бы племянник моей бывшей жены, дважды посетивший с незапланированным визитом окрестности солнечного Магадана, я погнал лютую жуть, пребывая в робкой надежде, что такой способ ведения переговоров здесь пока в новинку.
— В общем так, Гелон, — сказал я. — Если мы не договоримся прямо сейчас, вы сгниете на этой дороге, а весь ваш товар перейдет в закрома царя Париамы. Купцы много про вас наговорили. Тут уже все считают, что каждый твой осел по таланту золота везет. Да и злы на вас люди. Вы немало крови пролили по дороге.
— Что ты предлагаешь? — зло засопел Гелон.
— Я зять царя, и я могу спасти ваши задницы. Взамен я хочу себе то железо, что вы выплавите, мастера вместе с инструментами, десять рабов на выбор и кое-какую службу для царя Париамы, — ответил я. — Служба простая, как раз по твоей части. Вы там еще и заработаете неплохо. Если ты ее сослужишь, то обещаю, что вы продадите добычу по хорошей цене, а потом купите корабли, на которых уйдете искать себе новую землю. А всю твою бронзу перельют в оружие. Ты получишь его прямо перед отплытием.
И я изложил ему свой немудреный план, который родился прямо здесь, за мехом вина и черствой лепешкой.
— Согласен, — решительно кивнул Гелон и протянул руку.
— Тогда жди меня здесь, — встал я и положил ладонь на холку Буяна. — Я вернусь с добрыми вестями. Клянусь тебе Апалиунасом, покровителем страны Вилуса.
— Клянусь Атаной и богом Диво, что ни единого стебля не трону в этой земле, — ответил Гелон. — Мы ждем семь дней. После этого наше соглашение расторгается. Мне будет нужно кормить своих людей.
— Вот и славно, — ответил я и вскочил на коня.
Итак, я сумел уболтать одну высокую договаривающуюся сторону, осталось уболтать вторую. Челночная дипломатия Бронзового века в действии. Если Приам согласится с моим планом, я получу источник железной руды и умелого мастера. Если не уговорю, тогда просто поучаствую в разделе добычи. Эти парни немало награбили по дороге. Нет, положительно, этот день был хорош, и только сущая мелочь портит мне настроение: я хочу трусы, сапоги и нормальные штаны. Ездить на коне без всего этого — просто пытка какая-то. Нет, местный гардероб не устраивает меня категорически.
Глава 14
Заседание шло в узком составе: Приам, Гектор и я. Небольшие покои, откуда выгнали всех, даже рабов, были не так помпезны, как мегарон, тронный зал. Обычная комнатка, в центре которой стоял резной столик, уставленный вином и закусками, к которым, впрочем, никто из нас не притронулся. Две бронзовых лампы в углах горели, освещая полумрак комнаты, в которую свет попадает через крошечное окошко под потолком. Ну и духота здесь!
— Так сколько, ты говоришь, их там? — Приам смотрел на меня расширенными глазами, а Гектор и вовсе молчал, переваривая услышанное.
— Не то четыре, не то пять сотен. Скорее, пять, — терпеливо повторил я и откинулся на изогнутую спинку кресла. Они тут, кстати, на редкость удобные, изогнутые под поясницу живого человека.
— Это те самые наемники, что разграбили Хаттусу? — на всякий случай уточнил царь. — И ты вступил с ними в битву и сразил полтора десятка воинов? А потом они запросили мира и захотели с тобой договориться?
— Да, — я решил быть сегодня скромным и лаконичным.
— И они сейчас ждут твоего возвращения? — спросил царь в который раз.
— Да, — снова ответил я. — Я договорился с Гелоном, их вожаком. Он поклялся своими богами, что будет ждать неделю и до этого времени не тронет в твоей земле даже колоса. Я прошу, великий царь, принять их клятвы и выкупить по честной цене их добычу и рабов.
— И зачем бы мне это было нужно? — сощурился Приам, который смотрел на меня с каким-то зоологическим интересом. По-моему, в этот момент он проклинал тот день, когда решил отдать за меня свою дочь.
— Они поплывут на юг, — ответил я, — а по пути ограбят Милаванду, острова Кос и Родос. Ты хотел отомстить царю Аххиявы, так можем начать прямо сейчас. Если Агамемнон не сможет защитить своих людей от нападения, он будет унижен. А он не сможет, я тебя уверяю. Он для этого слишком далеко, а эти парни потом пойдут в Ханаан. Там ахейцы их просто не достанут.
— Хм… — Приам задумался.
Перспектива немного повоевать и потерять при этом добрую сотню воинов меркла перед возможностью разжечь огонь во владениях микенского ванакса. Да, у наемников можно отобрать добычу, да только взять ее придется большой кровью. Это понимал даже Гектор, который сидел рядом со мной и морщил лоб в умственном усилии.
— Много людей потеряем, отец, — высказался, наконец, он, и это решило дело.
— Да будет так! — хлопнул в ладоши Приам. — Я клянусь Апалиунасом и Тешубом, что не трону этих людей, если они будут вести себя мирно в моих землях. Им продадут зерно и корабли, а их добычу выкупят по честной цене.
— Разреши удалиться, великий царь? — спросил я.
— Иди, зятек, иди. Не стоит терять времени, — ласково ответил Приам.
А у самого глаза такие добрые-добрые. Такие добрые, что просто мороз по коже. Пойду-ка я отсюда поскорее. Валить надо из этого гадюшника. Домой хочу, в Дардан, у меня уже есть все, что нужно. Я взял со стола лепешку, положил на нее истекающий соком кусок жареной оленины, завернул ее конвертом и пошел к выходу.
— Целый день ничего не ел, — с виноватым видом произнес я. — И сейчас опять в дорогу. Я голодный как волк, великий царь! Прости мои дурные манеры.