— Не говори подобных вещей! — предостерегла его Лаодика. — Я не хочу слышать подобные разговоры.
Ксандер увидел, что царевич посмотрел на Андромаху.
— Не прогуляешься со мной по берегу? Я бы очень хотел поговорить с тобой о некоторых вещах.
— Если это не сочтут недостойным поведением, — улыбнулась Андромаха, поднимаясь на ноги.
Ксандер наблюдал за ними. Лаодика не поднимала глаз.
— Хотите, я принесу что-нибудь попить? — спросил ее мальчик.
— Нет. Я не хочу пить. — Она посмотрела на Аргуриоса. — Он очень худой, цвет лица у него не очень хороший. Может, тебе принести ему фруктовый нектар. Мама говорит, что он полезен для крови. Аргуриос — очень горячий мужчина, правда? — добавила она. — Он ужасно рисковал, разозлив Диоса. Знаешь, Диос умеет обращаться с мечом.
— Он… щенок, — сказал Аргуриос, с трудом садясь. — И вы правы. Я слишком тощий.
— Я не хотела вас обидеть, — смутилась Лаодика. — Думала, что вы спали.
— Вы меня не обидели. И эти дни… я не могу спать, лежа. Мне легче дышится прямо. — Аргуриос посмотрел на Ксандера. — Не плохо было бы выпить нектара, — сказал он.
Ксандер побежал к столам с едой и принес кубок с густым золотым соком, протянул его воину, который жадно напился.
— Ты — хороший парень, — сказал он, поставив пустой кубок на песок. — Меня удивляет, почему у меня никогда… не было личных рабов.
— Я не твой раб, — заметил Ксандер.
Аргуриос подумал немного.
— Я не правильно выразился, парень. Конечно, ты… не раб. Ты — мой друг. Это… много значит для меня.
— Почему у тебя никогда не было личных слуг? — спросила Лаодика. — Разве ты не известный герой в своей стране?
— Никогда… не хотел их иметь. Я всегда… был воином. У меня был оруженосец. Прекрасный юноша. Но он умер в Фессалии.
— А дома?
Он покачал головой.
— Мой отец был небогат. Я купил имения с рабами. По большей части я предоставлял их самим себе. — Его выражение лица потемнело. — Но это больше не мои земли. Я — изгнанник. Вне закона. — Микенец посмотрел на море. — Думаю… я еще поплаваю. — Поднявшись на ноги, он спустился к воде и снял свою полинявшую тунику.
— Странный человек, — заметила Лаодика.
— Он назвал меня своим другом, — радостно воскликнул Ксандер.
— И ты должен этим гордиться. Такой человек не так легко предлагает свою дружбу.
XXIV Предупреждение
Андромаха наслаждалась прогулкой с Агатоном, который чем-то напоминал Одиссея. Она улыбнулась при этой мысли. Одиссей был некрасивым старым волшебником, ему бы понравилось сравнение с троянским царевичем. Сходство было не во внешности, а в манере общения, которая располагала к доверительности. Андромаха слушала, как Агатон рассказывал о своей любви к городу, и чувствовала искреннюю симпатию к юноше. Путь им преградил горный выступ. Тучи сгущались, и небо становилось все мрачнее. Наконец, он замолчал и посмотрел на море.
— Мы собираемся говорить о деле, близком вашему сердцу? — спросила она его.
Он усмехнулся.
— Да. У вас острый, как меч, ум.
— Я проницательна. Почему некоторых людей это пугает?
— Я не могу ответить на этот вопрос, хотя знаю, что это правда. — Он замолчал, их взгляды встретились. — Я хотел поговорить о Гекторе. Новости не такие хорошие, как я это преподнес Лаодике. Она — хорошая девочка, но слишком обожает нашего брата, и я не хотел ее тревожить. По нашим сведениям, Гектор возглавил дерзкую атаку на фланг египтян. Он преуспел, но последний раз видели, как он прорубает себе путь в центр вражеского войска. Хетты были вынуждены отступить. Гектор не вернулся в лагерь, как сделали некоторые всадники. Говорят, Гектору с пятьюдесятью воинами отрезали путь к отступлению в глухом овраге, на них напал большой отряд египтян.
— Ты думаешь, он погиб?
— Надеюсь, нет. Я молюсь об этом! Гектор — мой сводный брат и самый большой друг. Но даже больше, чем это. Гектор — это сердце Трои. Если он проиграет там, здесь наступит хаос. Можешь себе представить? Наследники соперничают за власть? У нас начнется гражданская война.
— Я не понимаю почему, — сказала Андромаха. — Приам — сильный царь.
— О, он силен, — согласился Агатон, — но его ненавидят. Немногих из своих сыновей он не третировал или публично не опозорил. Но и среди братьев есть вражда. Глубокие разногласия и даже ненависть. Один Гектор держит нас вместе. Во-первых, потому что мы все его любим. — Агатон широко улыбнулся. — Во-вторых, он убил бы любого, кто выступил бы против отца.
— Мне, как чужестранке, все это удивительно слышать, — сказала Андромаха, — но как это касается невесты Гектора? Если он умрет, я вернусь на Теру и буду с моими друзьями.
— Надеюсь, ты выберешь другую дорогу, — сказал он.
— Почему?
— Я тоже не женат, Андромаха. И в свои двадцать восемь лет я никогда не видел женщину, которая возбуждала бы во мне такую страсть, как ты. Поэтому — если в твоем сердце нет никого другого — я бы попросил тебя рассматривать меня как претендента на твою руку.
Андромаха улыбнулась.
— Что это за странный город, Агатон. Женщине неприлично плавать с мужчиной, а мужчина может добиваться невесты брата? Мне понадобится время, чтобы выучить эти правила.
Он вздохнул.
— Точный удар, Андромаха. Но подумай о том, что я тебе сказал. Если до нас дойдут новости о смерти Гектора, я буду просить у моего отца твоей руки.
Прежде чем она смогла что-то ответить, к ним подбежал молодой воин.
— Царь зовет вас к себе, господин, — сказал он Агатону.
— Я должен идти. Подумай о том, что я сказал.
— О, я подумаю, — уверила она его, смотря ему в след. У царевича была хорошая походка, но, глядя на него, она представляла другого молодого юношу с темными волосами и скрытой страстью, сверкающей у него в глазах… «если твое сердце не занято другим…»
Она снова подумала о ночи в бухте Голубых Сов и о юноше с золотого корабля, который вышел из толпы. Вспомнила следующее утро, когда он стоял, убитый горем, с отрезанной головой друга в руках. Но еще приятней ей было вспоминать его руки, объятия в покоях Гекубы. «О, — прошептала девушка, глядя на голубые воды бухты. — Гектор умер, пусть за мной приплывет золотой корабль».
Для Геликаона первые несколько недель после нападения на Питрос были трудными и изнурительными. На смену привычного доверительного общения с окружающими настороженность, отдававшая страхом. Он больше не был Царевичем моря, купцом и человеком из народа. Он стал Геликаоном-Сжигателем, безжалостным мстителем. Слуги опускали глаза, когда он проходил мимо. Даже люди, которых он знал много лет, такие, как Ониакус и старый полководец Павзаний, взвешивали свои слова, боясь вызвать его гнев или недовольство.
Внутри крепости царила опасная и напряженная атмосфера, а снаружи бушевали зимние бури. Молния освещала небо, раздавались раскаты грома. Повсюду были беспорядки. Убийство юного царя вызвало чувство тревоги и страха среди придворных.
Народ Дардании составляли выходцы из разных народов и культур: эмигранты из Фракии заселили северное побережье; фригийцы, мисианцы и лидианцы жили в маленьких общинах в центральной части, на востоке от столицы. Торговцы — египтяне, амориты и ассирийцы — основали поселения на юге, рядом с Троей. Даже в лучшие времена — хороших урожаев и процветающей торговли — отношения между разными этническими группами были сложные, и случались споры. После смерти Диомеда отношения обострились. На небольшое поселение микенских изгнанников было совершено нападение, рассвирепевшая толпа зарубила пятерых человек. Во фригийской общине начался бунт из-за кражи овцы. Две женщины из мисианского форта заявили, что их изнасиловали хеттские торговцы. Мисианцы решили отомстить и убили семерых человек.
Полки дарданцев рыскали по холмам и долинам, вдоль незащищенного побережья, надеясь восстановить порядок. Во время этого хаоса появились банды бродячих наемников, которые нападали на далекие деревни и торговые караваны. Ситуация осложнялась законами, созданными отцом Геликаона, Анхисом, по которому все дарданские земли принадлежат царю, и люди, которые построили дома, имения или торговые поселения, были просто нанимателями. Налоги были непомерными — половина всего урожая, продукции или торговой прибыли. За это, было известно Геликаону, люди должны соблюдать два правила. Во-первых, царь и его стражи должны защищать честных людей от бандитов и грабителей, во-вторых, несоблюдение царских законов приведет к быстрому и ужасному наказанию.
Вера людей пошатнулась после нападения на крепость. Если воины не смогли защитить Диомеда и царицу Халисию, как они могли обеспечить безопасность своего народа? Страх перед правителем, внушаемый людям Анхисом, уменьшился благодаря лояльности царицы Халисии и ее полководца Павзания.
Геликаон созвал собрание лидеров поселений, пригласив их в крепость. Они были обеспокоены и встревожены, собравшись в огромном тронном зале в окружении холодных статуй воинственных царей Дардании. Перед встречей Павзаний настаивал на примирении. «Они — хорошие люди, мой царь, — говорил он Геликаону. — Они испуганы, и все». Счастливчику нравился стареющий полководец. Этот человек бесстрашно вел себя в битве и верно служил царице Халисии.
— То, что ты говоришь, Павзаний, правда, — сказал он, когда они стояли на широком балконе царских покоев, выходящим прямо на море. — Но ответь мне на один вопрос. Когда ты готовишься к битве, ты думаешь, остались ли у людей твоего врага дома дети? Хорошие ли они люди? Такая же у них сильная причина воевать, как у тебя?
— Нет, конечно, нет. Но эти люди не наши враги.
— И что?
Полководец выглядел смущенным. Он почесал свою красную бороду.
— Я… не знаю, о чем ты говоришь, государь.
— Мы близки к анархии, от сегодняшнего собрания зависит, объединятся ли эти люди или по всей стране начнутся мятежи, которые выльются в массовое восстание. Пойми это, Павзаний, — все царства выживают только благодаря щиту и мечу. Народ должен верить, что щит царя защитит их. Также им нужно быть уверенными в том, что, если они нарушат законы, тогда их поразит меч царя. Вера в щит была утрачена из-за нападения на крепость. Страх перед мечом тоже пропал. Кто же враг? У нас есть армия из пятисот человек. Если большинство не доверяет правителю и не боится его, то нас свергнут. Какой-нибудь главарь банды поднимет армию. Какая-нибудь страна пошлет в наши бухты корабли. Враг, Павзаний, сейчас собирается в тронном зале.