Я открыл было рот, чтобы возразить, но обнаружил, что, пока Синди-эсквайр выстраивал свою аргументацию, ловко перекидывая мосты от одного спорного тезиса к другому, оппонирующая сторона уже позабыла, что хотела сказать. В адвокатском таланте Синди не откажешь. Этот человек кому хочешь объяснит, что белое – это черное, а черное – белое. Ведь он только что окольными путями обосновывал совершенно дикое утверждение, что для ангольца португальский язык – не родной, даже если он не знает никакого другого! Сказать очевидную чушь, но преподнести ее так, чтобы присяжные призадумались. Талант.
И вот уже я чешу репу: может, не совсем чушь? Вспоминаю: когда мы только приехали в Чикаго, я наблюдался у школьного психолога мистера Бьюсила. Не то чтобы я дал для этого повод или обратился к козлобородому Бьюсилу за помощью. Нет, психолог сам заинтересовался новичком – по-видимому, просто потому, что до этого у них в школе никогда не было русских. Душевное благополучие мальчика-иммигранта всерьез волновало Бьюсила, и он как мог старался помочь. Однажды утром он пригласил меня к себе в кабинет и со всей торжественностью сообщил: «Я нашел тебе друга. Он, как и ты, русский». «Русского» друга звали Гуннар Сото. Его мать и вправду была русской, отец – аргентинцем. При этом родился он в Швеции, а в Америку попал примерно тогда же, когда и я. Этот Гуннар был поистине уникален: чуть-чуть говорил по-русски, чуть-чуть – по-испански, по-английски, по-шведски… И ни одним из этих языков не владел хоть сколько-нибудь прилично. Надо ли говорить, что дружбы у нас с ним не получилось? Я так и сказал участливому Бьюсилу: мы не смогли найти общий язык. Теперь я вспомнил эту давнюю историю как пример того, что у человека может не быть родного языка. Бывает и такое. Но, разумеется, к той ахинее, которую нес Синди, история бедного Гуннара не имела ни малейшего отношения.
– Видите ли, Дэмиен, – продолжал тем временем Синди, войдя в азарт, – нам, западным людям, ратующим за равенство и братство всех народов Земли, нравится думать, что люди на другом конце света мыслят так же, как мы. Но «равны» не означает «одинаковы». Если вам кажется, что африканец оперирует теми же понятиями, что и мы с вами, значит, вы недостаточно общались с африканцами. Пообщайтесь с теми, кто живет в Казенге или Пренде. Для них самый важный конфликт в современном мире – это борьба между святым Антонием и злыми духами. У них другая картина мира. Спросите у них, чем была вызвана эпидемия в 2006 году? Они вам расскажут, что одна женщина в муссеке обронила бумажник, а ее соседка подобрала и спрятала. Та, что обронила, ходила по муссеку и просила, чтобы ей вернули деньги, но никто не откликнулся. Тогда она наслала специальное проклятие на того, кто украл деньги, и на всех, кто соприкасался с этим человеком, кормил его, одевал, а заодно на всех, кто придет к нему на похороны, и на всех, к кому перейдут украденные деньги после смерти вора. Есть у них такое огульное проклятие. Забыл, как называется. Кажется, жимбамби или что-то вроде того. Оно сбывается, когда меняется погода. Ну так вот, потерпевшая наслала проклятие. И как только начался сезон дождей, воровка сильно захворала и умерла в течение недели. А вслед за ней – вся ее семья и соседи. Те, кто остался, стали избавляться от проклятых денег, раздавали их детям на улице, те брали и тоже умирали. Более того, это жимбамби – настолько мощное проклятие, что рано или поздно поражает того, кто его наслал. Поэтому та, что потеряла бумажник, тоже умерла. И те, кто имел с ней дело, – тоже. Вот вам и эпидемия 2006 года. А холерная палочка вовсе ни при чем. И поди поспорь. Почему рухнуло здание рынка Шамаву?[138] Для этого тоже есть какое-то стройное объяснение из области эзотерики. И для всего остального – тоже. Скажу вам по секрету: половина чиновников и начальников из «Сонангола», с которыми мы имеем дело, тоже верят во всю эту чертовщину. Вам-то они в этом никогда не признаются, но уж вы мне поверьте…
Я снова не нашелся что ответить. В то, что толстосумы из «Сонангола» бегают к колдунам, я как раз охотно верю. Вспомнилась телепрограмма, где обсуждали тала, таинственную болезнь духа, которую могут вылечить только кимбандейруш[139]. Заклинания, приворотные зелья, дурной глаз. Магические предметы, принадлежности для колдовства, которое в Анголе всегда рядом. Оно, колдовство, так же соприродно ангольской душе, как музыка. Говорят, в советской Луанде всех партийных бонз окормлял один и тот же шаман; он жил в новой вилле, окруженной трехметровым забором, посреди одного из муссеков. Бедняк ты или богач, МПЛА или УНИТА, без надежного колдуна тебе не обойтись. Ведьмаки, ворожеи, черная курица. Все это одновременно и смешит, и пугает. Другая картина мира, безусловно. И все же, все же…
Возможно, Синди где-то и прав, говоря о культурных различиях в вопросах правосудия. Но в истории Кималауэзо мне как раз видится квинтэссенция той юриспруденции, которой меня учили в Америке. Вот чем меня поразила эта сказка. Она напоминает бородатый анекдот, в котором молодой адвокат приходит к отцу, старому адвокату, с радостным известием: «Отец! Я выиграл дело, которое ты вел двадцать лет!» «Идиот! – взрывается старик. – Благодаря этому делу наша семья двадцать лет жила безбедно!» Адвокат – он и в Африке адвокат. И, разумеется, Синди, что бы он там ни говорил, тоже приходила в голову мысль о забавном сходстве между заседанием суда у него на родине и собранием макотов под ветвями мулембы. Недаром он в шутку называет нашу работу «мака». На луандском сленге это слово означает «проблемы», но исконное значение было другим: maka – переговоры, деревенское судопроизводство, которым занимались старейшины в арлекиновых колпаках. Еще одно значение maka – быль. В народном творчестве амбунду так назывались истории о том, что было на самом деле, – по контрасту с миссоссу (сказки, небывальщина). Никаких миссоссу, только мака. Синди любит вставлять эти словечки, кимбундизмы, особенно в общении с местными чиновниками. Мака, кизангу, кибету, казукута[140]. Заменяет ими юридические термины, использует в качестве эвфемизмов. Казалось бы, пошлее не придумать, но ангольские партнеры смеются своим заразительным африканским смехом – то ли притворяются, то ли и вправду находят выкрутасы англичанина остроумными и вовсе не оскорбительными. Нет, все-таки притворяются.
«Ну что, Дэмиен, займемся нашими мака?» Контрактное обеспечение, посредничество, вся эта челночная дипломатия. С одной стороны – инвесторы в Лондоне, с другой – здешние правительственные чиновники, менеджеры по управлению активами, аудиторы, трейдеры и, конечно, юристы, чья задача – находить лазейки и офшорные гавани, а также регуляторы в этих гаванях, чье дело – не мешать. Вот они, мака корпоративного юриста в Луанде. Бывают и остросюжетные моменты. Соседний офис занимает американская компания, чье название – пугающе длинная аббревиатура, а описание – нещадное нагромождение скучных слов. «Урбанистическое планирование с использованием социально прогрессивных бизнес-моделей». На самом деле все предельно просто: часть прибыли компании выплачивается инвесторам, остальное идет на строительство доступного жилья для семей с низким достатком. Эта «социально прогрессивная бизнес-модель» прекрасно работала в Намибии, должна сработать и здесь. Но однажды утром в их офис врываются люди в хаки с «калашами» наперевес, требуют освободить помещение. Во главе этой ударной бригады – некто по имени генерал Тавареш. Так он представился. Товарищ Тавареш тычет бумаги, из которых следует, что вчера имущественный акт был переписан на его дочь и теперь это помещение принадлежит ей. «Выметайтесь или подписывайте новый договор с сеньорой Тавареш». Если что, новый договор уже готов, вот он тут. За последние сутки стоимость аренды помещения выросла ровно в пять раз. Американская компания с длинным названием подает на генерала в суд. Ангольский суд решает дело в пользу социально прогрессивных градостроителей. Но Тавареш не так уж прост: дочь уже успела переписать все на его имя, а он, будучи военным, не подчиняется решениям гражданского суда. Дело передают в военный суд, там с решением не торопятся. Процесс грозит затянуться, как в истории Кималауэзо. Тогда компания обращается в Международный валютный фонд. Им известно, что в настоящий момент правительство Анголы ждет от МВФ ссуды на четыре с половиной миллиарда долларов. Они просят приостановить перевод этих денег до тех пор, пока ангольские власти не приструнят рэкетира Тавареша. И в конце концов с помощью МВФ и Конгресса США добиваются своего: им возвращают их офис.
Могло бы быть и хуже. Иностранных инвесторов, как правило, защищают арбитражные оговорки, и правительство всячески заинтересовано в том, чтобы иностранцы чувствовали себя защищенными, но на местах случается разное, никто не застрахован, особенно в разборках с генералами. У генералов дурная слава. Те, кто связан с Каса Милитар[141], могут прийти в любое государственное или частное учреждение и делать там все, что им заблагорассудится. Никто и не пикнет. За последние годы нескольких бизнесменов-экспатов убили, еще нескольких выгнали из страны. А уж жалобам и судебным искам, конфликтам между иностранными и ангольскими бизнесменами несть числа. Такие же Тавареши обвиняются в невыполнении обязательств, и судебное вмешательство не в помощь: в законодательстве всегда есть лазейки, специально для них придуманные. Все замешано на своячестве и устроено таким образом, что никогда нельзя провести границу между государственным и частным. Частные предприятия наделяются полномочиями, которыми в нормальной ситуации может обладать только государство. Принуждение к совершению сделки под угрозой насилия – в порядке вещей. При этом, если заглянуть в устройство этого частного сектора, волосы встают дыбом: у большинства компаний вообще нет никакой бухгалтерии, не бывает аудитов, нет совета директоров. Если бы они наняли иностранных консультантов, как это сделал в свое время «Сонангол», те могли бы помочь с системами управления, бюджетными инструментами или договоренностями о закупках. Но их помощь не принимается. Генерал Тавареш не понимает разницы между доходом и прибылью. Единственное, что он знает, – это диверсификация, и уж в этом ему нет равных. Он специалист широкого профиля. Портфель его компании может включать в себя, например, производство и продажу мороженого, газированные напитки, нефть, алмазы, недвижимость, гостиничный бизнес и мотоциклы. Все решает не отраслевая компетенция, а политический доступ. Генерал и политик в одном лице, он к тому же является крупным землевладельцем и строителем, причем строительство это не облагается налогом. По счастливому стечению обстоятельств муниципальный администратор – его брат. Когда-то, в разгар гражданской войны, такие, как он, сколотили свой капитал самым нехитрым способом, а именно через обмен валюты. Официальный валютный курс не имел никакого отношения к реальности или даже к тому курсу, который можно было найти у кингилаш